Натан Ротшильд оказался в Лондоне в 1794 году. Ему было в то время 28 лет, он имел весьма ограниченный финансовый опыт, но страстно желал достичь успеха в этой стране. Изучив рынок, он понял, какую огромную выгоду можно извлечь из наполеоновских войн. Продолжая вести свои остальные дела, он предоставил британскому правительству кредит в сто тысяч фунтов и при содействии своего брата Джемса перевел эти деньги в Испанию для армии Веллингтона. Эта безупречно проведенная операция принесла ему не только вполне заслуженные большие комиссионные, но и благодарность Его Величества, поставившего Натана Ротшильда наравне с управляющим Английским банком.
Но по-настоящему большие деньги Натан Ротшильд сделал в 1815 году, когда с помощью семейной курьерской почты уже 20 июня узнал о поражении Наполеона под Ватерлоо.
Войдя на биржу, он со скорбным лицом прислонился к своей любимой колонне, чувствуя, что за ним пристально наблюдают сотни глаз: все знали, что Ротшильд первым получает важнейшие известия, и теперь напряженно следили за каждым его шагом. И когда с тем же скорбным лицом Натан Ротшильд начал продавать все свои консолиданты, на бирже началась истерика.
Вот как описывает происходившее в тот день Ален Монестье в своей книге «Легендарные миллионеры»:
«Невозможно описать ту панику, которая охватила всех вокруг. Подобно судороге разнесся слух, тут же превратившийся в уверенность: “Наполеон победил. Ротшильд уже знает – Наполеон победил!” Словно безумные, все стали избавляться любым способом от этих проклятых консолидантов, которые через несколько десятков минут не стоили уже ничего. Их продавали так, как кидают клочки бумаги в мусорную корзину, даже не подозревая, что те, кто покупал их… были агентами Ротшильда!»
На следующий день после этого обвального падения консолиданты резко взлетели в цене, и состояние Натана Ротшильда увеличилось на сотни тысяч фунтов.
Уже после этого Натан Ротшильд стал общепризнанным финансистом Священного союза и получил от британского правительства неслыханную доселе монополию на торговлю золотом и другими драгоценными металлами.
Его сын Лайонел-Натан Ротшильд оказался достойным продолжателем дела отца. Так же, как отец, он был близок к властным кругам Великобритании, считался близким другом премьер-министра Бенджамина Дизраэли и успешно совмещал продвижение своих интересов с интересами британской короны. Именно благодаря Лайонелу Ротшильду Англия в итоге получила контроль над Суэцким каналом.
«Дело сделано, – писал Дизраэли королеве после того, как Ротшильд согласился субсидировать покупку канала. – Четыре миллиона фунтов стерлингов. К тому же одним мановением руки. Есть только одна фирма, которая способна на такое, – Ротшильды. Они поступили замечательно, одолжив деньги под низкие проценты, и вся доля хедива теперь Ваша, Мадам».
И спустя сто лет после этого английская ветвь Ротшильдов процветала, заправляя и в торговле драгоценными металлами, и на валютном рынке, и в страховых фирмах, и в арбитраже.
Кстати, именно внуку Лайонеля-Натана Лайонелу-Уоттеру Ротшильду была адресована знаменитая декларация лорда Бальфура от 2 ноября 19 17 года, в которой правительство Его Величества соглашалось на «создание национального очага для еврейского народа в Палестине».
Не менее успешной была и деятельность Соломона Ротшильда в Вене. Став близким другом членов семейства Габсбургов и князя Меттерниха, он получил от них право улаживать все вопросы, связанные с контрибуциями и взаимными расчетами между европейскими державами, в соответствии с решениями конгрессов в Вене и Экс Ла-Шапель. Это, само собой, приносило ему немалые комиссионные. Самому Меттерниху он предоставил беспроцентный кредит в 900 000 гульденов, и именно в благодарность за это Меттерних одарил всех пятерых братьев титулом баронов. К своему баронскому титулу Ротшильды присоединили девиз, которому они и их потомки оставались верны всю жизнь: «Согласие. Честность. Трудолюбие».
Правда, несмотря на все усилия и на все связи Соломона Ротшильда, ему так и не удалось открыть настоящий банк в Вене.
Но самые главные для семьи Ротшильдов события происходили все-таки в Париже, куда в 1811 году с капиталом в миллион франков приехал Яков-Джемс Ротшильд. После наполеоновских войн казна Франции была пуста, и правительство Реставрации выпустило облигации государственного займа. Джемс Ротшильд получил право на откуп значительной части облигаций этого займа, предоставил французскому правительству кредит на крупную сумму, соответствующую определенному числу облигаций, а затем с огромной выгодой перепродал их частным лицам. После этого он финансировал строительство французской железной дороги, создавал страховые общества, ссужал деньги правительствам и монархам Европы, инициировал независимость Греции, создание Бельгийского королевства и объединение Италии. Джемс Ротшильд оставил после себя состояние в 2 миллиарда франков и трех сыновей, каждый из которых стал успешным банкиром и, в свою очередь, передал многомиллионное состояние своим детям. Французские Ротшильды оставили славный след в истории этой страны, не раз приходя ей на помощь в трудную минуту и своими капиталами стабилизируя экономику. Ну, а еврейский народ навсегда останется благодарным сыну Джемса Ротшильда барону Эдмону де Ротшильду, который значительную часть своего состояния вложил в развитие еврейских поселений в Палестине, внеся таким образом неоценимую лепту в создание Государства Израиль.
Потомки Ротшильдов и сегодня живут в различных странах мира, включая Израиль. Многие из них ассимилировались и отошли от еврейства, но часть – особенно живушие в Израиле – осталась верна и своему народу, и религии предков. Один из потомков Эдмона Ротшильда является сегодня главным врачом детской больницы в Бней-Браке, большинство медперсонала которой, как и он сам, – религиозные ортодоксы.
3. Лазарь Бродский
«Чай – Высоцкого, сахар – Бродского, а Россия – Троцкого!»
Распевая эту знаменитую частушку, антисемиты бурных революционных годов имели в виду трех вполне конкретных людей – «чайного короля» Кломпуса Высоцкого, сахарозаводчика Лазаря Бродского и наркомвоенмора молодой Советской республики Льва Троцкого. И если по поводу Троцкого еще можно выразить сомнение, то в отношении двух первых персонажей этого стишка все правильно: вся дореволюционная Россия действительно пила чай, поставляемый Кломпусом Высоцким, вприкуску с дешевым рафинадом, изготовленным на заводах Лазаря Бродского.
В сущности, правильнее, наверное, говорить не об одном Бродском, а о целой династии российских сахарозаводчиков, оставивших после себя долгую и добрую память и у еврейского, и у украинского народов. Память, которая в итоге пережила даже ту знаменитую частушку.
Историю династии Бродских принято отсчитывать с XVI века, когда их предок по фамилии Твиас-Шор перебирается из Австрии на Украину и поселяется в Бродах, бывших тогда крупным еврейским местечком. Из поколения в поколение Твиасы-Шоры занимаются мелкой торговлей, большую часть своего времени посвящая изучению Торы и Талмуда, из поколения в поколение они дают еврейскому народу крупных раввинов, авторов замечательных трактатов и респонсов, и живший в первой половине ХIХ века в Бродах Сендер Шор был достойным продолжателем этих семейных традиций. Не удивительно, что, когда его сын Меир решил всецело посвятить себя коммерции, это стало для Сендера Шора немалым ударом.
Лазарь Бродский с дочерью Маргаритой
Настояв на своем, Меир Шор перебирается в расположенное в Киевской губернии местечко Златополь, женится на дочери местного богача и, сохраняя родовую фамилию Шор, добавляет к ней еще одну, указывающую на место его рождения – Бродский. Взяв за женой богатое приданое, Меир Шор разворачивает активную предпринимательскую деятельность и после своей смерти оставляет в наследство каждому из своих сыновей капитал в 40 000 рублей – вполне достаточный для того, чтобы твердо стоять на ногах и дорасти под конец жизни до купца второй гильдии.
Однако сыну Меира Израилю Бродскому хочется большего, и он вкладывает почти все оставленные ему отцом деньги в убыточный Лебединский сахарный завод и в его полное переоборудование. Многим этот шаг кажется поначалу самоубийственным: сахарной промышленностью Украины заправляли в то время Бобринский и Терещенко, и все были уверены, что они попросту «съедят» нового конкурента. Но не случайно первая фамилия Бродского была Шор, что в переводе с иврита означает «бык». Израиль Бродский-Шор и в самом деле шел к поставленной цели с упорством быка, а забить и съесть это животное, как известно, далеко не так просто, как кажется. В короткий срок Израиль Бродский доводит производство сахара на своем первом заводе с 10 000 до… 1 000 000 пудов ежегодно и вдобавок начинает выпускать пользующийся огромным спросом рафинад, причем по ценам, вполне доступным самым широким слоям населения.
