— Дерьмо поганое, — продолжал, не слушая его, Магвайр. — Ну и черт с ними. Мы тоже плевать на них хотели. Как они к нам, так и мы будем. Нечего миндальничать. Наших скотов только распусти, потом сам не рад будешь. Ты не думай, будто я тебя заставляю выше собственной задницы скакать. Просто иначе нельзя. Надо покруче гайки завинчивать. Я ведь для твоего же блага стараюсь. Взвод — это что? Дикое зверье. А ты — дрессировщик. Или ты заставишь их бояться, или они тебя. Тут середины нет. А поскольку нас всего двое, надо уж биться, не жалея сил. Каждый за двоих. Усекаешь?
— А что ж тут не понять. Только мне кажется… — попытался возразить Мидберри, но Магвайр вдруг вскочил со стула, обежал вокруг стола. Мидберри насторожился, сделал на всякий случай шаг назад, подобрался, правая рука сжалась в кулак, Магвайр ничего не заметил. Он рывком стянул через голову форменную рубашку, швырнул ее на койку и сам упал на нее лицом вниз. Сквозь изрядно поредевшие, коротко постриженные волосы на макушке у него просвечивала бледно-розовая кожа, и по ней почти через всю голову к шее тянулся глубокий шрам.
— Это у меня память от моего первого в жизни взвода. — Подняв голову, он быстро взглянул на Мидберри. — Я тогда был вроде тебя. Тоже пытался корчить из себя доброго дядюшку…
— А я вовсе и не корчу. Просто я…
— Мы тогда отрабатывали приемы рукопашного боя. Все было нормально, как вдруг у одного болвана, сосунка проклятого, ему и семнадцати лет-то не было, гляжу, глаза на лоб полезли. Хватает этот гад винтовку, прямо как дубинку сграбастал, и на меня. Я и охнуть не успел, как он меня со всего маху хрясь по башке. Потом целую неделю пришлось в лазарете проваляться. — Он поднялся с койки, взял рубашку, вернулся за стол. — И поверь мне, я сейчас даже благодарен этому щенку. Ведь он мне урок дал на всю жизнь. Вовек не забуду. Кабы не он, какой-нибудь психованный розанчик наверняка меня давно уже пристукнул бы. Тут ведь таких немало попадается. Да только я теперь ученый, не боюсь. И ты тоже себе заруби на носу: единственный способ справляться с этой бандой — держать их всегда в страхе. Только страх, и ничего больше.
— Ну, не знаю, — замялся Мидберри. Он понимал, что спорить с Магвайром сейчас просто бессмысленно. Ведь на стороне старшего «эс-ина» огромный опыт. А что он мог ему противопоставить? Свои сомнения? Этим ничего не докажешь. Лучше и не пытаться.
— А ты, гляжу, еще не шибко-то разбираешься. Поэтому и учу тебя. Чтоб ты уберегся от таких вот шрамов. Соображаешь?
Он снова углубился в свои бумаги и, казалось, забыл о помощнике. Мидберри сидел на краешке койки, потягивал горячий кофе.
— Ну, а с ним-то как? — неожиданно спросил он.
— С кем это? — не понял Магвайр.
— Да с тем парнем, что вас винтовкой стукнул.
— Ах, с этим… Да ничего особенного. Рапорт я подавать не стал, черт с ним, думаю, себе дороже. В лазарете сказал, что поскользнулся в душевой. А когда вернулся во взвод, отвел этого гада в сортир да и обработал его там так, что он потом пять недель с койки подняться не мог…
— Но ведь вы обязаны были доложить по команде.
— Обязан! Ишь ты! А на кой черт? Ну, отбили бы ему там задницу до костей, что толку-то?
— Положено так.
— Мало ли, что положено. Я вот не согласен. Взяли бы его за шкирку, и поминай как звали. А в этом подонке что-то было. По-моему, так: раз у парня хватило духу этак рубануть своего командира, значит, он и в деле не сдрейфит. Есть, стало быть, кишка. Закваска для морского пехотинца. А в бою это главное. Какого же дьявола отказываться нам от таких головорезов? Мы вон сколько сил вкладываем, чтобы этого добиться, а тут уже готовая скотина. Нет уж. Не согласен. Все эти наставления и приказы ни дерьма не стоят. К чертям бы их собачьим. А у «эс-ина» должен быть свой закон: нам наплевать, что и как надо делать, главное — превратить весь этот сброд, всю шваль и мразь в настоящих солдат. Бойцов, понял? Что бы ты ни делал, чем бы ни занимался, все время спрашивай себя: готовы ли они для боя? Не струсят ли? Согласен ли я теперь сидеть с ними в одном окопе и быть при этом спокойным за свою жизнь?
— Но как же…
— А ты в бою-то бывал?
— Нет. Не пришлось. — Мидберри поднялся с койки, отнес чашку к раковине, сполоснул ее под краном. Ему вовсе не хотелось начинать с Магвайром разговор о войне. Уж лучше бы вообще не начинать этого разговора. Какой там еще бой, когда он только вчера из сержантской школы. Вон даже нашивки еще не обтерлись. Да и вообще, имеет ли он право после всего этого ставить под сомнение правильность тех методов, которыми пользуется старший «эс-ин».
Он молча поставил чашку в шкафчик. Медленно обернулся. Магвайр в упор смотрел на него.
— Хочу тебе, парень, кое-что еще сказать. Ты что думаешь, в этих рекламных афишках и плакатах так тебе все и напишут? Черта лысого! Не жди! Только мы, старые сержанты, знаем всю правду-матку. Знаешь, что такое «настоящий морской пехотинец»? Вон все кричат про него. А что это такое, ты знаешь? Я тебе скажу. Скажу правду. Это всего-навсего настоящий, обученный своему делу и не боящийся его убийца. Он готов убить любого — кого прикажут и где прикажут. Любого, на кого укажет начальство. И ничего при этом не спрашивает. Ничего, ровным счетом! Никаких дурацких вопросов. Я ведь был в Корее. И все видел своими собственными глазами. На своей шкуре испытал. Так что зря болтать не буду. Да и чего болтать, когда все так именно и должно быть. Не будь мы такими, думаешь, смогли бы одолеть япошек? Держи карман шире. Только этим и спаслись. А то стояли бы сейчас на коленях перед Хирохито или перед какой другой косоглазой паскудой. Это уж точно.
— Так вон вы, оказывается, какой ветеран, — искренне удивился Мидберри. — Действительно, кому же еще знать, что надо. — Он вдруг почувствовал, что готов соглашаться теперь со всем, что говорит Магвайр. И ужасно устал от всего, что произошло за этот день. Устал и хотел отдохнуть. К тому же еще чертовски болела голова, просто разламывалась. Он ничего больше не желал слушать. Только бы добраться до койки и хоть немного поспать.
— Сдается мне, что ты и взаправду так думаешь. Как говоришь. У нас ведь тут не военная школа для маменькиных сынков. Где надо всяких пай-мальчиков учить, как быть чистенькими и аккуратненькими. И оч-чень уважительными к старшим. Мы с тобой служим в рекрутском депо Пэррис-Айленд и учим здесь ублюдков тому, как надо убивать людей. Этому и ничему другому. Так и запомни. Усекаешь?
Мидберри надел китель и пошел к двери. Подождал, не скажет ли Магвайр еще чего. Чего-нибудь такого, чтобы он после этого мог со спокойной совестью уйти к себе.
— На той неделе, в понедельник, — удержал его старший «эс-ин», — ты как следует возьмешься за взвод. Целый день один повозишься с этим мусором. А потом станем чередоваться: один день — ты, другой — я. Раз уж нас только двое, ничего не попишешь. Будем выкручиваться, как сможем.
— О'кей, — ответил Мидберри, думая про себя, что бы все это значило. Награда за уступчивость или попытка со стороны старшего как-то загладить вину, снять обиду за проявленное сегодня недоверие?
— Пойду, посплю немного.
— У-гу.
Магвайр углубился в бумагу. Мидберри еще немного помедлил в дверях, глядя на его склоненную голову. Даже в слабом свете висевшей под потолком лампочки большой белый шрам был отчетливо виден. Разговор, очевидно, был окончен, и Мидберри вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
4
Мидберри очень удивился, что не слышал, когда «взводная мышь»[8] в первый раз будила его. Всю неделю он ждал этого своего первого самостоятельного дня работы со взводом, очень волновался, с вечера даже никак не мог уснуть — все думал, как бы чего не перепутать. И вот чуть не проспал.
Вечером, лежа на койке, он долго прислушивался к тихим шагам дневального, проходившего время от времени мимо дверей сержантской. Думал, что наверняка проснется сам. Поэтому и вздрогнул, когда вдруг в дверь кто-то негромко стукнул и приглушенный, но все же писклявый голос «взводной мыши» пропел:
— Сэр, бортовое время ноль четыре ноль три…
Открыв глаза, Мидберри приподнялся на локте, поглядел на дверь.
— Сэр, бортовое время ноль…
— Входи!
Дверь тихонько приоткрылась, в образовавшемся проеме вытянулась нескладная фигура рядового Купера — тощего и малорослого новобранца с вечно бегающими, испуганными глазами.
— Сэр, рядовой Купер просит разрешения войти в сержантскую!
— Так я же тебе уже приказал войти. — Мидберри сел на койке, свесив ноги на пол. — Давай, прибирайся. И не забудь корзинку для мусора и пепельницы. Вон сколько грязи.
— Есть, сэр. Будет исполнено. Я все, сэр, в лучшем виде сделаю.
Мидберри прошел к умывальнику, наполнил раковину до половины горячей водой. Слегка помочив лицо, он выдавил на ладонь немного мыльного крема из тюбика, густо намылил щеки и подбородок.
