Сквозь полуоткрытую дверь я увидела маму, сидевшую на нашем желтом диване и нервно кутавшуюся в шаль, и отца с доктором Трелони, стоявших у камина со стаканами виски в руках.
Я тут же сообразила, что за предмет вызывал такие эмоции в обычно невозмутимом докторе Трелони, – это была та самая красная тетрадь, которую я подарила бабушке на Рождество шестью годами ранее. Ясно было, что три авторучки не пропали даром, судя по тому, как зачарованно смотрел доктор на каждую страницу исписанной от корки до корки тетради.
– И что ты об этом думаешь? – спросил наконец отец, отхлебнув виски из стакана. – Я показывал эти записи нескольким специалистам в Лондоне, и все они уверены в том, что такого языка не существует. Воображаемый словарь, так они это назвали.
Доктор Трелони громко присвистнул, не обращая внимания на неодобрительный взгляд моей матери.
– Да, это вымышленный язык галлюцинирующего ума. Я-то думал, что все уже повидал, но это нечто особенное.
К несчастью, его свист заставил маму закрыть дверь в коридор, лишив меня возможности услышать остальную часть разговора.
С того самого вечера я стала мечтать лишь об одном: увидеть, что именно написала бабушка в своей тетради. Но стоило мне затронуть эту тему, как мама сразу же бросала то, чем в данный момент занималась, и восклицала:
– Ох, я совсем забыла! Диана, хочу тебе показать кое-что…
И мы тут же поднимались наверх, чтобы отыскать что-нибудь среди ее одежды, или обуви, или сумок – что-нибудь такое, что вполне могло бы мне пригодиться. Полагаю, таким образом мама хотела попросить прощения за то, что я не получала ответа на свои вопросы.
Однажды, зайдя в кабинет отца, я вдруг увидела, что он сидит за своим письменным столом, склонившись над той самой тетрадью, но то, с какой неловкой поспешностью отец спрятал тетрадь в ящик стола, послужило еще одним доказательством того, что он ни в коем случае не намерен обсуждать этот предмет. Так что мне оставалось только ждать. Я ничуть не сомневалась в том, что тетрадь по-прежнему хранится среди семейных бумаг. И вот однажды мое терпение лопнуло.
Мы с Ребеккой целый день были дома одни, развлекаясь привычным образом, пока вдруг не очутились на пороге отцовского кабинета.
– Мы просто обязаны узнать правду, – настойчиво сказала Ребекка, видя, что я колеблюсь. – Они не могут скрывать это от тебя. Это неправильно! Я уверена, это даже противозаконно. В конце концов, тебе уже шестнадцать!
Поощряемая ее негодованием, я наконец открыла ящик с семейными бумагами, и весь последующий час мы рылись в папках моего отца в поисках красной тетради.
За этот час мы обнаружили столько всего интересного, что, когда нашли наконец тетрадь, она уже не казалась нам такой важной. Разумеется, мы нашли в ней длинный список английских слов с переводом в группы каких-то причудливых символов, но маленький бабушкин словарик был далеко не так интересен, как письма врачей с описанием жутковатых средств ее лечения, включая такие тошнотворные процедуры, как лоботомия.
Буквально остолбенев от потока непредвиденной информации, мы с Ребеккой наконец сложили все обратно, в том числе и красную тетрадь, и вышли из отцовского кабинета с твердым убеждением, что некоторые вещи родители скрывают от детей по вполне разумным причинам.
С того дня я больше не видела бабушкиного словаря, хотя минуло уже двенадцать лет; на самом деле я даже не вспоминала о нем. Но он все равно сидел где-то в глубине, в какой-то мозговой извилине, и вот теперь, стоя на чердаке в этот дождливый октябрьский день, я знала, что не успокоюсь, пока он не окажется в моих руках.
Мне не понадобилось много времени, чтобы найти коробку со старыми бумагами. Как я и ожидала, отец не слишком изобретательно спрятал ее под сложенным садовым зонтом, и это была единственная коробка в комнате, на которой сбоку не было обозначено ее содержимое. Осторожно отдирая клейкую ленту от крышки, я продолжала прислушиваться к шагам на лестнице; убедившись, что никто наверх не поднимается, я начала перебирать старые папки.
Когда я наконец увидела красную тетрадь, то так спешила проверить идею, обуревавшую меня с прошлого вечера, что едва не пропустила два слова, написанные бабулей на обложке: «Для Дианы».
Обнаружив, что тетрадь всегда предназначалась мне, я внезапно вся переполнилась какой-то лихорадочной уверенностью. Дрожащими пальцами я перевернула обложку и, бросив взгляд на первые несколько страниц, тут же поняла, что в аккуратных символах, выведенных синими чернилами, бабуля оставила мне ключ к языку, которого мне никогда и нигде не приходилось видеть… до того самого дня, когда на Мэгпай-лейн меня не остановил какой-то незнакомец и не вручил мне фотографию и билет в Амстердам.
Глава 6
Северная Африка
– Мы добрались, Лилли!
Мирина, пошатываясь, ступила на неустойчивые камни речного русла. От потока осталось не слишком много; то, что некогда, видимо, было полноводной рекой, теперь превратилось в длинную узкую щель посреди обожженного ландшафта. Но Мирина была слишком измождена, чтобы почувствовать разочарование, чтобы ощущать хоть что-то, кроме болезненной пульсации в истерзанных подошвах усталых ног.
– Река! – Упав на колени у воды, она смогла наконец разжать тонкие руки Лилли, с самого рассвета обхватившие ее за шею. – Ты меня слышишь? Это же река! – Мирина опустила ослабевшее тело сестры на землю и начала по капле вливать ей воду в пересохший рот. – Ну же, пей!
Пустыня оказалась куда больше, чем она ожидала. Их козьи мешки с водой пересохли еще до того, как они прошли половину пути. Мирина постоянно уверяла Лилли, что видит на горизонте деревья, и надеялась, что в конце концов ее слова окажутся правдой. Однако час за часом они не видели никаких признаков влаги, и разговоры между сестрами становились все короче и короче, пока наконец не затихли совсем.
Но на протяжении всего путешествия Мирина постоянно слышала терпеливый, ровный голос их матери, понуждавший ее двигаться все вперед, дальше и дальше.
«Вы должны добраться до реки, – твердил голос с тихой настойчивостью. – Нельзя останавливаться. Вы должны продолжать идти».
Голос не умолкал ни на минуту; точно так же, как когда-то его обладательница ни на шаг не отходила от своих дочерей, когда тем было страшно или больно. Она всегда была рядом, даже сейчас, когда Мирине просто не за что больше было держаться, кроме нескольких настойчивых слов, звучавших в ее голове: «Мы должны добраться до реки. В конце реки – море. У моря стоит город. В городе живет богиня Луны. Только она может вылечить твою сестру».
Когда Лилли наконец очнулась, она повела во все стороны невидящим взглядом, а потом заплакала, и ее узкие плечи задрожали от отчаяния.
– Это не река, – всхлипывала девочка. – Ты так говоришь, просто чтобы меня успокоить.
– Но это река! Посмотри! – Мирина опустила руки сестры в мелкий ручей. – Клянусь тебе, это она! – Мирина оглядела пыльные камни. Должно быть, некогда вдоль этой реки росли пышные деревья, но теперь они превратились в высохшие скелеты – жалкие остатки роскошного мира, давно исчезнувшего с лица земли. – Это должна быть она.
– Но я совсем не слышу шума воды, – пробормотала Лилли, храбро вытирая слезы перед тем, как склонить голову набок и прислушаться. – Наверное, это очень тихая река.
– Так и есть, – согласилась Мирина. – Очень старая и уставшая река. Но она все еще жива, и она приведет нас к морю. Ну же, попей!
Какое-то время они молчали, утоляя жажду. Сначала Мирине казалось, будто она разучилась глотать, но ей удалось протолкнуть в себя немного воды, и она тут же ощутила, как прохладная жидкость защекотала ее изнутри, восстанавливая жизнь везде, откуда та ушла.
Напившись, Мирина легла спиной на камни и закрыла глаза. Так много дней без отдыха и последние мучительные часы совсем без воды… Как долго она несла на себе Лилли? Полных два дня? Нет, это просто невозможно.
Пронзительный крик и внезапный шум крыльев заставили ее резко сесть. Сестра в испуге закрыла голову руками, и Мирина мгновенно выхватила из-за пояса нож.
– Это какая-то птица! – закричала Лилли, потирая ногу. – Она меня клюнула! Куда она полетела? Не дай ей снова на меня напасть!
Мирина прикрыла глаза ладонью от солнца и всмотрелась в двух тощих стервятников, круживших над ними.
– Мерзкие хищники! – пробормотала она, откладывая в сторону нож и хватаясь за лук. – Надеялись поживиться нами сегодня…
– Почему боги ополчились против нас? – Лилли сидела, обхватив колени, раскачиваясь взад-вперед. – Почему они хотят нашей смерти?
– Я бы не стала тратить время зря, размышляя о богах. – Мирина вложила в тетиву лучшую стрелу. – Если бы они хотели нас убить, то давно бы уже сделали это. – Она медленно поднялась и натянула тетиву. – Ясно же, что какие-то силы желают сохранить нам жизнь.
