— Вижу, вы все прекрасно помните!
Смущенные супруги Конти, не глядя друг на друга, вслед за хозяином заходят в дом.
После короткой приветственной тирады Де Витис больше не возвращается к общим воспоминаниям. Он лишь выполняет обязанности хозяина дома и занимает гостей. Сейчас он остановился у низенького столика, уставленного хрустальными рюмками с темно-золотистой жидкостью и восхитительными серебряными безделушками, лишь затем, чтобы сообщить, какой эпохе, мастеру, стилю они принадлежат, и — обнаружить при этом неожиданно глубокие познания. Верно: обладать властью — значит доказывать свои права на нее. Но все это не более чем лирическое отступление, сейчас ему важно дознаться, почему Луиза сняла квартиру за стеной и посещает ее в одиночестве. Человек, подписавший договор о найме, назвался секретарем весьма важного лица, требующего строжайшей секретности, — по-видимому, тут кроется нечто серьезное. Он навел справки и убедился: речь идет не о Конти. Да и зачем бы ему это? Сам он сюда не заявляется, значит, только затем, чтобы жена могла позагорать в костюме Евы? Кроме того, они же остановились в пансионе. Стало быть, надо искать кого-то другого.
А чтобы поиски были эффективными, надо внушить доверие окружающим. Поэтому он продолжает играть роль гида.
Франко Конти от любезностей и похвальбы Де Витиса становится невмоготу. Он повернулся спиной к хозяину дома и разглядывает великолепный «буль», одиноко красующийся у стены столовой. Вдруг собственное имя, произнесенное громко и четко» вызывает его из задумчивости.
— Извини, что не расслышал, я любовался твоим секретером…
— Нет, ради Бога, нет, это не секретер; перед тобой бюро работы Андре-Шарля Буля, он создал его в период своего наивысшего творческого расцвета. Поразительно самобытная вещь, правда? Идите, идите сюда.
И подводит обоих супругов к бюро, показывая его инкрустации и тонкость отделки, подбор ценных пород дерева и виртуозное сочетание различных материалов, поясняя технические детали и даже тонкости обработки древесины, и кажется уже, будто двор Короля-Солнце во всем своем великолепии явился в необыкновенное жилище Де Витиса, а сам хозяин преобразился в могучего государя.
Это архитектура в полном смысле слова, ничем не уступающая самым знаменитым произведениям искусства: капелле Скровеньи, Сикстинской капелле, картине Леонардо «Битва при Ангьяри». Де Витис не скупится на смелые сравнения и гиперболы, он увлекает Луизу в свой кабинет, чтобы показать ей примеры из энциклопедии антиквариата в двадцати четырех томах. И Луиза покорно идет за ним, неся свое пышное тело на двенадцатисантиметровых каблуках.
На какое-то время Франко Конти остается один.
Он слышит, как они переговариваются, достают с полки книги, что-то двигают; наконец глухой удар о стол возвещает, что Де Витис нашел нужный том. Чтобы занять себя чем-то, заглушить тягостное чувство поражения и безысходности, Конти тихонько проводит рукой по инкрустациям на средней панели распахнутого бюро. Он трогает резной орнамент и закругленные углы; наконец, пораженный' бесстыдной позой Венеры, которая разлеглась на дверце, кончиками пальцев касается ее пышного, шелковистого тела: раз, другой… и вдруг указательный палец натыкается на какую-то выпуклость, фигурка словно бы подается, отходи г в сторону.
Ну вот, думает он в испуге, не хватало еще испортить его бюро; он изо всех сил нажимает на капризную деталь, пытаясь вернуть ее на место, но она остается неподвижной.
Взволнованный Конти все еще придерживает пальцем выпуклость на дверце» надеясь, что ничего не случится, если он ее отпустит, как вдруг кто-то, стоящий за спиной, кладет на его дрожащую руку свою, крепкую и решительную, и, нажав на вялый палец, не вдавливает, а приподымает непокорную завитушку: внезапно раздается легкий сухой щелчок, и в проеме крохотной потайной дверцы открывается черна я дыра.
У Конти не хватает смелости повернуть голову. Таинственная рука не может принадлежать ни Луизе, ни Де Витису: слышно, как они там болтают, обмениваясь пошлыми репликами и слащавыми любезностями. Удивленный, заинтригованный, он бросает взгляд в темный проем. Там отчетливо видно какое-то сложное устройство с блестящими металлическими колесиками.
Тут загадочная рука, не выпуская его собственной, с глухим стуком задвигает дверцу.
Обернувшись, Конти видит мощную фигуру Этторины: прямая, чопорная, она даже не удостаивает его взглядом, а только произносит:
— Ваше превосходительство, кушать подано!
От ее голоса у Конти леденеет кровь и багровеют щеки.
8
Мир материальный и мир нематериальный. Свобода юриста. Чтобы брак не распался
Коллекционирование старых игральных карт — популярное хобби, гораздо более распространенное, чем можно подумать.
В некоторых странах, например в Англии, это увлечение дошло до безумия. В 1979 году одна только лондонская аукционная фирма «Стенли Гиббонс» продала четыреста старых карточных колод, а в следующем году на том же аукционе неизвестный покупатель из графства Корк в Ирландии выложил полторы тысячи фунтов (то есть два с половиной миллиона итальянских лир) за одну из самых старых колод, напечатанных в Англии: на рубашках карт были изображены ужасающие пытки, которым подвергли участников папистского заговора.
И все же Колин Нарбет, один из руководителей «Стенли», убежден, что старинные игральные карты ценятся слишком низко, и в доказательство этого с ужасом сообщает, что до сих пор можно приобрести карточную колоду XVIII века всею за какие-нибудь сто пятьдесят тысяч лир, а колоду прошлого века — вообще за сорок пять тысяч.
Вот и Луиза Конти увлеченно собирает старые карточные колоды, особенно для игры в тарок.[2] Не впадая в излишества, она ухитряется откапывать у торговцев старым хламом, на развалах, интересные колоды всех видов, которые используют для гадания. А гадать она умеет замечательно. Луиза убеждена, что у всякой старинной колоды карт, особенно если она выглядит сильно затрепанной, есть могучая сила предвидения, и сила эта начинает действовать сразу, как только карты рассыпаны по столу. И действительно, почему бы картам, созданным для того, чтобы разгадывать тайны, пройдя столько рук и столько стран, не обрести мудрости, которой, разумеется, лишены карты из новой, нераспечатанной колоды? Вот почему Луиза гадает только на старых, изрядно засаленных картах.
Сейчас, загорая без купальника во флигеле Де Витиса, она лениво раскладывает колоду тароков, в которой помимо четырех традиционных итальянских мастей — Мечи, Чаши, Деньги и Палицы — присутствуют фигуры Повешенного, Шута, Башни, Смерти, Солнца, Воды, Целого Света и Императрицы. Она взяла эти карты потому, что любит их больше всех, и еще потому, что остальные не стала распаковывать, опасаясь, что выгорят на солнце; она дала себе слово достать их только тогда, когда ее домом будет уже не пансион и не чужой флигель, то есть примерно через месяц, если все пойдет как задумано.
У нее есть деревянные карты с золотой филигранью, есть холщовые карты, расписанные вручную, карты арабские, китайские и даже средневековых саксов, очень строгие и необычные. А колода, которую она раскладывает сейчас, нежась на солнышке, самая обычная, наивность изображения закономерно сочетается в ней с яркостью красок: красное, лиловое, зеленее. Луиза придает значение малейшим деталям и нюансам, когда дело касается гадания, она любит эту колоду еще и за ее простецкий вид — она явно служила сельским жителям — а чем ближе к природе, тем вернее гадание, считает Луиза. Ее по-прежнему беспокоят пятна на коже, они остаются, главной темой ее гаданий, и в любом сочетании карт — скажем, если рядом ложатся круглое, самодовольно улыбающееся Солнце в короне из лучей и Труба Страшного Суда, — она ищет скрытые намеки, указания и полезные советы по поводу своей аллергии. Однако поведение Карло, в последнее время ставшего таким несговорчивым и неуязвимым, тоже заставляет ее прибегать к помощи карт в надежде на благоприятное, утешительное объяснение.
Луиза снова и снова раскладывает карты; вот уже несколько дней, как они ложатся совершенно одинаково. Жульничать тут нельзя, ведь как-никак речь идет о ее жизни.
Расстроенная очередным неудачным гаданием, она поднимает глаза, желая полюбоваться тем, что ее окружает: ей нравится этот флигель, а особенно та, основная часть виллы, гораздо большая и лучше обставленная. Надо бы заняться этим, думает она, но это только после назначения Франко, не раньше.
Ободренная заманчивой перспективой, она опять смешивает карты и начинает раскладывать их на постели в нужном порядке. Но вдруг останавливается и гневным движением руки разбрасывает коварную колоду: пусть останется хоть какая-то надежда.
