Для Иберии наступил период консолидации.
Однако приток новых аристократов-франкофилов принес с собой в Испанию свои собственные проблемы. В XVIII веке Франции предстояло стать центром Просвещения, которое инквизиция считала своим злейшим врагом в ходе последнего столетия своего существования. Тайные иудеи из Португалии в первые годы правления Филиппа V все в большей и большей степени вытеснялись новыми объектами — просвещенными мыслителями, известными как янсенисты и франкмасоны.
То, каким образом любую группу могли воспринимать в качестве угрозы, можно продемонстрировать на примере дела, возбужденного к концу XVIII века против немецкого тореадора Антона Беркмейера.
Беркмейера бросили в тюрьму инквизиции и обвинили в «попытке организовать общество для реформирования мира и с целью осуществления задач Ветхого Завета, утверждавшего, что сбылись еще не все его пророчества»[1340]. Говорили, что Беркмейер в целях распространения идей, поставленных этим мятежным обществом, лживо утверждал, будто у него были видения и явления Господа Иисуса Христа, что позволило ему «соблазнить» различных людей и привлечь их в это общество.
Первым обвинителем Беркмейера стал некто Ян Йозеф Хейдек, его соотечественник, который видел частичную опасность этой группы в ее интернационализме. «Названное общество, — докладывал он, — состоит не только из музыкантов и швейцарских солдат, но также из других немцев, французов и испанцев».
Тайное общество планировало уничтожить не только религию, но и государство, и правительство. Каждый день в него вступали новые участники.
Другой свидетель сообщил, как Беркмейер и его последователи собрались перед фонтаном с группой немцев для обсуждения своей новой религии. Особая степень опасности этой группы, со слов его обвинителя, заключалась в том, что у Беркмейера «есть книга, а возможно, и некоторые другие документы».
Беркмейер был типичным представителем вольнодумцев, которых инквизиция считала самыми угрожающими. Он написал книгу, которая называлась «El Tonto Sobrenatural» («Сверхъестественный глупец»). Она свидетельствовала не столько о тяге к Ветхому Завету, сколько выражала скептицизм относительно всего сверхъестественного. Вызванный в конце августа 1798 г., чтобы ответить на обвинения, он написал длинные и подробные ответы на поставленные перед ним вопросы.
О пристрастности инквизиторского правосудия свидетельствует то, что инквизицией был выбран в качестве переводчика для Беркмейера самолично Ян Йозеф Хейдек — человек, который обвинял его. Кроме того, Беркмейер провел в тюрьме четыре года, только потом его ответы на вопросы инквизиции были осуждены как еретические.
Ясно, что самой важной задачей считали немедленное уничтожение группы Беркмейера. Поскольку главный бунтарь сидел в тюрьме, инквизиторы могли изучать его взгляды безо всякой спешки.
Подобное отношение к обществам и собраниям людей объяснялось исключительно страхом, который инквизиция испытывала в 1730-х гг. перед франкмасонством. В апреле 1738 г. папа Климент XII осудил франкмасонство в своей булле «Ин Эминенти». Кардинал Фиррао, секретарь государства Ватикан, 14 июня 1739 г. утвердил буллу в документе, в котором малейшее подозрение во франкмасонстве считалось тяжким преступлением[1341].
Франкмасонство возникло в Европе в начале XVIII века. Это событие было отмечено выходом в свет «Конституции масонских лож», опубликованной в 1723 г.
Масонские ложи заимствовали обряды и традиции инициации у цехов каменщиков Средних веков, включая охрану тайны своих обществ. Подобная секретность казалась особенно подозрительной их противникам, хотя она относилась, как правило, к интерпретации определенных ритуальных церемоний, не имеющих отношения к религии или политике[1342].
Но власти, например, папский престол, постарались быстро осудить движение. После запрета папой в 1738 г., кардинал Фиррао обрушился прежде всего на Португалию. Он направил распоряжение великому инквизитору кардиналу да Кунье, приказав ему преследовать масонов. Да Кунья запретил франкмасонство в указе от 26 сентября 1738 г.
В 1743 г. состоялось пять крупных судов[1343]. Швейцарский протестант Жан Кусто, ставший одной из жертв, рассказал о своих переживаниях с определенной долей художественной достоверности[1344]. Он писал: камеры были настолько темными, что читать оказалось просто невозможно. Заключенным не разрешали стонать, громко вздыхать, молиться вслух или петь псалмы. Если они не слушались, их били. Когда его пытали, то дверь в пыточную камеру закрывали тюфяками, чтобы криков не было слышно в остальной части тюрьмы. Веревки во время пыток на потро затягивали с такой силой, что они врезались в кости. Пытка продолжалась всего пятнадцать минут, но она доводила жертву до такого состояния, что течение трех месяцев после нее он не мог поднести руку ко рту.
Когда швейцарца наконец-то приговорили к четырем года галер, где его за ноги приковали цепью к другому заключенному, где пришлось выполнять работу раба, он почувствовал огромное облегчение. Этот человек избавился от страха перед инквизицией. После этого и труд на галерах показался ему уже легче[1345].
Казалось, что в инквизиции почти ничего не изменилось. Она сохранила и свою систему дознания, и сбор оснований для ареста. Некоторые сведения о том, в каких потемках завяз этот вопрос, становятся понятны из первоначальных инструкций кардинала Фиррао великому инквизитору да Кунье относительно франкмасонов. В посланиях он потребовал, чтобы да Кунья «полностью выяснил характер и скрытую цель этой компании или организации, чтобы папский престол мог получить точную и исчерпывающую информацию»[1346].
Инквизитор да Кунья выполнил все указания Фиррао. Он созвал всех, кто присутствовал на масонских обедах, чтобы выяснить, каковы же были нечестивые цели. (Правда и то, что эти цели уже оказались осуждены). Но кардинал услышал, что «в названных местах никогда не проводились обсуждения никаких вопросов, направленных против католической религии. А цель этих обедов заключалась просто в том, чтобы хорошо покушать и послушать приятную музыку. Каждый вносил несколько эскудо на расходы, часть денег раздавали бедным»[1347]. Более того, продолжал да Кунья в письме, направленном Фиррао, как только эти люди услышали о том, что папа осудил франкмасонство, «они полностью отказались от своих тайных собраний»[1348].
После допросов с пристрастием девяти участников этих лож даже инквизитор, проводивший расследование, заявил: «Названные собрания и общество никоим образом не выступают против веры или истинных обычаев»[1349].
Но в 1743 г. ничто не могло помешать запретить франкмасонство, арестовать и пытать Кусто и других масонов. Другими словами, папский престол и инквизиция запрещали что-то и наказывали за это, даже не зная, чем это оказалось в действительности. Затем они продолжали преследования, хотя не обнаружилось ничего еретического.
Эти события, должно быть, подняли на новые высоты специализацию инквизиции в изобретении ересей.
18 мая 1751 г. папа Бенедикт XIV утвердил буллу о запрете масонства, выпущенную его предшественником Климентом XII. В анонимных мемуарах рассматриваются причины, лежащие в основе этого решения: «Хотя до сих пор не удалось с какой-либо степенью уверенности разузнать таинственные секреты этой секты, но они могут быть лишь оскорбительными для Господа и властей. Ведь заявлено, что они исповедуют полную свободу и принимают в свое общество людей всей сословий и вероисповеданий»[1350].
Подобное равенство сословий и религий носило глубоко еретических характер. Соответственно, оно бросало вызов сложившемуся положению дел. Бенедикт XIV был убежден: в «таинственных сектах» франкмасонов можно обнаружить огромную армию еретиков. Он направил письмо, в котором указал: в масонских ложах Неаполя, «как говорят», насчитывается 90 000 участников[1351]. Магистр неаполитанских лож вежливо указал: в Неаполе всего четыре ложи, а общая численность масонов — около 200 человек[1352].
В Испании король Фердинанд IV, преемник Филиппа V, который взошел на престол в 1746 г., 2 июля 1751 г. издал указ, направленный против масонов. Монарх сделал это по настоянию своего духовника — иезуита Франсиско Раваго. Раваго направил ему длинный меморандум, из которого следовало: испанской нации угрожает страшная опасность. Ведь как подчеркивал иезуит, «численность людей, записавшихся в эту конгрегацию, действительно потрясает. Согласно их книгам и публичным заявлениям, она достигает четырех миллионов»[1353].
