лодку в указанном направлении.
— Атаку производим по акустическим данным, — объявил командир, положив ладони на ручки перископа, в привычке, лишь бы куда-нибудь их деть… нервишки начинали натягиваться. Произнося с растяжкой:
— Четырёх… по-двухторпедный залп носовыми… с временным интервалом в пять секунд!
Второй вахтенный, сопя простуженным носом, подтвердил чередой оповещений:
— Контроль. Пуск! Пошла номер один. Вторая… аппарат номер три, вышла!..
Два мягких толчка…
Лишённую веса торпед лодку подбросило носом вверх, тут же компенсируя принятием воды в балласт.
— «Угря» им под ватерлинию! — не удержался угрюмой ухмылкой боцман [56].
Ему вторили, кто на что горазд:
— Воткнуть «свечку» в борт.
— Аппарат «два» — пуск! Четвёртая… — пуск!
Лодка снова вздрагивала… снова донося характерное шипение из носового отсека — сжатый воздух, вытолкнувший торпеду, во избежание выхода воздушных пузырьков наверх, стравливался вовнутрь.
— Погружение на сто метров, — сразу же следовал приказ обер-лейтенанта, почти скороговоркой вносящего уточняющие корректировки, — курсовое уклонение 15 градусов вправо. Смена позиции. Перезарядить аппараты, торпеды электрические.
Акустик, внимание — слушаем!
ПКР
Какое-то вымученное противоречие: будучи полностью уверенным, не видя никаких сложностей с выполнением задачи, соблюдая полное и внешнее спокойствие… вдруг изгонять из головы недобрые спонтанные образы.
То, что скрыто с глаз всегда таило в себе затаённую неясность, настораживая.
Крейсер давил океан на «восемнадцати», разбивая попутные накат за накатом, неумолимо вбирая дистанцию к намеченным шести тысячам.
Цель впереди, нацистская субмарина — порождённое небывалым экспериментом эхо прошедшей войны, и в то же время, голая и злая реальность.
Пилоты «Камова» уже попадали там под обстрел, убедившись воочию.
И уже мчали оттуда, с носовых углов, пущенные ею торпеды. Опять же, отсюда из рубки, лично ему, невидимые, не слышимые. Фиксируемые лишь акустиками, ведущими обратный отсчёт в суммарно-встречных скоростях.
Их (одну из…) по каким-то прихотям жанра увидели всё те же вертолётчики, снова нарушив радиомолчание:
— Торпеда! Видим след!.. — стремительно бегущая на глубине метра три-четыре, оставляющая за собой пузырящуюся кавитацию, которая вспухая к поверхности, извивалась белой прыгающей по рельефу волн дорожкой.
— Пусть убираются с директрисы! — гавкал (а иначе и не скажешь) приказ Скопин.
Установки РБУ «Смерч» заряжены… подняты… развёрнуты… замерли в выдержанных углах горизонтального и вертикального наведения. Прибор управления стрельбой автоматически задавал значения глубины подрыва…
Минуты до команды на залп!
— Цели в зоне поражения.
И когда, накрыв их заслоном глубинных бомб, и акустики на время оглохли, вследствие множественных подводных детонаций… из всей этой какофонии операторы гидроакустической станции вынесли промежуточный вердикт — одна торпеда осталась непоражённой. Что было некритично — производилась штатная перезарядка РБУ — реактивные снаряды один за другим в механической очерёдности вгонялись в пакет стволов, уже готовые снова ввестись в действие. Довершить дело…
Вот тут гидроакустический пост неожиданно «сбил прицел»:
— Цель совершила уклонение! — «проседая» в контроле за ситуацией, покуда нарабатывался новый алгоритм атаки — буквально и всего лишь десяток тикающих секунд, пока шёл расчёт по упреждению и другим параметрам в системе целеуказания и наведения.
В этот сиюминутный интервал его всё же дёрнуло:
«Ну, ничего ж себе, сука, нежданчик от Кригсмарине! Управляемая»⁉ Впрочем…
Впрочем, этим всё и ограничилось.
Торпеда, как обстоятельно доложили с поста «Ориона», «вышла на циркуляцию малого хода в пределах семи узлов». И была без труда уничтожена.
«На дистанции шесть кабельтов», — внесёт запись в журнал вахтенный офицер.
Капитан 1-го ранга Скопин даже вскинет бинокль — взглянуть сквозь остекление рубки: череда опадающих всплесков за километр по носу корабля.
— Слышу я, слышу, — разумеется, не пропустив обращённое к нему «товарищ командир».
— Товарищ командир, подлодка… цель № 1 в зоне поражения!
Крейсер уже вышел на необходимый для удара рубеж. Однако к немедленному применению была готова только одна РБУ. С ходовой рубки было видно, как кинематика отстрелявшейся по торпеде второй бомбомётной установки затеяла «механический танец» перезарядки [57]. Три минуты по нормативу.
«Не стоит ждать даже эти „три“, — посчитал Скопин, — „гансы“ всадили первую порцию с большой дистанции. Сейчас поймут, что безрезультатно, заправят торпедные аппараты по новой, пальнут повторно. Возись потом… трать боеприпасы».
Коротко отдал распоряжение:
— Уничтожить субмарину.
…подхваченное расчётами БЧ-3 [58]:
— Стрельба в настоящее место цели… пеленг… дистанция… залп!
Новая пачка зарядов посекундного отстрела (12 стволов — 2,4 выстрела в секунду) реактивным рёвом ушла по касательной вдаль, где-то там, в заданном месте и глубине «прокипятив» воду…
Командир снова поднял бинокль. Однако на дистанции пяти с лишним километров мало что разглядев.
Корабль продолжал буровить океан, акустики прислушивались, в рабочем говоре «ходовой» — докладах и командах, ни намёка на повышенный тон, всё чётко и сухо. Однако Геннадьич угадывал в этой сдержанности и толику сомнений в принадлежности субмарины.
— Радио от «вертушки», — известил офицер на связи, — свидетельствуют уничтожение ПЛ.
— Цель поражена, — наконец дали положительный результат и акустики. — Отбой атаки.
— Ага-а! — с нарочитым довольством воскликнул каперанг, заметив оптикой чуть в стороне точку вертолёта, — «свидетельствуют», говорите? Отсемафорьте им: пусть снимут с воды что-нибудь свидетельствующее — кого мы там утопили.
Ка-25ПС
Они сегодня оказались прямо-таки зрителями в первых рядах.
И… повезло им, когда в неадекватной оценке предполётного инструктажа: «соблюдать осторожность», едва не подставились под очередь из 20-миллиметрового FlaK — сбившись с пеленга, прозевав выплывший из марева по левой стороне вытянутый силуэт подлодки, мигом озарившийся вспышками выстрелов.
Немец, тот воспринимал окружающее серьёзно, с должной бдительностью, иначе и быть не могло — 1944, война.
Всё могло закончиться и хуже. Но установленный ниже на уступе рубки U-1226 зенитный 37-миллиметровый полуавтомат остался не задействованным, вследствие перекатывающих и захлёстывающих волн. К тому же цель оказалась нетипичной, наводчики взяли неправильное упреждение, болтанка не дала нормально прицелиться. Да и опомнившийся командир субмарины практически сразу приказал погружаться.
Жужжала неслышимая (сами-то в наушниках) «Красногорск-16» — ручная кинокамера фотолюбителя старшего мичмана из техников БЧ-6, полетевшего «пассажиром».
«Камов» висел над волнами. Позицию заняли в полутора километрах, снимая взбитый подводными взрывами океан.
Неожиданно среди кипящих всплесков показалось что-то существенное… Все дружно ахнули! — лодку вытолкнуло наверх — в пенных выбросах бурлящей воды геометрия чёрного корпуса, будто пошла на излом. Или показалось?
«Ничего, — старшина старательно сохранял равновесие, чтоб не дрогнуло изображение — не упустить впечатляющих кадров, — проявленная плёнка покажет».
Субмарина недолго оставалась на поверхности, задирая носовую часть, избитая обшивка окончательно утратила запас плавучести и… минуты не прошло — ушла на дно.
Сообщили об увиденном. Предупредив. Направив вертолёт — пройтись над местом, посмотреть.
Океан рисовал на своей беспокойной поверхности длинные пенные полосы, вытянутые, влекомые по ветру. Жирное масляное пятно, образовавшееся на месте катастрофы, стало расползаться — его было видно издалека.
Уже ближе примечали и немногочисленные всплывшие обломки — унылое и безжалостное свидетельство гибели нескольких десятков человек [59].
Борттехник, выглядывая в приоткрытую дверь, словно уловил возникшее общее настроение и молчаливую паузу, проговорив по внутренней связи: — Нам ли переживать за фашистов…
— А фашистов ли? Ты веришь что…
— С «Москвы» опять лампой морзянят, — перебил возгласом старшина, кроме всего прочего отвечающий за репетование сигналов с корабля.
— Что передают?
— Ща, погодите, строчат сигнальцы, как из пулемёта. Есть, понял. Чёрт! Разматываем лебёдку. Попробуем подцепить что-нибудь из обломков. Приказано.
— Интересно и как они там себе это представляют? Нам что, с багром вниз спускаться?
— Я вижу! — воскликнул борттехник, — там кто-то есть! Шевелится. Выживший.
— Опа на! Пленный супостат⁉ Будем брать? Вадим Иваныч, у тебя пистоль наготове?
Круги на воде
— Право на борт. Возвращаемся на прежний курс. Снизить до двенадцати.
Всё ещё сохраняя инерцию 18-узлового хода, крейсер при перекладке ощутимо кренился. По завершении коордонаты, после положенных и сопутствующих «Отводить», «Одерживать», «Прямо», рулевой громко подтвердил:
— На румбе 340 градусов.
Приближающийся вертолёт исчез из поля зрения, забегая за корму — крейсер будто специально поставлял полётную палубу для посадки.
— Пойдёмте, что ли, взглянем?.. — предложил Скопин полковнику