Несколько раз Майк задумывался, что будет, если он подаст пример — откроет собственную галерею и разместит в ней свою коллекцию? Быть может, подобный шаг убедит поступить так же и других крупных коллекционеров? С «Первым К» он мог бы договориться сам… Возможно, кстати, именно поэтому ноги и привели его в Национальную галерею — со всех точек зрения это было самое подходящее место, чтобы все как следует обдумать.
Но столкнуться здесь с Чибом Кэллоуэем Майк не ожидал. Больше того — обернувшись через плечо, он увидел, что гангстер направляется к нему. Чиб приятно улыбался, но взгляд его был жестким и пристальным.
— Ты что, следишь за мной, что ли? — проворчал бандит вместо приветствия.
— Никогда бы не подумал, что ты тоже любишь картины, — ответил Майк. Ничего другого ему просто не пришло в голову.
— У нас свободная страна, разве нет? — огрызнулся Чиб.
Майк поморщился:
— Извини, я не то хотел сказать. Кстати, я — Майк Маккензи.
Двое мужчин обменялись рукопожатиями.
— Чарли Кэллоуэй.
— Но чаще тебя называют просто Чиб?..
— Значит, ты знаешь, кто я такой? — Кэллоуэй ненадолго задумался, потом кивнул. — Тогда, в «Вечерней звезде», твои друзья испугались. Ты один сумел выдержать мой взгляд.
— А когда ты оттуда уезжал, ты сделал вид, будто стреляешь в меня. Помнишь?
Кэллоуэй через силу улыбнулся:
— Это ведь не то, что по-настоящему, правда?
Майк кивнул:
— Так что привело вас сюда, мистер Кэллоуэй?
Чиб пожал плечами:
— Я просто проходил мимо и вдруг вспомнил каталог, который лежал у вас на столе в… в первую нашу встречу. Ты, стало быть, разбираешься в картинах, Майк?
— Стараюсь.
— Тогда скажи… — Кэллоуэй отступил на шаг назад и, сунув руки в карманы, кивком указал на картину на ближайшей стене. — Вон та штука… мужик верхом на лошади. Ничего нарисовано, похоже. Сколько она может стоить?
— Вряд ли эта картина когда-нибудь будет продана, — покачал головой Майк. — Но теоретически… Пару миллионов.
— Ничего себе! — Кэллоуэй перешел к другой картине. — А эта?
— Это Рембрандт… Несколько десятков миллионов, я думаю.
— Десятков?!
Майк огляделся по сторонам. Двое смотрителей в ливреях уже начали посматривать в их сторону. Он улыбнулся им как можно добродушнее и двинулся прочь. Чиб еще пару секунд разглядывал рембрандтовский автопортрет, потом поспешил догнать Майка.
— Цена в данном случае не главное, — услышал Майк свой собственный голос и тут же поймал себя на мысли, что лишь частично верит в то, что говорит.
— Не главное?
— Да. На что ты предпочел бы смотреть — на произведение искусства или на заключенные в красивую рамку купюры?
Кэллоуэй вынул из кармана одну руку и потер подбородок.
— Знаешь, что я тебя скажу, Майк? Десять лимонов провисели бы на этой стенке очень недолго.
Оба рассмеялись, и Кэллоуэй провел рукой по макушке. Вторая его рука оставалась в кармане, и Майк невольно задался вопросом, что у него там. Пистолет? Нож? Может, Чиб Кэллоуэй пришел сюда вовсе не для того, чтобы любоваться картинами?
— Что же в таком случае главное? — спросил Чиб.
— Деньги, конечно, играют важную роль, — вынужден был признать Майк, бросая взгляд на часы. — Слушай, здесь внизу есть буфет. Как насчет того, чтобы выпить по чашечке кофе?
— Кофе я сегодня уже пил, — покачал головой Кэллоуэй. — А вот от чая не отказался бы.
— Ну что ж, идем, Чарли.
— Зови меня просто Чиб.
В буфет нужно было спускаться по винтовой лестнице. По дороге Чиб расспрашивал о ценах на картины, Майк отвечал, что он заинтересовался искусством всего пару лет назад и ни в коем случае не может считаться специалистом в данной области. О том, что у него дома есть своя коллекция картин, которую многие считали довольно ценной, он умолчал — ему не хотелось, чтобы Чиб об этом знал.
Когда они уже стояли в очереди, Кэллоуэй спросил, чем он зарабатывает себе на хлеб.
— Занимаюсь проектированием программных средств.
— И сильно там рвут глотки друг другу?
— Конкуренция действительно довольно высока, если ты это имеешь в виду.
Кэллоуэй дернул уголком рта, потом принялся обсуждать с буфетчицей, какой из имеющихся в наличии сортов чая — «лапсанг», зеленый, «ган-паудер» или «оранж пеко» — больше похож на настоящий чай. В конце концов оба сели за столик у окна, из которого открывался вид на парк и памятник Скотту.
— Никогда не поднимался на вершину памятника? — спросил Майк.
— Мать водила меня туда еще в детстве. Помню, тогда я здорово напугался. Наверное, именно поэтому несколько лет назад я затащил туда Донни Девлина и пригрозил скинуть вниз… Парень был мне должен. — Кэллоуэй снял крышку с чайника и понюхал: — Пахнет странно.
Он тем не менее все же налил себе чаю. Майк размешивал в чашечке свой капучино, гадая, как реагировать на подобное признание. Бандиту, похоже, и в голову не приходило, что он сказал что-то выходящее за рамки нормального. Воспоминание о матери плавно перешло у него в описание едва не совершенного преступления. Быть может, Чиб просто хотел его шокировать; не исключено, что он вообще все придумал, поскольку монумент Скотту был местом слишком многолюдным, чтобы там можно было безнаказанно проделывать подобные вещи. Правда, Аллан Крукшенк намекал, что именно Чиб Кэллоуэй когда-то организовал налет на Первый Каледонский, однако Майку отчего-то было трудно представить бывшего одноклассника в качестве гения преступного мира.
— Никто не пытался сюда вломиться? — поинтересовался Кэллоуэй, оглядываясь по сторонам.
— Нет, насколько я знаю.
Кэллоуэй поморщился:
— Все равно картины слишком большие. Куда их спрячешь?
— Придется арендовать склад или что-то в этом роде. — Майк слегка улыбнулся. — Но вообще-то картины похищают постоянно. Несколько лет назад двое мужчин, переодетых ремонтными рабочими, вынесли из галереи Беррелла ценный гобелен.
— Вот как? — Гангстер, казалось, был приятно удивлен.
Майк слегка откашлялся:
— А меня ты не помнишь? Мы ведь учились в одном классе.
— Ты серьезно? Что-то твое лицо мне незнакомо.
— Ну, ты просто не обращал на меня внимания. Я-то отлично помню, что в школе ты верховодил всей местной шпаной и даже указывал учителям, что они могут делать, а что — нет.
Кэллоуэй покачал головой, но слова Майка ему, похоже польстили.
— Ты преувеличиваешь, хотя я, конечно, был тем еще сорванцом… — Его взгляд устремился куда-то в пространство, и Майк понял, что бандит погрузился в воспоминания. — Единственной экзамен, который я сдал, был по ремеслу, — сказал он.
— Мы делали отвертки, — напомнил Майк. — И ты свою использовал, гм-м… не совсем традиционно.
— Да-а, — согласился Чиб. — Достаточно было просто показать ее какому-нибудь мальку, чтобы он без вопросов расстался с мелочью. А у тебя хорошая память, Майки. А как случилось, что ты занялся компьютерами?
— Я закончил школу, потом поступил в колледж.
— В общем, разошлись наши дорожки. — Чиб кивнул, потом слегка развел руками. — И вот мы снова встретились после стольких лет, и никто ни на кого не держит зла. Так?..
— Кстати, а что случилось с Донни Девлином?
Чиб прищурился:
— А тебе-то что?
— Ничего. Просто интересно.
Чиб ответил не сразу:
— Он… уехал из города. Вообще. Сначала, конечно, вернул мне должок. А ты видишься еще с кем-то из школьных приятелей?
— Нет, — признался Майк. — Пару раз я заходил на страницу «Школьных друзей», но не обнаружил там никого, с кем мне было бы действительно приятно общаться.
— Похоже, в школе ты был «одиноким ковбоем», верно?
Майк усмехнулся:
— Я действительно проводил много времени в библиотеке.
— Наверное, поэтому я тебя и не помню. В библиотеке я был только один раз — хотел взять «Крестного отца».
— Зачем, если не секрет? Для развлечения или… для подготовки?
Чиб снова помрачнел, но лишь на несколько мгновений. В следующую секунду он рассмеялся, оценив шутку.
Так они сидели и разговаривали — спокойно, доброжелательно, и ни один из них не заметил человека, который дважды прошел мимо окна.
Это был детектив-инспектор Рэнсом.
5
Майк стоял у задней стены аукционного зала, почти в дверях. Лаура Стэнтон уже поднялась на возвышение и теперь проверяла работу микрофона. Слева и справа от нее были установлены плазменные экраны, на которых должны были появляться изображения лотов. Оригиналы персонал аукционного дома либо размещал на специальной подставке, либо просто указывал на них, если они висели на стенах.
Майк видел, что Лаура нервничает. Ничего удивительного: сегодняшний аукцион был только вторым, на котором она выступала в качестве ведущего, а Майк помнил, что первые торги публика оценила довольно сдержанно. Никаких новых имен на них открыто не было, ни один ценовой рекорд не был побит. Как заметил по этому поводу Аллан Крукшенк, художественный рынок мог пребывать в подобном дремотном состоянии месяцами и даже годами. Оно и понятно — ведь они находились в Эдинбурге, а не в Лондоне и не в Нью-Йорке, и главным объектом торгов были здесь в основном работы шотландских мастеров.
