Втрое больше «черных» сел, в которых верховодили мусульмане и рядом с которыми нам грозила вечная опасность. И огромное количество «серых» сел, в которых мусульмане составляли незначительное меньшинство, но всегда могли подбить жителей устраивать нам пакости.
Пользуясь прекрасным знанием местности и тайным сочувствием, а подчас даже содействием мирных крестьян, абрекам в большинстве случаев удавалось безнаказанно свершать свои кровавые подвиги: убивать, жечь, грабить и уводить в плен солдат и гражданских.
В сущности, когда одна сторона вырезает «проштрафившиеся» селения под корень, а вторая играет в христианское милосердие, спуская на тормозах убийства своих солдат и нападения на обозы, как сущие пустяки, то можно себе представить куда ведет инстинкт самосохранения местных жителей.
Особенно учитывая тот факт, что сосед мусульманин, может всегда у соседа болгарина, повинуясь минутному капризу схватить играющих на улице детей и продать их в рабство на чужбину. Естественно, что болгарин будет всячески шустрить, заслуживая милостивое отношение к себе мусульманского соседа.
Иное селение, пожалуй, и радо бы смирно сидеть, да башибузуки им не позволяют, в загривок тычут: «Иди, мол, на гяуров, а не пойдешь, мы тебя с землею сровняем и со стариками, и с женами, и с младенцами, и со старухами. Все под одну линию, чакалкам на фрыштык». Вот они дела-то какие, и плачешь, да пойдешь.
Так что возле «серых» сел всегда надо быть готовым получить пулю из кустов. Голова русского солдата здесь стоит дешевле капустного кочана. Афган в миниатюре.
При этом каждое выступление наполовину диких туземцев против русской армии всегда было одинаково опасным, как пожар на пороховом заводе, так как нельзя было предугадать пределов распространения беспорядков. Все зависело только от наших командиров отдельных отрядов, насколько они были готовы оставаться в рамках приказов, и насколько готовы были их переступить. Иначе было действовать нельзя, так как каждая искра, находя всюду горючий материал, кончилась бы всеобщим пожаром.
Между тем, при желании, можно достаточно быстро прекратить эту вакханалию. Так как после каждого нападения, в якобы мирных селениях, откуда не возьмись появлялись раненые. Думаю, те же англичане, оказавшись на нашем месте, покончили с этой проблемой в два счета.
Но у нас, германская верхушка, окопавшаяся в верхах русской армии, вела с туземцами тонкую политическую игру. Рассчитывая, выкроить на землях Болгарии силой русского оружия свое собственное, личное королевство. И забывая, что смерть одного человека, почти всегда дает жизнь другому и наоборот.
Часто так случается. Идешь умирать за Родину, а потом узнаешь, что защищаешь частные интересы одной коммерческой фирмы. Так что, сейчас мы были легкомысленно предоставлены Судьбе и должны были держать ухо востро.
Времени было в обрез, может быть нам предоставлялся последний шанс с удвоенной энергией решить многовековой спор в свою пользу. Поэтому, мы проснулись к концу ночи, когда только летучие мыши летали над нашими головами, хлопая мембранами крыльев, разделились на три отряда и без завтрака выступили, готовясь ранним утром обрушиться на три «серых» села и навести там свои собственные порядки.
Будет вам ужо «газават», и с султаном вашим потрохов не соберете…
Между тем к делу нам предстояло приступить с крайней осмотрительностью. Исламизм прокатился по болгарской земле огненным потоком, производя страшные пожары, прежде всего в душах людей, всей своей разнузданностью страстей, зверствами и фанатизмом.
К тому же местные жители были не те трусливые арабы, которых покоряли французские солдаты из «Иностранного легиона» в курортных местечках Туниса и Алжира. Там туземцы никогда не рисковали напасть даже на маленький укрепленный форт, в котором находилось всего 25 солдат. Таких примеров не было, пока в пустыне Сахаре французы не наткнулись на туарегов. Но сколько там этих туарегов? Маленькая горсточка.
Нам же здесь противостояли такие же европейцы как и мы сами. Сильные, смелые и умелые. Достаточно вспомнить, что те же болгарские помаки в горах сохранили по большей части исконный русский генофонд. Только местные жители, албанцы, боснийцы, помаки, отуреченные сербы и болгары более многочисленны, чем мы.
Балканцы часто бывали разбойниками или наемными солдатами. Единственные войска, которые Восток, после первого взрыва мусульманства, мог противопоставить европейцам, были всегда составлены или из балканских европейцев, или из кавказских горцев. Чистые азиатские армии никогда не могли выдержать европейского напора иначе, как при многократном численном превосходстве.
Ранним утром, когда еще нельзя было отличить белую нитку от черной, наш отряд был у назначенного селения. Народ уже встал, так что собаки в селе выключили свой «охранный режим». Что бы сразу сломить потенциальное сопротивление, мы ждали наступления утреннего намаза.
Романтиков и благородных героев вы можете поискать в дамских романах. Нам же необходимо выполнить задачу эффективно и желательно без потерь. Да и противостоят нам отнюдь не романтики, а кровожадные маньяки и жестокие мерзавцы.
В следующее мгновенье среди утренней тишины раздались заунывные, гнусливые звуки, похожие на вой:
— Ля-иль-Алла-иль-Алла-Магомет-Рассул Алла, — протяжно провыл чей-то хриплый, торжествующий голос и замер.
— С богом! — звучит отрывистая команда есаула.
Наша сотня галопом ворвалась в селение, направляясь сразу к хате, которая здесь играла роль поселковой мечети.
— С нами Бог! — громко кричали казаки. — Разумейте языцы и покоряйтесь, яко с нами Бог!
Скоро было все кончено. Ворвавшись во двор через открытые ворота мы с ходу зарубили человек шесть мусульман, которые, презрев время намаза, попытались кинуться наружу и схватить оружие. Ненависть плескалась в глазах исламистов — ненависть, воспитанная еще их предками, ненависть, подпитываемая легендами, рассказами стариков и порожденная инстинктами. Но, застигнутые врасплох, они мигом были порублены в капусту.
А потом казаки ворвались в мечеть и еще «сбрили» головы четверым, которые проявили к нам какую-то агрессию. Хотя бы словесную.
Пословица «Повинную голову меч не сечет» родилась не на пустом месте. А мое святое убеждение, что только страхом жестокого наказания за всякую малейшую дерзость гололобых еще возможно держать кое-как в руках, а любезностями да уговорами с ними ничего не поделаешь. Пусть наши враги дрожат словно аист перед орлом!
Уничтожив малейшую тень сопротивления и захватив село, мы принялись готовить себе завтрак. Я же, общаясь с деревенскими мальчишками и расставшись с несколькими медными монетками, легко узнал, кто из болгар-христиан активно поддерживает турок и кто из оставшихся в живых мусульман недоволен русскими. Устами младенца — глаголет истина. Скоро к нашему отряда присоединилось человек восемь моих башибузуков, которым я и слил полученную информацию.
Мы опутаны приказами и инструкциями, требующими самого обходительного и деликатного отношения к местным жителям. И нам угрожают кары за нарушение этих приказов. «Башибузуки Килич-Арслана» же такими путами и оковами не ограничены, так что они быстро наведут здесь порядок. А заодно и деньгами разживутся. И мне десятина достанется.
Что толку в реверансах? Все равно эти земли останутся за султаном. А младенцы сейчас родившиеся в этих селениях и в казачьих станицах, взрослыми мужчинами так же будут сражаться между собою. Как и их дети в следующем поколении. Так что принцип «Меньше народу — больше кислороду» никто не отменял. Оставлять за спиной живых врагов — самая большая глупость из тех, что может сделать воин.
А цыгане, зная, что мы сейчас двинемся дальше, а они остаются в селении в незначительном меньшинстве, с ходу зарезали троих селян, проявивших ненужный гонор. После чего местные сразу поняли, что по шерсти их никто гладить не будет и активно стали сотрудничать.
Убедившись что работа кипит, наш отряд после завтрака двинулся дальше. Таинственная сила пищи быстро вернула казакам радость жизни. Ехали бодро.
