— А днем этот фонтан не бьет? — спросила я, нарочно оттягивая время. Мне хотелось подразнить Володьку.
— Может, и бьет, но что толку, тут все дело в подсветке! Ты мне зубы не заговаривай!
Мы с Мотькой во всех подробностях рассказали ему о Вальчике, начиная с разговора в уборной.
— Ну, вы даете! Даже в общественном сортире преступников отлавливаете!
— Мы же не нарочно! Нам самим хотелось просто отдохнуть, без всяких преступлений, но что же делать, если они сами подворачиваются! — жалобно объясняла Матильда. — Ты скажи, пойдешь завтра в кафе?
Володька медлил.
— Не волнуйся, денег мы тебе дадим! — сказала я.
— Очень нужно! — фыркнул он.
— Тогда в чем дело? — не отступала я.
— Да свяжешься с вами, потом не разделаешься…
— Никто тебя не просит с нами связываться! Просто пойди и послушай, о чем они будут говорить.
— А вдруг я их не узнаю?
— Узнаешь! Этот Нальчик такой здоровенный мужик, толстый, белобрысый, волосенки жидкие, морда гнусная, вся лоснится, а Арье… он на Юрского похож, только ростом поменьше! — сообщила Матильда.
— Ладно, пойду, — согласился Володька, — и еще возьму с собой диктофончик, у меня есть очень сильный, попробую записать.
— Здорово! — восхитилась Матильда.
— Да, но ты сам все-таки тоже не зевай, а то мало ли, вдруг диктофон не сработает! — напомнила я ему.
— Сработает, и потом у меня память! Абсолютная! Ладно, бабы, пора домой, а то завтра вставать рано. Только не забудьте фотоаппараты, там есть что снимать! И обязательно прихватите купальники.
— А где там купаться?
— Как где? В Киннерете! И еще, наверное, в Иордане. У вас какая экскурсия, с Иорданом или с Хамат Гадером?
— Не знаю, — пожала я плечами.
— В Хамат Гадере не очень-то искупаешься, там крокодилий питомник. Мы с Мотькой рассмеялись.
— Чего вы ржете?
— Да Вальчик тут очень страдал, что его вместо крокодильего питомника по церквям таскали.
— Володь, — задумчиво спросила Матильда, — а это что, тот самый Иордан?
— Конечно, тот самый, понимаешь, Мотя, тут все то самое. Такая уж это страна.
Что это была за поездка! В большом комфортабельном автобусе с кондиционером мы ранним утром катили по прекрасным дорогам, любуясь окрестностями. Сперва ехали вдоль моря, а потом мимо цитрусовых плантаций.
— Аська! Аська! — шепотом вопила Мотька. — Смотри! Апельсины! На деревьях!
Где мы только не были в этот день! И в Назарете, где до 30 лет жил Христос, и в Кане Галилейской, где Он превратил воду в вино, и в Табхе, где накормил пятью хлебами и двумя рыбинами толпы голодных, и в Капернауме, куда переселился из Назарета и где сохранились остатки дома святого Петра, и в Магдале, откуда родом была Мария Магдалина. А потом мы выехали на берег Киннерета, который называют Галилейским морем, а еще Генисаретским или Тивериадским озером. Описать эту красоту словами невозможно. Глядя на все это, я вдруг впервые поняла, что такое вечность.
Здесь, на берегу, у нас был обед. Кто-то пошел в ресторан, кто-то устроился у воды под деревьями. Мы с Матильдой решили сперва искупаться. Хорошо, что Женя дала нам резиновые шлепанцы, иначе по этим камням не походишь. Вода была теплая, спокойная, ласковая, кругом, несмотря на близость ресторанчика, гомон туристов, стояла поразительная тишина. Впечатлений было столько, что даже говорить не хотелось. Мы почти молча перекусили и побрели к автобусу.
— А сейчас мы поедем туда, где Христос произнес Нагорную проповедь, — сказал экскурсовод. — Это гора Благословения!
На горе, возвышающейся над Киннеретом, стоит удивительной красоты современная церковь Благословения, окруженная галереей с колоннами, откуда открывается дивный вид на Киннерет. Потом мы снова сели в автобус и поехали вдоль озера. Голубая вода, розовые горы на другом берегу и бледное, почти белое небо. А розовые горы оказались теми самыми Голанскими высотами, о которых чуть не каждый день говорят по радио и по телеку. Миновав без остановок Тверию, построенную еще сыном Ирода Великого, мы приехали в Ярденит — место, где река Иордан вытекает из Киннерета и где паломники со всего мира принимают крещение. Удивительное зрелище! Множество людей в белых одеяниях (их, как оказалось, выдают здесь напрокат всем желающим) стоят почти по пояс в воде между веревочных загородок, стоят в очереди, у некоторых в руках зажженные свечи, некоторые что-то поют, и когда очередь подходит, их берут под руки два бородача, тоже в белом, и опрокидывают навзничь, так, чтобы затылком они коснулись иорданской воды. Вот и все крещение! Никакого таинства, все весело и похоже на игру.
Купаться мы не стали, времени было мало, но по колени в воду, уж конечно, залезли. Самое странное, что в этом месте Иордан больше всего смахивает на какую-нибудь подмосковную речку. Так, бежит себе тихая речка среди тенистых берегов…
Ярденит был последним пунктом нашей экскурсии, и, сказать по правде, сил уже ни на какие впечатления не оставалось. Мы едва влезли в автобус. Посмотрев на остальных экскурсантов, мы поняли, что и они точно в таком же состоянии. Экскурсовод наш тоже притомился и на обратном пути только рассказывал что-то про гору Тавор, где есть церковь Трансфигурации. Я никак не могла взять в толк, что же это такое. Все-таки очень многое из того, о чем он сегодня говорил, я уже знала или хотя бы краем уха слышала, но трансфигурация? Надо будет спросить Женю.
Под конец мы просто заснули.
В Тель-Авиве нас встречали Женя с Володей. И только тут мы обе вспомнили про Вальчика. Интересно, как Володя справился с поручением?
— Женя, ты знаешь что такое трансфигурация?
— Трансфигурация? А в каком контексте?
— Понимаешь, экскурсовод наш говорил про гору Тавор…
Женя расхохоталась.
— Это, девочки, просто Преображение.
Глава VIII ПОСЛЕ ЭКСКУРСИИ
Дома нас ждал горячий ужин. — Еще бы, ведь бедные девочки весь день питались всухомятку! — передразнивая Женю, ржал Володька.
Нам никак не удавалось спросить его о Вальчике и Арье. Он понимал наше нетерпение и был страшно доволен. Наконец Женя на минутку вышла из кухни.
— Ну что? Видел их? Записал? — накинулись мы на него.
— Видел. Записал. После ужина мать за работу сядет, тогда и… Но тут вернулась Женя.
— О чем это вы тут шепчетесь?
— Да мы не шепчемся, просто от усталости еле языками ворочаем, — нашлась Матильда.
После ужина мы заявили, что хотим посмотреть телевизор — узнать, как там дела в России. В Израиле все эмигранты смотрят 1-й и 2-й каналы нашего телевидения. Разумеется, ничего мы смотреть не собирались. Володька включил телевизор и под шумок увел нас на балкон.
— Давай, рассказывай! — шепотом потребовала я.
— Погоди, вот сяду поудобнее.
— Володька!
— Хорошо, слушайте сюда! Пришел я в это кафе, смотрю, ваших фигурантов пока нет. Ну, я решил покрутиться там, но садиться не стал, а то мало ли где они сядут, и что ж, мне при них пересаживаться? Я занял позицию неподалеку. Вскоре, смотрю — идет ваш Вальчик, я его сразу узнал, вы здорово его описали, и тут же, чуть ли не бегом, появился Арье. Точно, на Юрского смахивает. Они сели за столик, да и я тут как тут, за соседним пристроился и сумку открытую с диктофоном на стул бросил. Он у меня сам от голоса включается. А еще я этот стул как можно ближе к ним придвинул. Они на меня ноль внимания.
— Ну, включай скорей! — потребовала я.
— Минутку, бабы!
Володька с гордостью вытащил из кармана диктофон. И тут же на балконе раздался негромкий, но противный голос Вальчика.
— .О я подумал, что ты деру дал. Чего молчишь?
— А чего говорить, — каким-то бесцветным голосом произнес Арье. — Пока что мое дело слушать, что ты скажешь.
— Золотой, у тебя в Москве кто-нибудь остался?
— В каком смысле? '
— В прямом. Ну, родственники или дружки.
— Да я вообще не из Москвы, я из Загорска.
— Какая, блин, разница!
— Нет, в Загорске никого у меня не осталось, разве что соседи, антисемиты окаянные. А что?
— А в Москве у тебя кто есть?
— Тебе-то зачем знать?
— Раз спрашиваю, значит, надо.
— Не твое дело!
— Не зарывайся, Арье, я с тобой шутки шутить не стану. А, понял, ты, блин, думаешь, я на твою родню давить собираюсь? Ни хрена! Я просто хочу, чтобы ты съездил в Москву, с близкими повидаться, и, заметь, за мой счет!
— С какой стати?
— Про это потом. А пока скажи, у тебя двойное гражданство?
— Нет, я ведь здесь уже девятый год, а тогда еще гражданство не сохранялось.
— Это мне дороже обойдется, ну да где наша не пропадала!
— Валентин, не темни! Я тебе не мальчик.
— Но ты мне и не девочка, и цацкаться я с тобой не собираюсь. Ты мне должен?
— Должен. Но срок…
— Знаю, срок не вышел. А я, блин, добрый: и долг тебе прощу, и в Москву на халяву прокатишься.
— Ишь какой ты щедрый! Как бы мне от твоей щедрости копыта не отбросить. И это еще в лучшем случае!
