– Согласитесь, агент Франклин, что если вам нужен секс три-четыре раза в сутки, то удобнее возить любовника с собой.
И я посмотрела на него широко открытыми честными глазами.
Он посмотрел на меня очень неприязненно. Фокс рассмеялся.
– Очень смешно, – отозвался Франклин, но отвернулся и оставил нас в покое.
Пусть правда и не освободит тебя, но при правильном использовании она может чертовски сконфузить твоих врагов.
5
Хороший был отель. Очень хороший. Слишком хороший. Повсюду люди в униформе – нет, не в полицейской форме, – работники отеля. Они бросались распахивать двери. Пытались помочь поднести багаж. Мика и правда позволил коридорному взять наши чемоданы! Я возмутилась, а он только улыбнулся и посоветовал мне наслаждаться моментом. Никакого наслаждения в этом моменте я не видела и потому прислонилась к зеркальной стене лифта и только пыталась не злиться.
А чего я злилась? Да, отель меня поразил, и сильно. Я ехала в расчете на обычный номер – "чисто-прибранный-ничего-особенного". А сейчас торчу в лифте сплошь из стекла и позолоты, где лифтер в перчатках нажимает кнопки и объясняет нам, как работает опознавательный код на наших ключ-картах.
У меня в животе завязался тугой узел. Скрестив руки под грудью, я мрачно смотрела в зеркало и сама видела, насколько я злюсь.
Мика наклонился ко мне, но не притронулся.
– А что такое? – спросил он очень участливым голосом.
– Не ожидала я, что здесь будет... так.
– Ты злишься, что я забронировал нам хороший номер в хорошем отеле?
В такой формулировке это звучало очевидно глупо.
– Нет, я в том смысле... – Закрыв глаза, я прислонилась затылком к стеклу. – Да... – сказала я наконец.
– А почему? – спросил он.
Двери лифта открылись, коридорный, улыбаясь, встал так, чтобы их придержать, оставив нам достаточно места для прохода. Если он и понял, что мы ссоримся, то никак этого не показал.
Мика жестом пропустил меня вперед. Я отлепилась от стенки лифта и вышла. Коридор выглядел именно так, как можно было ожидать по виду отеля: темные дорогие обои, гнутые светильники под канделябры через равные интервалы, так что и света хватало, и интимности. А на стенах висели настоящие картины, не копии. Не художники с мировым именем, но настоящая живопись. Никогда я не бывала в таком дорогом отеле.
Я оказалась впереди, Мика сразу за мной, а коридорный следом. Пройдя по темному толстому ковру половину коридора, я сообразила, что не знаю, какой номер ищу. Обернувшись к коридорному, я сказала:
– Поскольку мне неизвестно, куда я иду, следует ли мне возглавлять шествие?
Он улыбнулся, как будто услышал нечто остроумное и глубокомысленное, прибавил шагу, отнюдь не спеша, и занял место во главе, а мы пошли за ним. В чем было куда больше смысла, с моей точки зрения.
Мика шел рядом со мной, и кейс висел у него на плече. Взять меня за руку он не пытался, но держал руку так, чтобы я могла взять ее сама. Так мы и прошли несколько шагов – его рука ждет моей, а я иду со скрещенными руками.
И чего я злилась? Потому что он сделал мне сюрприз, заказав по-настоящему хороший номер в отеле – ах, какой гад! Он ничего плохого не сделал, только заставил меня сильнее нервничать на тему того, чего же он от меня ждет в этой поездке. Не его вина, а моя. И проблема моя, а не его. Он себя ведет как нормальный цивилизованный человек, а я – как мрачная неблагодарная свинья. А, черт!
Я отпустила руки. От злости и от того, как крепко я их сжимала, они даже занемели. Черт побери.
Не глядя, я взяла Мику за руку. Он обвил мои пальцы своими, и уже от одного такого легкого прикосновения мне стало легче. Все будет хорошо. Господи, да я с ним живу в одном доме! Он и так мой любовник. Ничего же не изменится.
Ком в груди так и остался, но тут уж я ничего не могла поделать.
В номере была гостиная. Настоящая гостиная, с диваном, мраморным кофейным столиком, мягким креслом и отдельной над ним лампой для чтения, и со столом перед венецианским окном, за которым поместились бы четверо. И стульев для этого тоже хватало.
Все дерево было настоящее и полированное до блеска. Обивка на мебели похожая, но не совсем, так что казалось, будто обстановку подбирали постепенно, а не купили все сразу. Вся ванная блестела мрамором и всем, чем только можно. Сама ванна была поменьше, чем у нас дома, не говоря уже о ванной Жан-Клода в клубе, в "Цирке проклятых", но во всем остальном – отличная была ванная. Такой хорошей ванной комнаты я еще ни в одном отеле не видела.
Когда я вышла из ванной, коридорного уже не было. Мика прятал бумажник в маленький кармашек, который в хороших костюмах как раз для бумажников и сделан – если бумажник достаточно длинный и тонкий, чтобы линию костюма не портить. Бумажник Мике подарила я – по предложению Жан-Клода.
– Ты с чьей кредитной карты за все это платил? – спросила я.
– Со своей, – ответил он.
Я покачала головой:
– И сколько же ты выбросил за этот номер?
Он пожат плечами и улыбнулся, потянувшись за чемоданом с одеждой.
– Невежливо спрашивать, сколько стоит подарок, Анита.
Я нахмурилась, глядя, как он идет мимо меня к застекленной створчатой двери в другом конце гостиной.
– Кажется, я не подумала, что это подарок.
Он толкнул створку двери и шагнул внутрь, сказав мне через плечо:
– Я надеялся, что номер тебе понравится.
Я пошла за ним, но в дверях остановилась. В спальне оказались два гардероба, медиа-центр, два прикроватных столика с лампами и большая двуспальная кровать. На ней грудой навалены подушки, и все белое и золотое, стильно и элегантно. Слишком это, на мой вкус, напоминало номер для новобрачных.
Мика открыл чемодан, отстегнул вешалки от колец и повернулся к большому шкафу.
– Тут просторней, чем в моей первой квартире, – сказала я, все еще прислонившись к створке двери, не войдя пока в комнату. Как будто мне надежнее так – держать ногу снаружи.
Мика распаковывал вещи, пока еще не сняв черных очков. Он повесил купленные нами костюмы, чтобы они не помялись. Потом повернулся ко мне, посмотрел, покачал головой.
– Видела бы ты сейчас свое лицо.
– И что? – спросила я, сама услышав, насколько это прозвучало сварливо.
– Я не буду тебя заставлять делать ничего, что ты не хотела бы, Анита.
Голос у него был не слишком довольный. Мика редко из-за чего-нибудь бывает расстроен, а из-за меня – вообще никогда. Это мне в нем и нравится.
– Извини, что меня это так напрягло.
– А ты не можешь предположить, из-за чего это тебя так сильно напрягает?
Он снял темные очки, и лицо его обрело законченность, потому что стали видны глаза. Поначалу эти кошачьи глаза меня слегка нервировали, но сейчас это просто были его глаза. Потрясающий оттенок между желтым и зеленым. Когда он одевался в зеленое, они казались почти совсем зелеными. А если в желтое... в общем, понятно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
