Посадник понимающе посмотрел на отрока:
- Князь послал тебя сюда соглядатаем?
- Не соглядатаем. Боярин Жарислав стар, забывчив.
Взгляд посадника стал насмешливым, это обидело отрока. Он сказал запальчиво:
- И тебе забыл он передать важную весть из чудского племени.
Лицо посадника не изменило выражения, только искорки в глазах потухли.
- Говори.
Изяслав передал посаднику слова старейшины. Остромир, казалось, не придал этому значения. С невозмутимым видом достал из-за пояса мешочек с деньгами, подал отроку. Изяслав понял: плата за весть, которой посадник якобы не придал значения.
И тогда он решился. Не принимая денег, опустился на колени, проговорил:
- Не надо монет. Отдай мне рабыню Селию. Слюбились мы. Двух рабов верных будешь иметь...
Посадник оторопел, отступил на шаг. Но вот смысл просьбы дошел до него, он насупился:
- Та девка заморская сыну моему Вышате отдана. У него и проси. Вот уж где сатана не сможет, туда девку пошлет.
Мешочек, звякнув, упал на пол...
Остромир строго спросил:
- Больше никаких дел ко мне не имеешь?
- Нет, - поднимаясь с колен, сказал Изяслав. - Дело у меня к князю Ростиславу Владимировичу.
Остромир прищурился, впился взглядом в отрока. Но тут же притушил взгляд, вскользь заметил:
- Ростислав Владимирович в этом терему живет. Могу передать ему княжьи слова.
От посадника не укрылось замешательство отрока.
- У меня дело до него. Хочу в его дружину проситься...
Посадник заглянул в глаза отроку, проговорил:
- Скажешь, зачем послали тебя к Ростиславу, вдвое больше монет отсыплю.
Отрок молчал.
- А то и рабыню отдам...
Изяслав закусил губу, отрицательно покачал головой.
- Ладно, - улыбнулся посадник. - Испытывал тебя. Хороший воин у князя. Молодец. Мой челядин проводит тебя.
2
Ростислав Владимирович сидел спиной к вошедшему. Не оглянулся. Дописал что-то, свернул лист в трубку и только тогда встал из-за стола и повернулся.
Был он высок, широк в плечах и тонок в поясе. Одет просто и удобно в косоворотку из тончайшего льна с затейливой тмутараканской вышивкой на груди и рукавах, в длинные штаны с напуском на мягкий касожский сапог с мягкой же выворотной подошвой - удобнее не сыщешь для верховой езды. Из-под шелковой наголовной повязки спадали на высокий лоб светлые кудри.
- Здравствуй, воин, - протянул отроку руку.
Изяслав замешкался. Впервые князь - хоть и безнадельный - протягивал ему руку, как равному. Даже во рту пересохло и голос охрип:
- Челом тебе бью от великого князя киевского Изяслава Ярославича!
Рыжие усы князя шевельнулись, глаза залучились радостью:
- От самого?
Изяслав поспешно отстегнул меч, протянул Ростиславу так, чтобы тот увидел имя на рукояти. Проговорил торжественно, подражая Ярославичу:
- Князь наказывал: мечом этим охраняй границы от врагов наших!
- Границы? - На мгновение Ростислав задумался. Но был он быстр мыслью и молниеносно понял тайный смысл княжьего послания.
- Ну, спасибо же стрыю* моему, великому князю! Чем отблагодарить тебя, отроче? Проси. Моего в этом тереме не много. Но что мое - отдам. Что смогу - сделаю.
_______________
* С т р ы й - дядя, брат отца.
Казалось бы, сама судьба второй раз за короткое время испытывает Изяслава. И он вторично высказал заветное.
Засмеялся Ростислав:
- Твоему горю легко помочь. Если боярин не продаст рабыню, выкрадем ее! Одним грехом меньше, одним больше - мне все равно. Баба да бес - один у них вес. А какому боярину ее привезли?
- Вышате Остромирову, - сказал отрок и увидел, как сник молодой князь. Ростислав с сожалением вздохнул:
- Говорил он мне про эту девку. По сердцу пришлась. Попробую попросить для тебя. Да навряд ли отдаст. А выкрасть не могу. Вышата - друг мой...
И развел руками.
Такое искреннее сожаление звучало в голосе Ростислава Владимировича, что Изяславу стало немножко легче от его сочувствия.
- Прости, княже, - сказал он. - Спасибо на добром слове.
И ответил на безмолвный вопрос Ростислава:
- А ничего иного мне не нужно.
- Ты погоди горевать. Поговорить все же попробую, - молвил Ростислав.
- Сегодня наша дружина обратно в Киев отплывает с новгородскими купцами, - напомнил отрок.
- Скажу посаднику, чтобы тебя оставили в Новгороде.
- И Турволода, друга моего... - попросил Изяслав.
- Ладно, - кивнул Ростислав. - Через две недели другая ватага купцов в Киев собирается. С ней и пойдете.
3
- Ну что ж, оставайся в Новгороде, - сказал боярин Жарислав и внимательно поглядел на отрока. - А уж матери твоей я привет передам, не волнуйся.
И так он это сказал, что недоброе предчувствие сжало сердце отрока. Понял он, что боярин давно узнал его. А почему виду не подал - неизвестно. Может, задумал недоброе?
Он волновался бы еще больше, если бы знал, что один только вид сына бывшей челядинки приводил боярина в ярость. Она возрастала в той мере, в какой боярин должен был ее сдерживать. Ведь молодых Жариславичей князь сроду не осыпал милостями. Как и его родитель Ярослав, презирал за его ремесло - не подобает-де низкое занятие боярину. В голове Жарислава созревал новый замысел...
Изяслав-отрок, как было положено, проводил боярина до пристани, помахал на прощанье рукой. А когда шел обратно, тяжко вздыхал.
...На второй день Ростислав Владимирович сам разыскал отрока, проговорил угрюмо:
- Виделся я с Вышатой. Не отдаст он тебе рабыню. А на меня обиду не держи. Великому князю передай: наказ его буду выполнять свято, живот за него положу без страха.
В этом отрок не сомневался. Радовало его, что такого сыновца имеет князь, и что любит его, и что именно ему, Изяславу-отроку, выпал случай отвезти подарок Ростиславу.
- Счастливого тебе пути, отроче, - сказал Ростислав. - Услышишь обо мне. Захочешь - приезжай. Ближним боярином будешь, разделишь со мной и радость и горе.
- Пусть удача сопутствует тебе, - ответил Изяслав.
Молодой князь ушел, а отрок еще долго думал о нем, радовался, что есть на свете такие люди, как Изяслав Ярославич и племянник его Ростислав.
Минуло два дня. Изяслав никак не мог смириться с мыслью, что Селия для него потеряна навсегда. Однажды, проходя по огромному теремному двору, он услышал песню. Нежный голос выводил на незнакомом языке печальную мелодию. Воин остановился. Это голос Селии! Изяслав вглядывался в окна терема с разноцветными стеклами и слюдой. Там тоскует Селия. Если бы можно было вбежать к ней, обнять! Но стены и люди отделяют их друг от друга. Легче разломать стены, чем уговорить людей.
А Селия сидела на подушках в пышно убранной светелке. На ковре около нее лежало ненавистное зеркало, над головой висела золоченая клетка с попугаем. И сама Селия значила тут не больше заморской диковинной птицы, привезенной для забавы русоволосого холодного Вышаты. Рабыня покачивалась в лад мелодии и рассыпала, словно бисер, восточные слова:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});