не пошло. Для меня сложность состояла в том, что все разговоры наши с ним проходили под слуховым контролем. Но я иногда забывал об этом, увлекался, допускал какие-то ляпы (в том смысле, что соглашался с его позицией). Но как иначе – не «подпевая» ему в чем-то, я бы не смог его расположить к себе.
– Как Вы ему «подпевали»?
– Я ему Ленина цитировал. Того Ленина, который говорил, что нельзя обижать украинцев, которые угнетались царским правительством. Который говорил, что захочет Украина уйти – пусть уходит.
– Кук говорил, что в принципе ненавидит русских, что желает им смерти?
– Нет, никогда. И я уверен, что Кук бы не взял тот лозунг, что сейчас используется на Украине благодаря американским политтехнологиям: «жидов и москалей – на ножи и на гиляки». Он был куда умнее сегодняшних киевских правителей.
– А сам Кук боялся смерти?
– Он боялся бесследно исчезнуть. Был уверен, что его расстреляют. На этом настаивал и Хрущев. Но Киеву удалось убедить этого не делать. Иначе бы создали очередного национального героя. А так отсидел свои шесть лет, мы устроили его на работу в архив МВД, чтобы всегда был под контролем. А как же по-другому?
А когда новые украинские власти предложили ему звание Героя Украины, он отказался. Хотя похороны его в Киеве в 2007 году были национальными. Венки от правительства Украины, от Министерства безопасности, от МВД… Я, кстати, успел с ним попрощаться: позвонил ему за пару дней до смерти. И знаете, я думаю, что он бы не поддержал то, что сейчас происходит. Он был за полностью независимую Украину, а не ту, которой бы управлял будь то Запад, будь то Восток. Как-то он сказал в период «оранжевого триумфа»: «Не за эту Украину мы сражались».
– Среди руководителей оуновского движения было много пар или только Кук с супругой?
– Было несколько примечательных пар. И вообще многое строилось на любви. Был такой Охримович, один из руководителей ОУН, агент ЦРУ, парашютист, заброшенный американским самолетом в 1951 году вместе с группой радистов. Он провел год с Куком в подполье, пока мы его не поймали. Они обменялись автоматами. У Охримовича был американский. Кстати, американцы забрасывали оружие на Западную Украину, но мало. Американские и английские самолеты летали над территорией Украины до 1954 года, забрасывая агентуру. Заявляю это с полной ответственностью. Просто об этом факте не знают даже многие сотрудники наших спецслужб.
– Американцы поддерживали бандеровцев?
– Да. Нельзя говорить, что это было на уровне правительства. Но на уровне ЦРУ – однозначно. И не массово это было, не интенсивно. Так вот, Охримович летел не столько по заданию установить связь с подпольем, сколько к своей невесте. Он хотел ее вывести с Украины на Запад, думал, что каналы еще есть (а они уже почти все к тому моменту были нами перехвачены).
Когда Охримович узнал, что невеста успела застрелиться, он отказался от сотрудничества и тоже был расстрелян… Среди оуновцев были верные пары. Верные и друг другу, и идее. Помню, одни такие (муж и жена), когда мы ее задержали, попросили отпустить их и тут же и ликвидировать как бы при попытке к бегству. Героями хотели уйти из жизни. У них всех была своя романтика, свои отношения. Но мы не согласились.
Вообще люди такого типа мечтали о героической смерти. Был такой случай, когда один из руководителей оуновского подполья, потеряв в бою всю охрану, один вышел с двумя пистолетами в руках, ведя огонь по приближающимся солдатам. Каждый уважающий себя оуновец имел два оружия. Наган – безотказный, но очень тяжело нажать на спусковой крючок (вот Вы, например, не нажмете), и пистолет – легкий, автоматический, но который мог отказать. И обязательно каждый носил лимонку Ф-1. Был привязан кожаный шнурок от нее к воротнику. Когда руки отказывают – чтоб можно было зубами чеку выдернуть. 3,5 секунды – и все. Многие пытались подорваться при захвате, но мы не давали. А потом они сами рады были. Потому что менялось сознание.
К счастью, наш будущий пленник никого не зацепил. Руководитель операции дал команду пулеметчику бить по ногам. Ноги ему перебили, потом вылечили. Вербовал его один из наших руководителей, вел беседу на равных. Как украинец с украинцем, во имя будущего Украины. Столкнулись две идеологии. Наша взяла. Это была честная беседа, с документальными доказательствами, об использовании западными спецслужбами подполья в своих целях – разрушения славянского единства. В результате он стал одним из наших лучших помощников, а для подполья он навсегда остался героем.
– Психотропные препараты при вербовках применяли?
– У нас были препараты, чтобы усыпить на время и обездвижить. Не более. Ядов никогда не использовали. Мы щадили националистов. Почему? Потому что они люди. Мы перевоспитать их хотели. Так что все разговоры с их стороны о нашей жестокости – это неправда. Когда бой, то да, бой есть бой, убивали. Но ни одна собака не может сказать, что мы убивали просто так. Как это зачастую делали они. Конечно, были и у нас нарушения соцзаконности, но это не было массовым явлением и всегда каралось, вплоть до ареста.
– И все-таки про любовь…
– Да, я отвлекся. Самой красивой и яркой парой среди этих оуновцев были Орлан (Васыль Галаса) и Маричка (Мария Савчин). Любили они друг друга так же крепко, как свою идею. Маричка – очень энергичная, женственная, привлекательная. Я видел ее много раз, а она меня, к счастью, ни разу. Жесткая была. Она бы убила любого врага в том кровавом противостоянии. Это единственная женщина из подполья, награжденная золотой оуновской медалью. У них с Орланом было двое детей, рожденных в подполье. Первый остался у родственников, мы его держали как приманку. Второго она бросила новорожденным и ушла по крышам.
Маричка – Мария Савчин.
Внутренняя тюрьма КГБ
– Как это случилось?
– У нас была информация, что она в Кракове. Но где именно, мы не знали. И вот обнаружили ее случайно, во время облавы в Кармелитском монастыре. Она там с ребенком была. Задержала ее польская безпека, а она ее обманула. Под предлогом, что ребенок заплакал, попросилась выйти у охранника. Там окно было, она на крышу второго этажа забралась и оттуда сбежала к мужу – он еще в подполье тогда был. С тех пор ребенка она не видела и не знает, что с ним. Хотя искала все эти годы и до сих пор ищет.
– А что с ним?
– Он выжил. Никто не
