И вот как-то, уже на четвертом курсе, еду я от Томы домой, в свою трехместку уже в той же общаге в Автово. Вагон пустой, я один, не считая кондукторши. И тут - шум и гам. Входят. Все шестеро. Во главе с паршивчиком. Живы и, что странно, здоровы! Я сижу, читаю и надеюсь, что не узнают. А они расположились кучкой, болтают, смеются и вдруг гибон блеснул на меня своей фиксой и что-то говорит главарю. Тот даже вскочил на ноги. Я тоже встал спиной к дверям, чтобы при случае выпрыгнуть. И, опять же, в таком положении никого с тыла. А утопленник мой подходит и руку подает: "Как поживаешь, Дима?" Запомнил, а? Еще бы! Столько небось передумалось на дне, пока выловили...Только я не спешу ему руку пожать. Это мы тоже умеем - рукой сразу завладеть. Хотя, если честно, то завладей он моей лапой, что от его собственной останется-то, а? "Привет, - говорю. - Как здоровечко после купания? Не пошаливает?" А он улыбается довольно хорошо. да и остальные не встают грозно, а обернулись ко мне с улыбками. Даже фикса сияет доброжелательно. "Мы на тебя не обижаемся, - говорит хиляк. - Ты защищал за-мечательную девушку. И защитил. Мы, наоборот, хотим с тобой познакомиться поближе. Нам нужны русские люди." "В Питере, - говорю, - русских людей и без меня навалом." "Таких как ты... и мы - единицы, - еще теплее говорит он. Зато жидов и их прихвостней и вправду полно. С этим ты согласен?" "Не знаю, не счи-тал." "Хочешь вместе с нами посчитать?" "Заманить хотите?" "Можно подумать, что тут ты не в ловушке!" А амбал тоже подходит и говорит: "Брось, Дима. неуже-ли не видишь, что сегодня мы твои друзья?" И так он это сказал, моим же тоном, и вообще, как вы помните, на меня похож внешне, что я ему сам первый руку подал. Тут они все вскочили и стали представляться, по плечу хлопать и вообще зата-щили к себе домой, в какую-то огромную отдельную квартиру, водкой напоили заодно стали меня просвящать в национальном плане. Почему, скажем, в любой союзной республике, в какой-нибудь Молдавии или Армении есть национальный университет и академия наук, а в России - нет? У нас в Москве только союзные заведения, где всяких армян и прочих жидов больше, чем людей. Ни национальной оперы, как, скажем, у хохлов, ни библиотеки. И - никакого национализма! Кто хочет, так садится нам на голову, как и думать бы не посмел в Таллине или во Львове, а мы только широко улыбаемся: берите, мол, наше, не жалко. Хоть должности, хоть имущество, хоть лучших женщин... Если так пойдет дальше, то пол-Ленинграда будут черножопые, а русским, в лучшем случае, останется нищая глубинка. Для кого, спрашивается, страну веками создавали и защищали, если у нас все - для всех. а не только для русских, а в той же Грузии - для грузин! Куда ни загляни, статистика не в пользу наших. И везде, главным образом, в пользу жидов. Их в Союзе всего никого, а где потеплее - одни жиды!
Я к ним зачастил.
Как выдастся свободное время, сразу в квартиру на улице Маршала Говорова. Тамара было ревновать начала, так я и ее с собой прихватил. Когда к ним зашла и фиксу увидела, то вообще от страха оцепенела. Она у меня вообще, в отличие от Тани, девочка робкая и недоверчивая. Решила, верно, что я ее продал. Но ребята они оказались обходительные, простые, на наших комсомольцев похожие. Только идеи прямо противоположные, хотя слова "Гитлер" или "нацизм", на всякий случай, вообще не употреблялись.
"Как интересно! - горела Тамара на обратном пути. - Революционная сходка, надо же! А этот Кирилл (хиляк) - прямо Ленин сегодня. Мить! Может мы и впрямь стоим у истоков будущей России?"
Сегодня, поверишь, я просто счастлив, что будущая тогда для нас Россия обошлась без них! Я имел десятилетия, чтобы многое передумать. И так и не примкнул к этому течению. Да и никто из русских не примкнул, к нашей чести, кроме горстки отморозков. Но - из песни слова не выкинешь. Как и из воспоминаний Тани и Феликса того Водолазова, что изобразил ты в своем романе. Какое-то время я вел двойную жизнь. Привлекало меня то, что, если в комитете комсомола все были интернационалистами фальшивыми, то в другом комитете - хоть националисты, но искренние. В конце концов, подобных ячеек щирых украинцев или агрессивных эстонцев, не говоря о грузинах или чеченах в тот же период, сегодня никто не стыдится. И ваши шли на любые лишения за свой сионизм, за что я их очень уважаю. Да не было у нас никакой против вас агрессии! Ребята оказались на удивление терпимые. Просто Россия - для русских, а Израиль - для евреев. Это сегодня все наоборот! И никто не призвал там к погромам, скорее избегали даже говорить об этом. Тамара? Да ее там просто боготворили. И все просили Таню привести. Не знаю, что она ей на это сказала, только после переговоров Тамара месяц была сама не своя. "Миледи" же! Наступи ей не на ту мозоль...
Как-то уже на пятом курсе в Белоколонном зале техники и математики Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, среди сотен зеленых настольных ламп я углядел знакомую золотистую прическу. В традиционной здесь полной тишине я по коврам незамет-но подошел к ней и заглянул из-за плеча, что она тут читает. И даже вздрогнул. У нее лежала стопка дореволюционных изданий защитников евреев! А в тетрадке для заметок оказалась фотография улыбающегося Феликса. Почитает, запишет что-то и приоткрывает тетрадку, украдкой заглядывает, словно советуется. А этот козел в небось как раз со своей Эллочкой милуется... И так мне стало обидно за Таню, вообще за всех русских, которых евреи охмурили, что захотелось прямо в центре этого благолепия наорать на нее. Но тут она так горько вздохнула, крутанув своим носиком, что я на цыпочках вернулся на свое место, едва сдерживая себя.
И долго потом стоял и курил у решетки Фонтанки, ожидая выхода Тани из библиотеки, чтобы объяснить ей, как следует вести себя титульной нации в своей великой стране. Но она, когда вышла, увидела меня и резко свернула в сторону. Я догонять не стал. В конце концов, в семье не без урода, решил я тогда. Хотя сегодня так не считаю. Но, сам посуди, уже если у тебя не было об евреях и об Израиле никакой позитивной информации, то что говорить обо мне? Как бы ты на моем месте воспринимал официальную пропаганду? Да она мало отличалась от нашей подпольной идеологии! Разве что евреев называли сионистами, а не жидами. Плюс ревность. Где ты встречал объективного ревнивца?
Надо сказать, что после переговоров с Томой меня Таня надолго возненавидела. Перестала не только ласково улыбаться, а и вообще здороваться. И вот просвеща-ется, думал я, идя за ней и любуясь ее удивительно красивой походкой, которую не портил даже довольно убогий наряд бедной моей дурочки.
Смирнова, если во что вцепится, то изучит досконально В ее лице сионисты такого теоретика получат, что только держись Кирилл со всей своей тоже немалой эрудицией! И надо же - без взаимности. А если они ее еще и пригреют? Глядишь, в еврейской истории новая Голда Меир появится, а? С длинными стройными ножками и с голубыми глазами... Кто же в мире устоит против такого лидера и без того всеми подспудно обожестляемого древнего народа, а?..
5.
Вот такой был психологический фон для описанных в "Убежище" колхозных событий. Надо сказать, что когда я это все прочитал, то две ночи не спал. Казалось бы, столько лет прошло! Далекая молодость. А обидно стало до слез. "Какая-то медаль" про мой орден. И вообще тон. Словно дружбы между нами вообще не было. Вот уж спасибо тебе за такой образ Водолазова у всех твоих читателей!
На самом же деле были самые рутинные при тогдашнем идиотизме производствен-ные отношения. Колхозные бригадиры - сплошная пьянь и рвань. У них одна картошка растет на своем огороде, а другая - для Ленинграда. Одну окучивают во-время, а на другую наплевать. Райком комсомола требует от нашего комитета плановых тонн, а у картошки свой характер - она же нигде не растет, если за ней не ухаживать. А потому и собирать осенью в бескрайней грязи было нам нечего. Оставалось только поить колхозное начальство, чтобы отчитаться перед партией и комсомолом липовыми бумагами. А денег на самогон, не говоря о водке, взять было неоткуда, кроме тех, что выделили нам на питание. Вот и вся высшая алгебра шефской помощи советскому сельскому хозяйству. Кирилл мне все это разъяснил, когда я вернулся. Дескать, в нормальной России или там в организованной как следует Германии, в короткий период ее нового порядка, такого свинства не было и быть не могло. И не будет, если мы придем к власти и позволим крестьянам работать на себя.
Но всяким дурным демагогам ни та, ни другая точка зрения были неведомы. Им - дай! Сейчас и всем. Когда Феликс вдруг разорался, у меня уже никаких сдержива-ющих рычагов не было. И так тошно, а тут аристократ липовый выступает. И как, главное! Что, мол, мы с нормальными ребятами пропивали общие деньги. А брига-диров трепанных из ложечки поить прикажете, если не пить с ними?
Тут я ему все припомнил. И брезгливое ко мне отношение, и пренебрежение влю-бленной девушкой, о которой я давно и мечтать не смел. Да и... еврейское проис-хождение, если честно!
