ПКР «Москва»
Выдержанная тишина в рубке «Ориона» [41] подчёркивалась мерным гудом аппаратуры, паразитическими всхлипами, издаваемыми «трансляшкой» и негромкими комментариями боевого расчёта.
За пультом сосредоточенные операторы. В доступе планшетка с подводной обстановкой. Сверху два монитора, один показывал на синем фоне бегущие сверху вниз точки — посылки-ответы импульсов. Второй отсвечивал пассивно-зелёным. На панели станции джойстик управления, отклонением которого реагировала стрелка исполнения поворота гидроакустической антенны.
Старший смены прежде всем сделал выговор:
— Так, орлы. Народ на «Ангаре» что-то засёк, а мы ушами хлопаем. Мне нужен результат. Ориентир нам дали. Слушаем, смотрим.
Крейсер, выдвинув из специальной ниши под килем внушительных размеров обтекатель ГАС [42], продолжал идти на двенадцати узлах…
И на мнение ответственного офицера гидроакустической группы: если там наверху — на КП, хотят, чтобы они на такой дистанции что-то адекватно словили, для поискового мероприятия это всё же слишком большая скорость — собственные винты и шум механизмов сильно мешали чуткой работе акустиков.
— Есть! — воскликнул один из операторов, выпрямившись в спине, вжимая лопух наушника рукой, — что-то там шуршит, с заданного направления.
— Точно?
Старшина на мгновенье замер, придерживая наушники, и подтвердил:
— Точно. Они сбавили обороты, но… нет, теперь я их не спущу. Могу точно указать и пеленг, и дистанцию.
Лейтенант схватился за трубку корабельной связи.
* * *
Винто-соосный рокот ушедшего в разведку Ка-25ПС быстро затих. Равно как и силуэт вертолёта — вскоре потерявший очертания, рассеявшийся за расстоянием и дымкой.
Всё осуществилось оперативно и организованно…
«Явно подогреваемое общим энтузиазмом, — счёл для себя капитан 1-го ранга Скопин, — только и ждали моего согласия».
Он и готов был с ними согласиться, понимая, что перехват в эфире далёких адресных и безадресных радиостанций не принимается на стопроцентную веру — их нельзя пощупать, тем более увидеть собственными глазами.
Ему же никаких других подтверждений не требовалось. Было уже как-то… [43]
Хотя в своём решении он склонялся к другой мотивации:
«Стремление избежать любых контактов сродни „накрыться одеялом с головой — авось пронесёт мимо“… и, в общем-то, не очень правильно. Конечно, вылезая на рожон, мы можем себя скомпрометировать, но… Идёт война, это обостряет агрессивное внимание всех участников всех воинствующих сторон. Мы не можем игнорировать какие-то неочевидные, потенциальные факторы, которые запросто могут оформиться в прямую угрозу. Следует держать нос по ветру».
— Меняем курс? — услышал он негромкое. Переспрашивая:
— Что?
Оказывается, про «держать нос по ветру» выскочило у него бормотанием вслух, и вахтенный, приняв буквально, решил всё же прояснить.
— Нет, нет. Идём прежним.
На пульте ГГС [44] загорелась лампочка связи с вертолётным ангаром — принял старпом — дежурный офицер БЧ-6 [45] детализировал предварительные распоряжения: экипаж «вертушки» проинструктирован на предельную осторожность и соблюдение радиомолчания. В том числе, уточняя, что на крайний случай (как необходимая мера для экстренной поддержки связи) мощность их бортового УКВ-радиопередатчика «прикрутили» вполовину — дальность действия не будет превышать шестидесяти километров.
Помощник поднял вопросительный взгляд-Командир молча кивком одобрил… — вполне адекватная мера.
U-1226
Встречные волны беспрепятственно перекатывались поверх полупогружённого корпуса субмарины, хлёстко разбивались о рубочные выступы, беспощадно обдавая ледяными брызгами всех, кто нёс верхнюю вахту.
Вырванный ветром чужеродный звук сразу насторожил…
Обер-лейтенант Клауссен тоже постарался отстраниться от резонирующей вибрации дизелей и всеобъемлющего клокота океана, обращаясь в слух.
— Оттуда, — неуверенно проговорил один из вперёдсмотрящих, взявшись за бинокль, водя им в поиске на северные румбы, — жужжит гад… похоже, что…
Зудящие тональности приближающегося двигателя нарастали.
— Вижу! Вон он — низко! Бреющим! Самолёт! — матрос-сигнальщик, энергично жестикулируя, указал направление.
Теперь и командир U-1226 смог поймать в свой «Цейс» показавшийся из дымки нечёткий силуэт… к собственному смущению замешкавшийся с отдачей необходимой в данном случае команды.
Зато вышколенный расчёт 20-мм зенитного автомата FlaK, смонтированного на платформе в задней части рубки, мешкать не стал… и незамедлительно по боевой готовности открыл огонь, огласившись пороховым треском и лязганьем затвора.
…в насыщенный влагой воздух умчал дымный фееричный след выпущенной очереди, чуть изгибающий траекторию на излёте… в цель?., мимо?..
Обер-лейтенант Клауссен, получив очередную порцию брызг, сбившей ему фокус наблюдения, всё же успел увидеть, как вражескую машину резко повалило в сторону, просаживая ещё ниже к воде, где она исчезла в туманной взвеси…
Гортанный крик кого-то из матросов «Попали! Мы её сбили»! в конце фразы дал неуверенную слабину…
…и обер-лейтенант, наконец, проорал ту самую, доннерветтер [46], необходимую команду:
— А1а-а-агт!!! Погружение! Срочное! Всем покинуть мостик!
Германские подводные лодки, как всяко и практически прочие, ныряли под воду за счёт перестановки рулей глубины и заполнения балластных цистерн.
Субмарина типа IXC/40, к которой относится U-1226, была способна скрыться с глаз менее чем за полминуты.
При срочном погружении перекладкой рулей возникал довольно большой отрицательный угол деферента — все, что не закреплено, сыпалось в сторону носа.
Череда коротких распорядительных и исполнительных окриков, чертыханья тех, кто не усел ухватиться для равновесия — под этот сопутствующий «аккомпанемент», Клауссен, привычно устроившийся в центральном отсеке, искал причину своего промедления наверху.
Собственно команда на срочное погружение при воздушной опасности должна была выполняться едва ли не по умолчанию. Только это их и спасало в течение последних дней от неожиданных атак вражеской противолодочной авиации.
«Звук, — сообразил обер-лейтенант, — это был не четырёхмоторный „Либерейтор“ или „Усталая пчела“ [47]. Да и не „Каталина“. Так стрекотать мог только небольшой тихоходный самолёт. Например, биплан, поднявшийся с помощью катапульты с борта корабля. Только поэтому они оставались наверху, а не нырнули точно мыши по одному в нору люка».
Удовлетворившись своей почти бессознательной реакцией, мысленно назвав её «профессиональной», Клауссен примирительно согласился: «Маленькую лоханку-амфибию вполне можно было и сшибить. Натасканный расчёт и открыл огонь, без предварительных окриков, самостоятельно».
— Это был корабельный поплавковый разведчик-биплан? — спросил он у старшего сигнальной вахты, — я плохо разглядел.
— Ганс говорит, что-то похожее на автожир или геликоптер. Нас предупреждали, что американцы имею такие на вооружении, — обер-фенрих [48] пожал плечами, — возможно, зенитчикам удалось его зацепить.
Оба непроизвольно взглянули вверх, представляя 50 метров воды, отделяющие субмарину от поверхности, и выше — враждебное небо.
Сбили или нет — неизвестно. Загрохочут ли над головой глубинные бомбы? Даже маленький гидроплан вполне мог нести парочку. Технически был способен и геликоптер. Сколько минут прошло? Тишина…
Тишину нарушил акустик:
— Корабль по пеленгу 20 увеличил ход!
…помолчав напряжённой паузой, снова заговорив о мощных звуковых посылах чужого гидролокатора:
— Проклятье. Это не обычные «звоночки дьявола» [49]!
Спустя некоторое время он с тревогой сообщил о том, что дистанция начала уменьшаться. И продолжает сокращаться. Из чего следовало, что вражеский корабль сменил курс и двинул в их сторону.
Намеренья его были понятны.
ПКР «Москва»
В ходовой рубке крейсера коротко-брошенное экипажем Ка-25 сообщение: «База, — борт „четыре-четыре“, попали под зенитный огонь неизвестной подлодки…» разом колыхнуло атмосферу.
С языка командира так и просилось, гавкнуть: «Ну что, мать его, получили доказательства»⁉
Не стал. Требовательно зачастил вопросами:
— И? Под какой огонь — пулемётный? Пушечный? Или наоборот — ПЗРК? Чего молчат?
— Радиомолчание, — промямлил объяснением лейтенант, отвечающий за связь, заметно сбитый с толку этим «наоборот» командира, дурацким в нелогичности.
— Или они уже в воде бултыхаются, в спасжилетах? — давил кэп.
Летёха потянулся к пульту — дать команду связистам… и отдёрнул руку — дальность действия Р-860 [50] на «Камове» как известно «прикрутили». О том, чтобы ограничить мощность излучения корабельной радиостанции речи не велось. Распоряжение о «радиомолчании» на крейсере никто не отменял.
Выручил пост «Ангары» у которого произошло очередное включение на обзор, вовремя «опознав» низковысотную цель по заданному пеленгу, как свою «вертушку». По данным радиометристов Ка-25 возвращался.
Картинку актуально «дорисовали» акустики, чутко отслеживая «контакт»: — ПЛ
