Тяжело стало на сердце у странника, почуяло оно неладное, только дух у Андрея не из пугливых был. Отступать обратно молодец не собирался, двинулся вперед, минуя исполинские сосны — все дальше, в глушь лесную. Так и шел он, пробираясь сквозь чащу, не подозревая, что по пятам за ним увязалось Лихо Одноглазое. Идет оно, по кустам прячется, то тут, то там норовит подножку подставить. Но Андрей, хоть и не богатырь, но ловок был да резв — через коряги перепрыгивал, что молодой олень, лишь носками задевая Лиховы пальцы.
Рассвирепело Лихо, аж струпьями от злости покрылось, и давай Лешего на помощь звать. Пришел Леший, юркнул под куст, где Лихо затаилось, и спросил, недовольно потирая заспанные глаза:
— И чего тебе, нечисть, понадобилось? Зачем сон мой полуденный тревожишь?
— Да завелся тут смельчак один. Ростом — не богатырь, а ловок да хитер. Идет — и страху не ведает. Извести надобно.
— Да, — вздохнул Леший и почесал плешивую голову, — Непорядок. Эдак скоро в нашем лесу конем гулять всякие молодцы будут.
Сели они рядышком, что голубки, и начали думу думать, как Андрея-ложечника напугать, с пути сбить, а еще лучше — со свету сжить. Думали-думали, да и надумали.
Стал Леший Андрея по лесу плутать. То тут дорожку помеж сосен выстелит, то туда завернет. Вывели они с Лихом Одноглазым Андрея на волшебную поляну. А поляна-то! Поляна усеяна, что расписной ковер, васильками да маками, посреди озеро широкое, чистое, словно хрустальное, по берегам птицы сидят, а в воде золотые рыбки хвостами машут.
Как увидел Андрей озеро, так и обомлел от красоты такой невиданной. Захотелось ему испить водицы чистой, отдохнуть малость с дороги дальней. Подошел он к берегу, опустился на колени, зачерпнул ладонями горсть и стал пить.
А тут Лихо Одноглазое с Лешим начали гнать в его сторону ветер с маковым сонным духом. Непростые-то были маки. Одурманить да усыпить навеки могли колдовские цветы.
Не успел Андрей допить воду с ладоней, как стало его клонить в сон. Да так скоро, так настойчиво, что рухнул он, словно мертвый, прямо в озеро лицом и уснул. Так бы и отдал Богу душу, да только услышал он вдруг голос девичий, нежный.
— Жить хочешь, ложечник?
— Хочу, — кивнул головой Андрей.
— А что взамен дашь?
— Все, что попросишь, то и дам.
— Дети мои озорные уже много дней не спят, все пляшут на полянке, и ни отдыху мне, ни минутки соснуть спокойно нет. Расскажешь им сказку, какую бы они не знали — отпущу.
— Хорошо, — прошептал Андрей, и тут же почувствовал, как нечто тянет его за волосы назад.
Очнулся он на берегу, вдохнул полной грудью и вскочил на ноги. Обернулся, чтобы посмотреть на свою спасительницу и увидел…
Что он увидел, мы скромно промолчим. Как глаза выпятил, будто угорь в кипяток угодивший, тоже не скажем. А сидела перед ним Кикимора Болотная, чудище безобразное, и улыбалась поганым ртом.
— Ну что, — спросила она, — Расскажешь теперь сказку?
— Расскажу, — вздохнул Андрей, — А где твои детки?
Тут Кикимора хлопнула в ладоши, и на берег выскочила гурьба детишек — мал-мала меньше, и как давай плясать да смеяться, будто юродивые, через голову перекидаться, песни петь. Совсем как человеческие. Да и лица у них были, как у простых детей, только зеленые, а в волосах водоросли.
— Послушай, Кикимора, — шепотом спросил Андрей, — А почему твои дети так на людей похожи?
— Да они и есть люди. Только утопшие. Я их по всему краю по колодцам да рекам собираю, и присматриваю, пока восемнадцать годочков не стукнет.
— А что потом?
— А после их к Водяному веду, он им ноги в рыбьи хвосты превращает. А ты думал, откуда русалки берутся?
— Понятно, — невесело усмехнулся Андрей, — Стало быть, настоящие дети, человечьи. Ну что ж, найдем и для них сказку.
Кликнула Кикимора детей, чтоб сбежались на полянку и сели в кружочек, Андрей посредине на камешек взобрался, чтоб всех видеть, а Кикимора рядышком прикорнула. Стал Андрей детишкам сказки рассказывать, видит — шепчутся, не слушают, хихикают между собой. Тогда достал из-за пояса ложки и начал песни петь про богатырей русских — Никиту Кожемяку, Финиста Ясного Сокола, Добрыню Никитича да Святогора великана. Песни поет, ложками постукивает и видит, что детишки потихоньку засыпать стали. Кикимора Болотная тоже глаза закрыла, похрапывает.
Андрей помешкал немного, поиграл ложками, а затем стал собираться домой. Осторожно, чтоб не разбудить никого, перебрался через спящих детишек и зашагал к чаще лесной. Тут его кто-то поймал за руку. Вздрогнул Андрей, застыл на месте и услышал тонкий голос Кикиморы:
— Спасибо тебе, Андрюшенька. Хоть часочек дал мне подремать. За это я тебя из лесу выведу, чтоб Лихо Одноглазое не извело по дороге.
И повела его Кикимора через лес к чистому полю, к родной земле. А как вышли они на окраину леса, замерло чудище болотное, словно вкопанное и проговорило глухо, будто из-под земли.
— Иди, Андрей-ложечник, подобру-поздорову. Домой не скоро возвращайся, по свету белому прогуляйся. Три года воды не касайся, в ручье не умывайся, в колодец не заглядывай. А иначе вспомнит про тебя Лихо Одноглазое, да Водяному доложит, что отпустила я тебя без дани ему, царю речному да озерному, выплаченной.
Поклонился Андрей Кикиморе Болотной в ноги, поблагодарил и ушел на все четыре стороны.
Долго бродил он по русской земле, собирал сказки, былины, обучался ремеслам разным. Ложки его все краше становились, все искуснее и звонче. И слава о нем не по пятам, а впереди соколом летела. Люди со всех деревень собирались, чтоб ложки его купить.
Минул год-другой, и напала на Андрея тоска по родной стороне, по отцу-матушке, собрался он и повернул домой. Целую весну добирался он до Новгорода, а как пришел, так в деревне его никто не узнал: все думали, что пропал он, сгинул навеки. А тут идет мужик — волосы немытые по плечам развеваются, лицо от пыли серое, платье с виду богатое, но изрядно поношенное.
Даже отец с матерью — и то не сразу признали, все глядели, будто на чужого. Андрей сначала опечалился, а потом вскочил резво, достал ложки и как зашелся в песне — тут его и вспомнили, обрадовались, стали обнимать, целовать да приговаривать:
— Где же тебя носило, сынок?
— По белому свету ходил, мудрости у людей учился, — отвечал Андрей.
— Ну, и многому выучился?
— Коли б мудрость камнями была, к земле сырой придавило бы.
А деревенские только посмеивались, глядя на заросшего и неумытого ложечника: не верили, что толку от него прибавилось. Как был пустозвон, так им и остался.
Денек-другой погостил Андрей у отца-матушки, побродил по знакомым лесам да полям, и решил: что время терять? Отрада-то до сих пор не замужем. Авось на этот раз Елисей смилостивится.
Оделся Андрей в чистое платье, бороду причесал, да вдруг призадумался. Уж сколько дней да месяцев он не умывался. Поди лицо все черное. Елисей его даже на порог не пустит, а о сватовстве и речь не зайдет. Опустил голову молодец, а после махнул рукой: была-не была. Что ж ему век целый нечисти всякой бояться?
Пошел он к колодцу, зачерпнул воды, умылся, посмотрел на себя: глаза синие, васильковые, лицо белое, пригожее. Заулыбался Андрей, любуясь своим отражением.
Но не успел он дойти до Елисеевого двора, как из-за камня выпрыгнуло Лихо Одноглазое и давай вокруг него скакать да злобно шептать:
— Вон ты где окаянный спрятался! Тебя Водяной, царь речной уже обыскался. Целый год покоя не дает.
— Что ему от меня понадобилось?
— Ты утопленникам сказки рассказывал?
— Рассказывал! — согласился Андрей.
— Про великана Святогора?
— И про него тоже.
— А утопленники возьми да и расскажи дочери Водяного про русских богатырей. Теперь от нее спасу нет: хочу, говорит, чтоб Святогор моим мужем был. Никого не слушает, только ногой топает: хочу, и все тут.
— А я тут причем? — удивился Андрей.
— Как причем? — обозлилось Лихо. — А кто сказки рассказывал? Кто смуту сеял? Теперь веди богатыря, а то худо будет.
— А я худа не боюсь!
Андрей-ложечник скрутил смачную фигу и сунул прямо под нос Одноглазому. Нечисть лесная ничуть не смутилась, даже обрадовалась, плюнула молодцу под ноги и зашлась хохотом.
— Ты думаешь, что Водяной на тебя управу не найдет? — смеясь, спросило Лихо, — Так он Кикимору Болотную изведет за то, что тебя без его ведома отпустила. И останутся ее детки без присмотра — по лесу гулять, прохожих пугать, всякому темному делу учиться.
Тяжело вздохнул Андрей, поднял глаза к небу ясному, солнцу красному, словно спрашивая, как ему поступить? Прогнать Лихо? Так Кикимору жалко. Он от нее худа не видал. Но с иного боку — как он приведет богатыря к водяной царевне?
