— Отлично! — одобрил Полквост. — А вам уже отпечатали шестьсот пятьдесят четыре страницы, которые мы позавчера получили?
— Мадемуазель Рыже отпечатала. Правда, пришлось устроить ей небольшой нагоняй, — сказал Леже. — Плохо работает.
— Да, — согласился Полквост, — уж больно она медлительна. Ладно, когда наступят лучшие времена, мы постараемся подобрать вам машинистку под стать вашим Требованиям. Пока же придется довольствоваться тем, что имеем. Давайте поглядим письма.
— Первое, — начал Леже, — ответ в Институт Резины по поводу испытаний пузырей для льда.
Первый заместитель главного инженера водрузил на нос очки и стал читать:
— «Сударь, в ответ на ваше письмо с вышеуказанным исходящим номером мы…» — Так не пойдет, — сказал он. — Напишите: «Мы имеем честь засвидетельствовать, что получили ваше письмо с вышеуказанным исходящим номером…» Ведь такова общепринятая формулировка.
— Ах да! — воскликнул Леже. — Простите, запамятовал.
Полквост меж тем продолжил чтение:
— «…мы имеем честь довести до вашего сведения…» — Вот это хорошо! — одобрил он. — Смотрю, формулировки вы все-таки усвоили. Вообще-то ваша первая редакция, пожалуй, сойдет, вы ее восстановите…»… довести до вашего сведения наше предложение о предстоящих испытаниях пузырей для льда при обычных условиях применения. Мы были бы весьма признательны, если бы вы соблаговолили сообщить…» Нехорошо, ведь вообще-то… они в какой-то степени зависят от нас, и нам не резон заискивать… нет, не то чтобы заискивать… ну, вы меня понимаете?
— Понимаю, — ответил Леже.
— Вот и исправьте, ладно? Я на вас полагаюсь. Напишите: «Просим вас«…ну или что-нибудь в этом роде… «соблаговолите сообщить нам…» — Здесь вы поправите, договорились?«…сможете ли вы участвовать в этом совещании, в котором также примут участие Его Высокопреосвященство кардинал Окуньон, Заведующий отделом латекса и средств связи Главного управления по нефтяным разработкам и водным путям сообщения, а также г-н Инспектор департамента Сена по играм в фанты. Просим пас сообщить…»
— Если изменить предыдущую фразу, получится два раза «просим нас», — заметил Леже, у которого был глаз-ватерпас.
— Ну… э… в общем, вы поправьте… я на вас полагаюсь…
— «Сообщите нам как можно скорее, сможете ли вы присутствовать…» Нет, нет, — запротестовал Полквост, — так нельзя…
Вооружившись жалким огрызком директорского карандаша — марки, употреблявшейся лишь работниками Консорциума, — он вписал между строк мелкими буковками: «Безотлагательно сообщите нам».
— Вы ведь понимаете, так, в общем, более… ну, вы сами чувствуете…
— Чувствую, месье, — ответил Леже.
— Значит, так, — заключил Полквост, пробегая глазами окончание письма, — письмо хорошее, кроме этого места… Поглядим другие…
Его неожиданно прервало звяканье внутреннего телефона.
— Ах, черт! — подосадовал Полквост. Он взял трубку:
— Алло? Да! Здравствуйте, милейший! Сейчас? Ладно! Спускаюсь!
— Меня зовут играть в манилью. — Как бы извиняясь, Полквост развел руками. — Остальное я посмотрю с вами потом.
— Слушаюсь, господин начальник, — ответил Леже и вышел, прикрыв за собой дверь.
Глава IV
Отдел Первою заместителя главного инженера Полквоста располагался па последнем этаже занимаемого Консорциумом здания. В центральный коридор выходило несколько кабинетов, соединенных между собой рядом внутренних дверей. В барицентре восседал сам Леон-Шарль, справа от него — Рене Видаль, с другой стороны — Эммануэль Пижон. С кабинетом Видаля соседствовал кабинет Виктора Леже, который делил его с Анри Леваду. Напротив Пижона обитал Боб Олван, а рядом с ними в конце коридора обосновался Жак Марион. Прямо перед ним находились комнаты машинисток и телефонный коммутатор.
Леже вышел через кабинет Видаля.
— Шеф убыл! — по пути объявил он.
Видаль и сам слышал, как Полквост покинул свой кабинет, зашел помочиться в туалет, что неизменно предпринимал, оставляя свое место, и направился к лестнице. Пижон, у которого был отличный слух, присоединился к Видалю и Леже, а вскоре для ровного счета явился и Леваду.
Они имели обыкновение собираться у Видаля, когда Первый заместитель главного инженера спускался совещаться с Волопастом или отправлялся на заседание.
Боб Олван, как правило, оставался у себя и испещрял бессчетные листы черновиков прежних отмененных спецификций рядами значков, напоминающих каракули какого-нибудь неграмотного и страдающего запоями перепончатокрылого.
Марион дремал, удобно подперев подбородок концом линейки из вилообразной груши. Он совсем недавно сочетался законным браком, но, видимо, себе на беду. До этого Марион долго служил в армии и вот теперь угодил в НКУ. Два таких удара всякого могли бы выбить из колеи.
— Господа, — заявил Пижон, — наши предыдущие беседы обогатили нас ценными сведениями о привычках нашего шефа. Подытожим добытую благодаря нашим личным наблюдениям информацию: а) Прощаясь, он говорит по телефону «Всего хорошего». б) Он часто использует привычное выражение «таким образом, чтобы». в) Он почесывает у себя между ног. г) Он бросает чесать лишь для того, чтобы начать грызть ногти.
— Все ТОЧНО, — подтвердил Видаль.
— Однако я тут пораскинул мозгами, — продолжил Пижон, — и решил, что наши взгляды относительно последнего пункта расходятся: ногти он не грызет.
— Как не грызет, у него всегда пальцы во рту! — возразил Леже.
— Да, — уверенно произнес Пижон, — но сначала он сует их в нос. Весь процесс видится мне следующим образом: шеф скоблит зубы, чтобы наточить ногти, потом сует их в нос и вынимает уже с содержимым носа. Потом он вытирает слизь, прилипшую к концам его фаланг, после чего смакует плод своих трудов.
— Так и есть! — подтвердил Леваду. — Ни прибавить ни убавить. Во всяком случае, пока не прибавить.
— И все же скука какая, — заметил Видаль, — обалдеть можно.
— Мухи мрут! — подтвердил Пижон.
— Хорошо бы сейчас на улицу! — бросил Леваду, и его глаза цвета жженого топаза затуманила скоротечная печаль.
— А я не скучаю, — подал голос Леже. — Наоборот. Да тут еще благодаря весьма хитроумной системе расчетов, приведенной в «Бюллетене неофициальных французских консультантов-страхователей», я недавно осознал, что перевалил через середину среднестатистической жизни. Так что самое тяжелое позади.
На этой утешительной ноте они расстались. Пижон возвратился к себе в кабинет немного вздремнуть. Виктор взялся за английский, а Леваду — за подготовку к экзамену в Центре Повышения Хвалификации — в конце года ему предстоял жтлмсн. Он намылился покинуть МКУ, а диплом ЦПХ очень бы пригодился, вздумай он впоследствии сюда вернуться.
Рене Видаль засел было за парштурм. Он играл на гармонической трубе в любительском джазовом оркестре Клода Абади, и это отнимало ужас сколько времени.
В качестве побочного занятия все они разрабатывали спецификции, полную ответственность за которые, когда они уже были готовы, брал на себя Первый заместитель главного инженера Полквост, человек редкого великодушия.
Глава V
Оставшись один в своем кабинете, Рене Видаль принялся за неотложную работу — перфорацию листов для заметок по кадровым вопросам.
Он едва ли десять минут дырявил бумагу, когда вдруг задребезжал внутренний телефон.
Видаль взял трубку:
— Алло? Господин Видаль? Это мадемуазель Мешаль.
— Здравствуйте, мадемуазель, — сказал Видаль.
— Здравствуйте, месье. Тут один господин хочет видеть господина Полквоста.
— По какому вопросу? — спросил Видаль.
— По вопросу белых перчаток, однако очень трудно разобрать, что он имеет в виду.
— Белых перчаток? — пробормотал Видаль. — Значит, речь идет либо о коже, либо о текстиле. Тогда это ко мне. Пусть он поднимется сюда, мадемуазель. Так как господин Полквост на отчете, его приму я. Кстати, как его зовут?
— Господин Жормажор, месье. Значит, я посылаю его к вам.
— Посылайте. Видаль положил трубку.
— Такая досада, ребята! — сказал он, приоткрывая дверь к Леже и Леваду. — Посетителя принесло.
— Счастливо поразвлекаться! — пошутил Леже и без всякого перехода задекламировал: — «My tailor is rich»[12] — первый урок из учебника.
Круговым центростремительным движением правой руки Видаль смахнул всю макулатуру со стола в левый ящик, отчего комната приняла более пристойный вид. Потом он вынул отпечатанный на ротаторе документ и внимательно на него воззрился. В таких случаях он всегда прибегал именно к нему. Документ был семилетней давности, но очень толстый и производил солидное впечатление. Он был посвящен унификации натяжных клиньев задних колес тележек для транспортировки строительных материалов размером менее 17x30x15 сантиметров, с тем чтобы такие тележки не представляли большой опасности при погрузочно-разгрузочных работах. Этот вопрос решен пока не был, однако сам документ был как новенький.
