И вот все это (плюс родственников мужа, которые жили неподалеку) мы собирались бросить и уехать за 400 км в маленькую деревушку...
Мы бы не пошли на это все же, если бы не решилась внезапно проблема с ребенком.
Дело в том, что во Франкенеке случайно как раз находится вальдорфская школа (для непосвященных поясню – школа антропософского воспитания, основанного Рудольфом Штайнером). Там работает жена В.. Мы побывали в этой школе, посмотрели и решили, что это как раз то, что нужно нашему ребенку.
В школе были маленькие классы, 10-12 человек. Индивидуальное внимание каждому ребенку. Родители – в основном антропософы, дома ни у кого нет компьютеров, телевизоров, то есть дети не увлекаются покемонами и прочей ерундой. Упор на занятия рисованием, музыкой, ручной труд – как раз то, что нашему сыну остро необходимо (читать и считать он уже умел неплохо). Короче говоря, нашего ребенка согласились принять в эту школу в первый класс (в Падерборне он посещал подготовительный).
Что касается мужа, то он решил создать свою собственную типографию.
Типография была нужна издательству – чтобы возможно дешево печатать «Анастасию» и другие книги. Да и обществу – письма, информационные листовки, брошюры, плакаты. Чтобы сводить концы с концами, разумеется, мы планировали и обычную типографскую деятельность.
Муж целый год занимался изучением типографских машин, ездил по выставкам... Мы уже и помещение во Франкенеке присмотрели. Задержка была за одним – деньги... Но и это не проблема. Мы собирались брать в кредит около полумиллиона марок. Конечно, это очень рискованно. Если дохода от машин не будет, вообще непонятно, как этот кредит выплачивать. Скорее всего, придется все продавать и всю жизнь потом работать нам обоим только на долги.
Для меня все это звучало дикостью и безумием. Вполне естественно. Но я молчала – не хотела мешать мужу. Он ведь был постоянно в депрессии, единственная его отдушина и радость – эта будущая типография... он мужчина, и он должен руководить, сам выбирать свой путь. Какое право я имею навязывать ему свою точку зрения? Лишь иногда я говорила: «Но как же ты сможешь работать? Ведь сразу фирму нельзя будет бросить, ты это понимаешь – первые полгода дохода не будет ТОЧНО. Сейчас у тебя все силы уходят на программирование, тебе некогда погулять с детьми. Где ты будешь брать время на типографию – ведь это тоже полный рабочий день. Ну я, конечно, буду весь день работать, но ведь и твоя работа потребуется...» «Как-нибудь», – отвечал муж. И я начинала верить в чудо. А вдруг получится?
Я знала, что по статистике 2 трети новооткрытых предприятий в Германии терпят крах в первый же год. Тем более – в типографской области давно все схвачено. Если бы еще хоть муж открыл компьютерную фирму (в этом он и разбирается получше)... А печатать – да кому это сегодня нужно?
В общем, были доводы разума и была вера в чудо.
На фирме, где работал муж, согласились на то, что он будет работать на дому. Выдали домой компьютер. Согласились на переезд (с условием его регулярного появления на фирме).
И вот летом 2000 года мы переехали во Франкенек.
Все было не так в этом переезде. Во-первых, уже становилось ясно, что с типографией ничего не получится. Прежде всего, из-за позиции Александра.
Александр, который очень радовался и поддерживал нас в этом безумном решении, рассматривал будущее предприятие, как свою собственность. Он говорил, к примеру: «Мы с Костей должны подумать о том, как вас прокормить». У нас глаза лезли на лоб. Что значит – нас прокормить? Мы собирались жить своим трудом, хотели сами помочь издательству, а не чтобы издательство нам помогало.
Постепенно из речей Александра стало ясно: он будет полностью контролировать нашу работу. Он рассматривает это предприятие как обузу для себя, но обузу полезную в будущем (ведь когда-нибудь нас будут миллионы... конечно же, нужна своя типография!) Он даже не думает о том, что мы, вообще-то, собираемся быть самостоятельными. Под таким контролем об этом и думать нечего. Будут только постоянные конфликты.
Муж постепенно охладел к самой этой идее. Спасибо тебе, Господи, что мы не влезли в эту гибельную яму!
Мы все же переехали во Фракенек, деваться было уже некуда. Там от квартиры отказались. Здесь за три месяца поисков удалость найти только совсем маленькое жилье, 2 с половиной комнаты в мансарде, выход из дома непосредственно на крупное шоссе, на перекресток, рядом железная дорога – то есть если открыть форточку, разговаривать в комнате очень трудно из-за шума. Ближайшая детская площадка в 40 минутах ходьбы. Я даже заплакала, поняв, что нам придется жить в этой квартире (по сравнению со старой это было нечто...) Была у меня такая минута слабости. Жалко стало детей – чего мы над ними издеваемся...
Во время переезда было очень тяжело. Особенно мужу – ведь он должен был еще и работать. К тому же, половина общества радостно собралась нам помочь с ремонтом. Эта веселая, галдящая, беспорядочная атмосфера окончательно расстроила и без того расшатанную психику моего мужа. Он накричал на друга. Дома я попыталась ему что-то сказать... в результате он избил меня сильнее, чем обычно и пытался задушить. Дети в этот момент были у свекрови. Я кое-как обманом выскользнула из дому, села в машину и уехала за 350 км к свекрови – забрать детей. Я твердо решила, что это – последний раз. Какое право он имеет так со мной обращаться? Как я могу позволять это? Я же не мазохистка... Я ненавижу его! Больше с ним жить я не собираюсь.
Я приехала к свекрови поздно ночью, измученная, все ей рассказала – и про измены сына, и про наши отношения. Она не знала ничего... Утром я забрала детей и уехала обратно – куда же еще? Пришла к Лене, деваться больше было некуда. Решила, что буду искать с детьми другую квартиру, а он – пусть как хочет.
Но муж тем временем уже пришел в себя, устыдился. Он понял, что я больше ни за что не буду с ним жить. Пришел к Лене и сказал мне: куда ты пойдешь с детьми? Живи уж в этой квартире, а я найду для себя что-нибудь.
Мы поменялись местами. Я с детьми осталась в пустой квартире, с разобранной еще мебелью. Муж пошел жить к друзьям. Занялся поиском квартиры для себя. Уезжать из Франкенека он не собирался. Я задавала себе вопрос – как же мы будем встречаться на собраниях? Как мы сможем быть в одном обществе? Не знаю, как он это себе представлял. Я думала, что уйду из общества. Я бы с удовольствием вернулась в Падерборн, но без мужской помощи это было неосуществимо.
Я даже мебель не могла сама собрать. Муж стал ходить ко мне и молча работать – собирать и расставлять мебель. В. и Лена с Костей постоянно проводили беседы то с ним, то со мной. Причем тактика была та же самая. Мне сочувствовали, говорили, что такая моя женская доля, что он подлец и негодяй, но я должна терпеть. Ему говорили, что конечно, такой ужасный характер, как у меня, выдержать невозможно, что с творческим человеком жить невыносимо, но все-таки надо держать себя в руках, ты же понимаешь... В конце концов он пришел ко мне и стал просить прощения.
«Понимаешь, – объяснил он позже, – Александр сидел и говорил мне про тебя гадости. Он ругал тебя, ругал, причем уже придумывал то, чего сроду не было. Я начал говорить, что это все же не так, что я сам тоже виноват... И вдруг подумал: почему это Я, такой негодяй и подлец, защищаю ТЕБЯ от других, якобы, наших доброжелателей? И тут у меня все встало на свои места. Я понял, что ближе тебя у меня никого нет».
Он искренне просил прощения, и я приняла его обратно. Это не значит, что наши семейные проблемы кончились. Но последующие сцены были все же менее страшными.
Вот таким инцидентом ознаменовалось начало нашей жизни во Франкенеке.
Сын пошел в вальдорфскую школу. О ней я расскажу отдельно позже. Муж работал на дому и продолжал ездить каждую неделю в Падерборн. Иногда я думала с недоумением: мы переехали сюда, чтобы не ездить каждую неделю по 400 км, чтобы восстановилась нервная система мужа, измотанного этими поездками. Но он теперь должен точно так же отсюда ездить еженедельно на работу! Какой же смысл был в переезде! Впрочем, школа нам пока нравилась...
К тому же меня приняли на работу в издательство. Мне даже стали платить небольшую зарплату. Я принимала заказы, паковала книги, вела обычную и интернетовскую переписку, набирала все тексты, даже занималась редактированием и переводом на русский. Работа мне очень нравилась, я наконец-то почувствовала себя занятой, нужной кому-то, к тому же это у меня неплохо получается! Короче говоря, я нашла свое место в жизни. Я была по-настоящему счастлива. Если бы еще не семейные проблемы...
Но недолго продолжалась идиллия. Начались серьезные проблемы с Александром. Он попал в психиатрическую клинику. Потом поехал в Россию. Мы остались без руководства. Как раз этой зимой планировалось провести большую встречу немцев с Мегре. Мы проводили ее без Александра. Все безумие, весь кошмар, который нам довелось пережить в 2000-2001 году я попробую передать в последней части этой истории. Как закономерный итог четырехлетнего существования «культурного» общества «Цветок мира».
