На следующее утро фор-марсовый окричал: «Прямо по курсу башня нового бастиона! «
Спустя несколько минут раздался новый крик:
— Парус прямо по курсу!
Вскоре с палубы «Леопольда Первого» можно было разглядеть пять парусников, лавировавших против ветра возле самого входа в устье Эльбы на большом расстоянии друг от друга. Карфангер разглядел в подзорную трубу флаги с лилиями на топах мачт. До сих пор конвойный фрегат шел только под малыми парусами: иначе неповоротливым и медлительным китобойцам было бы за ним не угнаться. Теперь Карфангер приказал поднять все паруса, и фрегат, вспенивая форштевнем воду, помчался навстречу противнику. Под напором ветра корабль сильно кренился, волны то и дело захлестывали его бак. Из темноты орудийных портов грозно глядели жерла пушек. Мачты, стеньги и реи гнулись и скрипели.
Все ближе французские корсары. Их корабли размерами уступали гамбургскому фрегату, однако вполне могли состязаться с ним в маневренности и мощи орудийного залпа. Самый крупный из пяти парусников нес не менее тридцати шести пушек. Карфангер внимательно следил за тем, как французы, лавируя длинными галсами, борются с ветром и течением.
Он задумал атаковать корсарские фрегаты поодиночке, чтобы не дать им объединить силы: в этом случае их перевес по корабельной артиллерии был бы подавляющим. Канониры «Леопольда» уже стояли возле пушек наготове; готлангеры раздували мехи горнов, в которых докрасна калили ядра. Такелажный мастер собрал своих подручных на главной палубе и давал им последние наставления:
— Ребята, не подкачайте! От вас зависит, насколько хорошо «Леопольд» сможет маневрировать.
— Ясно, мастер! — дружно гаркнули в ответ подручные.
Карфангер отдавал последние приказания своим офицерам, готовясь к предстоящему сражению:
— Таранить — только в самом крайнем случае! Фрегат должен оставаться боеспособным до тех пор, пока последний китобоец не войдет в устье Эльбы.
Тем временем два корсарских фрегата, описав широкую дугу, вышли на траверз «Леопольда Первого» и теперь неслись в фордевинд. Над круто выгнутыми парусами реяли белые флаги с золотыми лилиями Бурбонов. Из борта шедшего первым метнулся сноп пламени, облачко порохового дыма пронеслось вдоль корабля. Перед самым форштевнем конвойного фрегата ударилось об воду ядро, запрыгало, словно мячик, по поверхности и исчезло в волнах: французы требовали убрать паруса, спустить флаги и сдаться на милость победителей.
В следующий момент «Леопольд Первый» отвернул на несколько румбов.
Француз быстро приближался, пока еще не подозревая, что мчится навстречу гибели. Грянул бортовой залп гамбургского фрегата — и почти все ядра угодили точно в ватерлинию корсарского корабля. Его ответный залп пришелся в такелаж «Леопольда», крепкий бриз засвистел в продырявленных парусах, некоторые из них лопнули. Рвались тросы, хлопая, словно мушкетные выстрелы.
Французский фрегат тонул; но с противоположного борта уже подбирался другой. Настало время действовать такелажному мастеру и его подручным.
Словно кошки, карабкались они по вантам наверх, сплеснивали разорванные концы, рубили болтающиеся на ветру; рядом с ними хладнокровно и сноровисто работали матросы, менявшие порванные паруса на новые. Давно уже им не приходилось так быстро управляться, тем не менее, когда другой француз подошел на расстояние пушечного выстрела, такелаж был отремонтирован.
Новые залпы прогремели над волнующимся морем, раскаленные ядра вгрызались в дубовую обшивку фрегатов, поджигая дерево, сея смерть и разрушение. В зияющие пробоины со зловещим шипением устремлялась солоноватая вода. Град картечи хлестал по палубам «Леопольда Первого», сцепленные ядра в клочья рвали только что поставленные новые паруса.
Призывая на головы французов все кары небесные, такелажник с подручными вновь полезли на ванты. Они были еще на полпути, когда одно из ядер перебило брам-стеньгу; увлекая за собой парус и такелаж, она с треском и грохотом рухнула на бак.
— Руби концы!! — что было сил завопил такелажник. — Руби!!
Адмирал по-прежнему спокойно стоял на квартердеке, командовал сражением, изредка поглядывая в сторону китобойцев, которые, подняв малые паруса, устремились, было, в устье Эльбы, но три остальных французских фрегата помчались им наперерез.
— Идем на них! — коротко бросил Карфангер своему лейтенанту; тот приказал поворачивать. Оставив французский корабль, из орудийных портов которого уже валил черный дым, фрегат тяжело развернулся, уваливаясь под ветер. В этот момент у француза взорвались крюйт-камеры, столб пламени взметнулся к небу адская сила пороха разворотила палубу, и разбойничий фрегат вскоре скрылся под водой.
Со всей скоростью, какую только позволяли изорванные паруса, «Леопольд Первый» летел к каравану, настигая корсарские корабли. Поняв, что им не уклониться от схватки с конвойным фрегатом, французы оставили первоначальный замысел наброситься на беззащитный караван и повернули свои корабли против гамбургского флагмана.
Солнце перевалило зенит. Карфангер и его люди сражались уже несколько часов, и силы их были на исходе. Такелажник со своей командой все еще возился с фок-мачтой, приводя в порядок стоячий такелаж. Самый крупный из оставшихся тридцатишестипушечный французский фрегат попытался занять выгодную для атаки наветренную сторону и на несколько секунд повернулся к «Леопольду» своей широкой кормой. Залп пушек правого борта конвойного фрегата последовал незамедлительно; восемнадцатифунтовые ядра ударили прямо в кормовые окна француза, но он уже завершал маневр и через минуту открыл по гамбуржцам огонь из всех стволов левого борта. Карфангер мог ответить только залпами легких орудий с верхней батарейной палубы.
Подбежал такелажник и доложил, что фок-мачта в порядке. Карфангер приказал немедленно поворачивать, чтобы ударить по французу из орудий левого борта. Однако тот благоразумно решил прекратить схватку с «Леопольдом Первым», тем более что два других легких фрегата держались поодаль и явно не собирались искушать судьбу.
— Видать, им не по себе стало оттого, что мы отправили на дно двоих из ихней компании, — сказал Михель Шредер.
— Нам тоже досталось как следует, — отозвался Карфангер. — У меня такое чувство, будто с кораблем творится что-то неладное.
Словно услышав его слова, появился старший боцман в промокшей насквозь одежде и доложил, что фрегат получил три пробоины ниже ватерлинии и в трюме полно воды.
— Что вы предприняли? — спросил адмирал.
— Пробоины мы залатали, но воды в трюм попало столько, что помпы не успевают откачивать.
