— Ну, что ж... — задумчиво продолжал Осипов. — Если такой опытный разведчик, как ты, не мог проскочить, значит плохи наши дела... или твои разведчики никуда не годятся. Кликну добровольцев. У меня найдутся хлопцы. Подвел ты меня, старший лейтенант. Надеялся я на тебя крепко...
— У меня разведчики замечательные, товарищ подполковник. Подходили вплотную. Но что делать: куда ни сунемся, не спят. В одном месте можно было бы, да...
— Ну и что же? — раздраженно перебил Осипов.
— «Языка» решили прихватить. Ну, взяли, а он заорал, как резаный. Шум такой поднялся, пришлось вернуться.
— Где же пленный?
— Лейтенант Головятенко допрашивает. Только ничего от него не добьешься. По-русски ни одного слова.
— Почему сюда не привел? И молчал, голова садовая!
Осипов, поднявшись из-за стола, подошел к завешенной плащ-палаткой двери и приказал ординарцу позвать Головятенко. Лейтенант сейчас возглавлял его штаб.
— Да пусть немца сюда приведет, — добавил Антон-Петрович.
Минуты две спустя Осипов оглядывал высокую плотную фигуру гитлеровского солдата. Взял со стола фонарь и поднес к его лицу. Немец отшатнулся.
— Ну, что он? — спросил Осипов у Головятенко, подавляя нарастающее волнение.
— Не знает по-русски. Бормочет чорт знает что... Подтверждает всякую чепуху. — Головятенко безнадежно махнул рукой, кляня себя в душе за то, что отлынивал в школе от уроков немецкого языка. — Плохо без переводчика!
Осипов начал допрос с немногочисленных известных ему слов, но дело подвигалось туго. Это сразу понял пришедший комиссар батареи Ковалев.
— Товарищ подполковник! — спросил он. — Разрешите пригласить переводчика?
— Какого переводчика? — нахмурившись, спросил Осипов.
— У меня есть! — Ковалев, нахлобучив на лоб кубанку, быстро ушел.
— Откуда у Ковалева переводчик? — Антон Петрович знал не только в лицо всех батарейцев, но и помнил их биографии. Это были его самые любимые солдаты и собеседники. В часы отдыха он приходил на батарею и разговаривал с каждым в отдельности.
Когда Зина вошла в блиндаж, Осипов, твердо сжав губы, удивленно кашлянул.
— Так вот какой у тебя переводчик... — проговорил он смягченным голосом. — Прошу, прошу. Поговорите с этим разбойником! Смотрите, увидел хорошенькую девушку и глаза косит, улыбается, а дай ему автомат, он так улыбнется...
Зина пристально смотрела на немца. Это был первый, настоящий фашист, свирепый враг, которого ей приходилось видеть. Немца усадили против Зины. Слащаво улыбаясь, он подобострастно глядел ей в лицо и отвечал на все вопросы.
— Он говорит, что полк, в котором он служит, — волнуясь переводила Зина, — входит в состав армейского корпуса генерала Гютнера. Им приказано быть в Москве первыми. Но он опасается, что их опередят танкисты...
— Скажите ему, чтоб он о Москве забыл и не упоминал это слово, иначе будет сегодня же расстрелян. Пусть точно называет номера частей и количество танков, — проговорил Осипов.
Услышав переведенные Зиной слова, фашист недоумевающе раскрыл рот и испуганно заморгал глазами. Далее пленный сообщил, что в районе Морозове сосредоточено около восьмидесяти танков и два полка пехоты. Им приказано уничтожить кавалерийские части Доватора.
Уточнив схему расположения частей противника, Осипов выяснил, что немцы в первую очередь будут стремиться покончить с его окруженной группой, а затем всей массой навалятся на Медникова и могут прорваться к Волоколамскому шоссе. Сейчас, как никогда, надо было связаться со штабом дивизии, сообщить эти ценнейшие данные и разгромить скопление немецкой пехоты сильным артиллерийским обстрелом или же массированным налетом авиации. Располагая пушками и минометами, Осипов почти совсем не имел снарядов. В лесу нашлось большое количество мин, но не было дополнительных зарядов к ним.
Переписав начисто оперативную сводку для штаба дивизии, Головятенко с унылой улыбкой сказал:
— Все готово, только отправлять придется голубиной почтой.
— Ну, что ж, поймай в лесу дикого голубя и пошли... — мрачно ответил Осипов.
— Разрешите мне, товарищ подполковник, доставить это донесение, — неожиданно сказала Зина. Разговаривая с немцем, она поняла, что сведения, которые он дал, являются важными, и сообщить о них командованию надо немедленно.
— Как вы это сделаете? — круто повернувшись к ней, спросил удивленный Осипов.
— Я знаю этот лес вдоль и поперек. Под деревней Шишково есть болото, там нет немцев. Через него хоть и трудно, но пройти можно.
Антон Петрович, развернув карту, отыскал синие штрихи болота и задумался. Непроходимая низина узким Дефиле уходила от Шишкова на север, а потом острым клином поворачивала на юго-восток и тянулась почти до самых Сычей.
— Так, так... — проговорил он медленно. — Хорошо, я дам вам провожатых. Доставьте в штаб дивизии донесение и пленного немца.
Землянку неожиданно тряхнул недалекий сильный взрыв, затем началась яростная пулеметная стрельба. Все настороженно притихли.
— Начальник штаба, быстро узнать, в чем дело! — крикнул Осипов, свертывая карту.
Кушнарев, схватив автомат, выбежал вслед за Головятенко. Стрельба то утихала, то вновь гулко усиливалась. Прислушиваясь к шуму боя, Антон Петрович взглянул на Зину. Лицо ее с крепко сжатыми губами было спокойно, только черные ресницы слегка вздрагивали.
— Если вы мне доставите это донесение... — сказал Антон Петрович и секунду помолчал, не отводя упорного взгляда от Зины, — я представлю вас к ордену Красного Знамени, даже свой сниму и привинчу вам. Это мое честное партийное слово. Наденьте маскировочный халат. Возьмите оружие. Вы понимаете, как это важно и как опасен ваш маршрут?..
Зина молча кивнула головой. Кушнарев вместе со своими разведчиками и группой бойцов во главе с лейтенантом Головятенко двинулись в направлении выстрелов. Впереди шли Торба, Буслов и Борщев. Приближался морозный ноябрьский рассвет. Между деревьями, отсвечивая потухающими искрами, догорали замаскированные ветками ночные костры. Два казака несли на палке закопченный, наполненный дымящимся варевом молочный бидон.
Стрельба стихала. На переднем крае, где эскадрон Рогозина занимал круговую оборону, пока все было спокойно. Командир эскадрона и политрук стояли около блиндажа, кого-то поджидая и тревожно посматривая в сторону немцев.
— Что, опять лезли? — спросил Головятенко у Рогозина.
— Вчера, после нашей встречи, больше не лезли, — ответил Рогозин.
— А что это за стрельба была и взрыв?
— Видно, кто-то потревожил немцев с той стороны, — сказал политрук Молостов. — Мы с комэска послали разведку, ждем. Слышна была работа мотора, а теперь все затихло.
Однако разведчиков они так и не дождались. За передним краем в районе расположения немцев с прежней силой возобновилась стрельба.
— Ну, конечно, наши пробиваются, — поправляя на голове каску, возбужденно проговорил Кушнарев. — Я пошел. Вперед, разведчики! — Кушнарев, пригибаясь, направился навстречу гремевшим выстрелам.
Головятенко приказал Рогозину выбросить прикрытие и пошел со своими людьми вслед за разведчиками.
...Бой шел на самом краю просеки. Окружив группу Сергея Бодрова, немцы решили взять советских бойцов живыми. Лежа за кустами, они кричали, что сохранят им жизнь, и предлагали сдаваться. В ответ на это Сергей давал из трофейного пулемета очередь, а Вася с Яшей били из автоматов. Нина с пистолетом в руках бдительно смотрела по сторонам и одиночными выстрелами давала знать о приближении немцев. Савелий Голенищев, позже всех выскочивший из вездехода, захватил с собой крупнокалиберный пулемет, но не знал, как с ним обращаться.
Пулемет молчал, словно заколдованный. Положение оборонявшихся с каждой минутой становилось все безнадежней. Патроны кончались. Оставались в резерве только три гранаты, но Сергей придерживал их на крайний случай. Немцы наступали с трех сторон. Тылом для горсточки храбрецов была та просека, где саперы противника только что обезвреживали мины и были атакованы Бодровым. Пока имелись патроны, Сергей, несмотря на ранение, переползал с места на место и отбивал атаки короткими очередями. Сейчас немцы приблизились метров на сто пятьдесят и, беспрерывно ведя обстрел, лежа на снегу, криком и гамом демонстрировали атаку.
Подозвав к себе Голенищева, Сергей сказал:
— Патроны кончаются. Что будем делать, Савелий?
Голенищев подвигал заострившимися скулами и ответил не сразу.
— Подпустим на самое близкое расстояние — и в атаку. Была не была! Только одному... Одному придется остаться у пулемета. Прикрыть, так сказать...
Глухо кашлянув, он добавил:
— Я остаюсь. Может, пулемет налажу.
— Нельзя тебе. С тобой рация, — твердо проговорил Сергей и, превозмогая острую боль в ноге, продолжал: — Мне все равно быстро двигаться нельзя. Я и прикрою.
