Мы познакомились, и я, конечно, извинился за вмешательство. В процессе общения я попросил их рассмотреть мой сон, пошутив, что с незнакомыми людьми всегда проще говорить о сокровенном.
— Понимаешь Владислав, — сказала женщина, назвавшаяся Ольгой, — твой сон действительно не был сном в привычном смысле этого слова. Как я думаю, он занимает промежуточное положение между обычным слабо запоминающимся сном и так называемым осознанным сном. Чтобы назваться осознанным, ему не хватает твоего сознательного участия, так сказать. Ты находился в сюжете сна, но не управлял им.
— Осознанный сон? Я сегодня уже встречался с этим словосочетанием, причём впервые в жизни. И вот опять. Так я не понял. Как можно управлять сюжетом сна? На то он и сон, чтобы его только смотреть и всё.
— Это долгий разговор. — Помедлив, и как-то нехотя ответила Ольга. — Вкратце скажу, что когда сон становится осознанным, то он перестаёт быть сном вообще. Так что ты прав. Это своего рода допущение, называть то состояние сном, пусть даже осознанным. Просто так исторически сложилось. А теперь из-за этого возникает путаница.
После такого объяснения вопросов у меня стало куда как больше. Тема осознанных снов казалась мне уж слишком экстравагантной. Кроме того, я не получил ещё возможных объяснений, касающихся своего сна.
— Может быть, и мой сон не был сном в привычном смысле этого слова? — Спросил я.
— У людей вообще нет однозначного определения сна. — Отвечала Ольга. — Я склоняюсь к тому, что сны вообще, это не то, что об этом думают люди. Вопрос лишь в степени осознания. Условно эту степень осознания можно выразить в процентах от нуля до значений, превышающих сто процентов. Твой сон при всей его яркости и запоминаемости, характеризуется нулевой осознанностью. И лишь когда осознанность во сне, а также способность управлять его сюжетом растёт, тогда и возникает ощущение, что это не сон, а какая-то другая реальность.
Вероятно, я в тот момент как-то странно улыбался, потому что, посмотрев на меня, они оба засмеялись.
— Ты тоже почувствовал, что увиденное тобой захватывающе и напоминает скорее какую-то другую реальность, похожую на рай или какую-то загробную жизнь, — продолжала она, — но понял ты это не в момент своего присутствия там, а уже проснувшись. То есть тогда, когда осознанность вернулась к тебе.
— То есть вы хотите сказать, что во снах человек может воспринимать себя так же, как и во время бодрствования? Но тогда он, находясь там, должен знать, что на самом деле он лежит на кровати и спит. — Сказал я. — Возможно ли такое?
— Именно так он себя и воспринимает, только спит не он, а тело. — Ответила Ольга.
Мне решительно нечего было добавить. Я лишь отметил некоторую заторможенность своих реакций. В моём компьютере явно намечался сбой. Преодолев грядущее зависание, я понял, что качество полученной информации явно превышает мои ожидания.
— Но как же в отношении моего сна? — спросил я, желая перейти на более предсказуемую тему, хотя и ощущая некоторую свою туповатость.
— Я думала, что ответила на вопрос. — Ольга улыбнулась и добродушно хохотнула. — Ты сказал, что хотел бы снова попасть в обстановку и окружение этого сна. Именно поэтому я заговорила об осознанных снах. Именно практика осознанных сновидений может стать единственным способом побывать в любом месте и испытать совершенно любые ощущения. Никаким иным из известных мне способов это осуществить невозможно.
— То есть вы хотите сказать, что я снова смогу попасть туда? — спросил я, внутренне замирая от таких возможностей.
— Я лишь сказала, что это возможно. Получится ли у тебя, совсем другой вопрос.
— Значит это вопрос способностей. — С сожалением в голосе сказал я. — И надо полагать эта способность сравнима лишь с редким даром.
— Сейчас трудно говорить о возможностях для тебя и о теоретических предпосылках в целом. — Скороговоркой сказала Ольга. — Можно лишь сказать, что эта возможность открыта для всех и не является даром свыше для избранных. Можно сказать, что это дар для всех. Несколько различаются лишь способы, направленные на попадание в те миры. Я, например, придерживаюсь взглядов на эту тему, описанных Кастанедой. Если хочешь, то запомни фамилию. Своеобразное чтиво. А вообще на сегодняшний момент практикующими наработана большая практическая база. Поэтому сейчас для успеха не обязательно поселяться на десяток лет в каком-нибудь ашраме. Важно лишь соблюдение некоторых правил, связанных с образом жизни.
В этот момент в разговор вмешался её знакомый Максим, молчавший до этого момента.
— Кастанеда для практикующих осознанные сны, как Маркс для коммунистов. — Отчеканил он. — Только способности его современных последователей редко достигают хотя бы приблизительно близкого уровня. Всё замирает где-то на уровне первых врат. Почитаешь, поймешь, о чём я.
— Кстати, я тоже не могу сказать о себе ни как о строгом последователе этого учения, ни как о виртуозе во владении осознанностью во снах. — Сказала Ольга. — Чтобы стать этим самым строгим последователем требуется изменить образ жизни. Да и не только в образе жизни дело. Менять придётся всё. — Она вдруг замолчала, а через мгновенье заговорила, но тоном человека, желающего подытожить разговор. — Впрочем, для неподготовленного человека это всё тёмный лес. Рекомендую сначала взяться за первоисточники.
Я понял, что разговор заканчивается, и уже начал было благодарить за потраченное на меня время, как тут вмешался Максим.
— Я подошёл к этой теме с другой стороны. В этом смысле, я думаю, мне повезло. — Сказал он. — Я ещё и не слышал ни о каком Кастанеде, когда мне в руки попала книга Роберта Монро «Путешествия вне тела». Хотя в чисто практическом смысле книжка малополезна, но описания этих путешествий действительно захватывают дух. Причём свои внетелесные путешествия этот автор совершал из состояния бодрствования, а не из сна, как в случае с осознанными снами. К тому же это описание личного опыта человека, который совсем не считал себя духовным или религиозным. Он был бизнесменом, когда эта способность вдруг свалилась на него, и остался бизнесменом после. Особой необходимости в личной трансформации для успеха этой практики, которая обязательна у Кастанеды, он не заметил. Я думаю, практикующие люди ошибочно говорят, что внетелесный опыт и осознанные сновидения это разные вещи. Просто каждый подступает к этому со своего конца, от туда, где у него лучше получается или больше соответствует как человеку.
— Значит не всё так безнадёжно, — спросил я с надеждой.
— Конечно. — Ответил Максим. — Просто здесь надо быть увлечённым так, как люди обычно увлекаются своим хобби. Сильная увлечённость — залог успеха. Но я, как и Ольга не могу назвать себя продвинутым практиком способным давать советы. Ольга права, начинать действительно нужно с первоисточников. Но я не рекомендую начинать с Кастанеды.
— Как вы понимаете, я совсем не понял чем один метод отличается от другого. — Подытожил я, вызвав общий смех. — Но главное…
— Главное, — прервал меня Максим, — что этим стоит заниматься. Когда эта возможность для меня открылась, я понял, в какой тюрьме до сих пор жил. Ведь это не путешествия по снам. Это путешествия по другим мирам, которых бесконечное количество, не считая тех, которые ты можешь создать сам. Хотя я ещё не достигал такого состояния, когда реальность там не отличается от реальности здесь по чёткости и незамутнённости образов и событий, но у нас есть друзья, достигшие этого.
— Если качество восприятия там может быть таким же, как и здесь, то это конечно более чем интересно. Но скажите вкратце, как открыть эту дверь? — Сказал я, будучи уже крайне заинтересованным обсуждаемой темой.
— Никакого вкратце не получится. — Присоединилась Ольга. — Тут действительно потребуется время не изучение. Вопрос даже не в трудности, а в понимании, а возможно в принятии. И это понимание не совсем интеллектуального уровня.
Наш разговор закончился. Я потом ещё долго жалел, что не попросил их телефонных номеров. Потом я даже два раза приезжал в этот клуб, в надежде увидеть их или расспросить о них. Но поиски были бесполезны.
С Алёной мы расстались в вестибюле общежития её института. Это было уже глубокой ночью. Слова прощанья гулко раздавались в спящем здании. Мне не хотелось торопить события. И, обменявшись телефонами, и невинными поцелуями мы расстались. Выходя из здания, я видел повисший у охранника в глазах вопрос или скорее реплику. Казалось, он еле сдерживается, чтобы не спросить: «ну чё, облом?»
Домой я возвращался на пойманной машине какого-то бомбилы, в которой не давало ему уснуть радио с блатняком и песнями, что называется, «за жизнь». Первое, что бросилось в глаза, когда я сел в салон, это было совершенно грязное переднее стекло машины, через которое я ровным счётом ничего не видел. Отчаянно работающие дворники, лишь усугубляли дело.
