Нет, Леке не желал, чтобы Джак держал нож. Он не еретик, нуждающийся в помощи Инквизитора.
— Лягаться не будешь? — нарушил торжественность момента Гримм.
— Нет, даже не моргну, скват. Клянусь, ни один мускул на моем лице не дрогнет. Если мне суждено когда-нибудь вернуться, хирурги Имперских Кулаков вставят мне искусственный глаз.
Когда это будет? Пожертвовать глазом, когда неизвестно, что ждет впереди — довольно смелый поступок для воина. Или безрассудный?
— Ты должен вводить клинок очень медленно, чтобы боль концентрировалась, — проинструктировал Леке, глубоко вдохнул и повязал на лоб пояс Мелинды.
Глазное яблоко лопнуло, из глазницы потекла жидкость. И в этот момент сжатый кулак десантника засветился жутковатым сиянием. Указательный палец вытянулся вперед, показывая направление.
При свете первых звезд маленький отряд Джака вышел к плато с шестью каменными грибами высотой три метра. Они образовывали круг, шляпками плотно прилегая друг к другу. В центре сиял голубой диск, вход в Паутину.
Здесь начинался туннель, ведущий в неизведанное. Прочь с Сабурлоба!
Леке снял Ракел с плеча и потряс ее.
— Мы спасены, — ободрил он девушку.
Открыв глаза, Ракел удивленно взглянула на перевязанный глаз десантника. Слабым голосом она спросила:
— Что с тобой?
— Леке пожертвовал своим глазом ради спасения, — ответил Джак. — Недалек тот день, когда нам всем предстоит принести в жертву нечто дорогое, возможно, собственную жизнь во имя Ньюмена, во имя Императора. Триллионы душ жаждут апофеоза!
— Что значит «апофеоз»? — спросила девушка.
— Божественное торжество. Либо победит человечество, либо Хаос. Мы — крохотные песчинки в мире, но наши жертвы сольются в ручеек, который превратится в мощную реку.
— Отличная проповедь, босс, — похвалил Гримм. — Но все же, как ты думаешь, далеко ли ближайшая спокойная планета? Нам пора отдохнуть. Я мечтаю о тихом курорте со жратвой, выпивкой и развлечениями.
Джак снял крышку с линзы-монокля и взглянул на четкие линии.
— Я насчитал десять развилок. Если нам повезет.
Может, потому что спасение было так близко, жара стала совершенно невыносимой. Мелкие моря северного континента пересохли, скоро очередь дойдет и до океанов. Горючие ископаемые самовозгорятся, раскаленная лава уничтожит все живое. Из списка миллионов планет исчезнет одна строчка — Сабурлоб.
Мало кого в Империи интересует то, что происходит чуть дальше собственного носа. И лишь Император прольет драгоценную скупую слезу.
Туннель Паутины показался беглецам ледяным. Даже Леке ощутил резкую смену температуры. Из-за провала памяти он потерял навык, приобретенный в монастыре, в тоннеле Ужаса, своеобразном полигоне, где зоны разрушающей жары сменялись зонами абсолютного холода и участками, лишенными воздуха.
Паутина по сравнению с тоннелем Ужаса совершенно безопасна. Встреча с амазонкой, убившей Мелинду, — случайность. Каждый путешественник занимает здесь изолированный квант времени. Две группы, вошедшие в лабиринт в разное время и в разных местах, имели нулевой шанс встретиться на межгалактических тропах.
Ощущение времени в Паутине исчезало.
Когда ты вошел в лабиринт — минуту назад, час или год, — определить было невозможно. Часы и хронометры сходили с ума: то спешили, то отставали на несколько часов.
Джак шел впереди, держа монокль с хрусталиком в вытянутой руке. Они миновали одну развилку, вторую, третью… Леке поддерживал Ракел. Приняла бы помощь десантника Мелинда? Нет, ниндзя вытерпела бы любые невзгоды, стремясь добраться до планеты, где нашлись бы вода, пища и убежище для сна. Как сказал Гримм, «курортная планета». Но место прибытия не обязательно окажется гостеприимным.
Они вышли из голубого туннеля в гроте маленького озерца. По берегам разросся зеленый папоротник, сквозь прозрачную воду виднелась галька. Какой-то лохматый пестрый зверь при виде незнакомцев попятился и зарычал, обнажая желтые клыки. Гримм дважды выстрелил в хищника, берлогу которого они потревожили.
На горизонте золотился лес в осеннем уборе.
— Только поглядите на себя, — буркнул Гримм.
В зеркальной воде отразились обожженные лица с шелушащейся кожей, измазанные грязью и запекшейся кровью камелопардов.
Четверо путешественников с удовольствием сбросили одежду и нырнули в благодатные воды озера. Искупавшись, они поняли, что страшно голодны.
Что за животное подстрелил Гримм?
Съедобно ли красное мясо хищника? Вряд ли в организме зверя содержатся естественные яды, он привык защищаться зубами и когтями, а не токсинами. Отбросив осторожность, скват первым впился зубами в кусок сырого мяса.
Ласковое желтое солнце склонялось к горизонту. Ленивые кучевые облака пробегали по небу.
Устраиваться на ночлег у входа в Паутину Джак посчитал неразумным. Они покинули берег озера и направились к лесу. Предварительно Леке закопал останки убитого животного, чтобы скрыть следы присутствия вооруженных людей.
Бивуак устроили под сенью деревьев. Гримм и Ракел уснули мгновенно. Джак прочел несколько молитв, воздавая благодарность провидению, приведшему их на столь благодатную планету. Леке задремал, инстинктивно прислушиваясь к шорохам ночи. Одно полушарие десантника всегда хранит бдительность.
На рассвете Леке разбудил Гримма. Утренний жемчужный туман стелился по земле. На листьях деревьев блестела роса. В воздухе летали обрывки паутины.
— Ракел проснулась и ушла несколько минут назад, — прошептал десантник.
— Ну, ничего удивительного. У меня самого мочевой пузырь разрывается. Но проверить все же стоит.
— Выясни, — коротко приказал Леке. Он не хотел будить Джака, голова которого покоилась на его плече.
Быстро справив неотложное дело, скват поплелся за Ракел, стараясь двигаться бесшумно. Несколько веточек хрустнуло под ногами, и Гримм понял, что красться глупо. Махнув рукой, он уверенно зашагал к гроту.
Ракел могла уйти куда угодно, но только в одном случае они навсегда потеряют след девушки — если та ускользнет в Паутину. Пока ничто не свидетельствовало о том, что она решила сбежать.
С опушки, поросшей кустарником, донесся подозрительный шорох. Достав «Мир Императора», скват бросился в синюю мглу.
В тумане стояла Мелинда… Ах, нет, это все же Ракел.
— Не шевелись, дорогуша, или в твоей спине взорвется заряд болтера.
Девушка застыла.
— Немедленно возвращайся, не вынуждай меня пустить в ход оружие.
Ракел повернулась, умоляюще сложив руки на груди:
— Гримм…
Ее голос манил.
— Тебе не следовало раздумывать, выбирать, — словно извиняясь, сказал коротышка. — Нужно было войти в туннель и бежать, бежать, бежать. Ладно, отправляемся обратно.
— Выбирать? — переспросила Ракел. — Ты хочешь сказать, у меня есть выбор? Я боюсь…
Что-то в ее голосе или позе насторожило Гримма. Ее пальцы…
— Эй, только попробуй шевельнуть рукой!
Кольца Мелинды! Одно из трех орудий тайного убийства еще не использовано.
— Я и не собиралась, — огрызнулась девушка. Но вдруг страх и злость исказили ее лицо: — Гримм, скажи мне правду! Если Джак перестанет поддерживать меня своей психической силой, я действительно умру?
Ах, вот почему она остановилась, упустила шанс спастись в диковинном лабиринте элдаров, пронзающем всю вселенную. Спастись… от чего?
С одной стороны — неизвестность, с другой — мучительная смерть от полиморфина. Что выбрать?
— Истинная правда! — бесстыдно солгал скват. — А теперь не глупи, давай вернемся. Я не хочу убивать тебя. Мне ни к чему твоя смерть.
Здесь Гримм не врал. Ракел необходимо сохранить. Правда, разуму и душе воровки предначертано покинуть принявшее совершенную форму тело.
— Джак хочет как-то использовать меня. И я погибну, так?
— Клянусь, нет, Ракел бинт-Казинцкис.
Назвать вора истинным именем — значит, оказать ему доверие. Возможно, Леке не захотел отправиться на поиски девушки, потому что предвидел, что придется лгать ей, ставшей другом, и тем самым позорить себя.
Ракел спросила: — Клянешься предками, Гримм?
Сердце сквата екнуло. Нельзя давать священные клятвы, заведомо собираясь обмануть.
Наглая ложь Зефро Карнелиана о Сыновьях Императора и Дальнем Дозоре Рыцарей-Сенсеев до сих пор отравляла его душу.
— Так ты даешь мне слово? — настаивала Ракел. — Ты — честный малый, честнее многих, во всяком случае.
— Сейчас, сейчас, дорогуша, — мямлил Гримм, отчаянно пытаясь найти выход. — Дело в том, — сымпровизировал он, — что люди редко чтят своих предков.
Он издал смешок.
— Не все, конечно, я знаю некоторых, но они составляют исключение. Я и не догадывался, что ты почитаешь предков так же, как я!