А значит, оставался лишь один выход.
Не раздумывая ни секунды, он рванул им навстречу.
Юрген был настолько ошарашен, когда Пауль на полной скорости пролетел мимо него, что успел лишь повернуть голову, чтобы посмотреть ему вслед. Зато его приятель Крон, стоявший в нескольких метрах позади, оказался более сообразительным. Широко расставив ноги, он преградил Паулю дорогу, готовый ударить парнишку, который мчался прямо на него. Но прежде, чем он успел ударить его в лицо, Пауль бросился на пол и проскользнул у него между ног. При этом он ударился бедром, получив синяк, который будет заживать недели две, но зато как по маслу проехал через всю прихожую по мраморным полированным плитам пола до самого подножия лестницы, ведущей на верхние этажи.
- Чего вы ждете, идиоты? Держите его! - в ярости заорал Юрген.
Даже не оглянувшись, Пауль вскочил и бросился вверх по лестнице. Он даже не задумывался о том, что делает, просто бежал со всех ног, повинуясь инстинкту выживания. Натруженные за день ноги невыносимо болели. Посреди лестничного пролета он споткнулся и едва не упал, но каким-то чудом сумел удержать равновесие - как раз в тот миг, когда руки одного из приятелей Юргена уже тянулись к нему, чтобы схватить за ногу. Он мчался по лестнице, придерживаясь на поворотах за бронзовые перила, поднимаясь всё выше и выше, пока на последнем лестничном пролете, между третьим и четвертым этажами, носок его ботинка не соскользнул со ступеньки, и беглец растянулся во весь рост, чуть не выбив зубы о край ступени.
Первый из преследователей настиг его, тяжело дыша, но в свою очередь споткнулся, когда почти схватил, так что смог только уцепиться за край фартука.
- Я поймал его! Скорее! - крикнул схвативший, другой рукой держась за перила, чтобы не потерять точку опоры.
Пауль попытался встать, но тот резко дернул его за фартук, и молодой человек упал на ступени, ударившись макушкой. Он вслепую пнул преследователя ногой, пытаясь высвободить из завязок фартука плечо и руку, но безуспешно. Несколько бесконечно долгих мгновений он сражался с узлом злосчастного фартука, слыша, как его настигают остальные мучители.
"Проклятье, ну что за черт меня дернул так крепко затянуть этот узел?!" - думал он в тщетных попытках освободиться.
Но тут его пальцы наконец-то справились с узлом, и фартук соскользнул на пол. Пауль снова бросился вверх по лестнице на четвертый, самый верхний этаж. Дальше бежать было некуда, поэтому он шмыгнул в первую попавшуюся дверь и запер ее изнутри на крючок.
- Куда он делся? - крикнул Юрген, добравшись до площадки между третьим и четвертым этажами, и тут увидел, как его приятель потрясает в воздухе фартуком Пауля, держась другой рукой за ушибленное колено. Он указал Юргену в сторону коридора, ведущего налево.
- Бежим! - крикнул Юрген остальным своим прихлебателям, остановившимся несколькими ступеньками ниже.
Однако никто из них почему-то не двинулся с места.
- Могу я узнать, какого дьявола вы...
И тут он внезапно замолчал, увидев, что с лестницы на него смотрит мать.
- Я весьма опечалена твоим поведением, Юрген, - произнесла она ледяным тоном. - Здесь собрался весь цвет Мюнхена, чтобы отпраздновать твое совершеннолетие, а ты в самый разгар торжества куда-то исчезаешь, да еще и носишься по лестницам со своими дружками.
- Вообще-то...
- Достаточно. Я требую, чтобы вы все немедленно вернулись к гостям. Потом поговорим.
- Хорошо, мама, - нехотя ответил молодой человек. Уже второй раз за сегодняшний день его унижали на глазах у друзей, вынуждая исполнять чужие приказы. Стиснув зубы, он направился обратно в гостиную.
Ну ничего, потом у него будет достаточно времени, чтобы свести счеты. И ты дорого заплатишь за это, Пауль.
6
- Как же я рад снова тебя видеть!
Паулю, пытавшемуся успокоиться и восстановить дыхание, понадобилось несколько минут, чтобы понять, куда он попал. Он сидел на полу, прислонившись спиной к двери, в ужасе ожидая, что в любую секунду в нее начнет дубасить Юрген, пытаясь войти. Но услышав эти слова, он тут же вскочил на ноги.
- Эдуард!
Сам того не осознавая, он очутился в комнате старшего кузена, куда не входил уже многие месяцы. Всё выглядело так, как и до отъезда Эдуарда - аккуратно и спокойно, если не считать самого хозяина. На стене висели киноафиши, еще там была коллекция минералов Эдуарда и в особенности книги, повсюду книги. Пауль хорошо их знал, потому что большинство из них прочитал. Романы про шпионов, вестерны, фантастика, книги по философии и истории... Они стояли на полках, лежали на столе и даже на полу рядом с кроватью, где находился Эдуард. Ему приходилось класть ту книгу, которую он сейчас читал, на матрас, чтобы он мог переворачивать страницы единственной рукой. Под его спиной было несколько подушек, чтобы он мог устроиться с удобством, а на бледном лице блуждала грустная улыбка.
- Не надо жалеть меня, Пауль. Этого мне не вынести.
Пауль посмотрел ему в глаза и понял, что кузен внимательно изучает его реакцию, озадаченный, что его вид не вызвал удивления.
- Я видел тебя, Эдуард, Видел в тот день, когда ты приехал.
- Почему же ты ни разу не пришел поговорить? С тех пор, как я вернулся, я вижу только твою мать. Твою мать и моих друзей - Мая, Сальгари и Жюля Верна, - сказал он, взяв в руки книгу, которую читал. Пауль смог разглядеть ее название. Это был "Граф Монте-Кристо".
- Мне запретили приходить.
С этими словами он виновато опустил голову. Конечно, это было действительно так, мать и Брунхильда и в самом деле запретили ему навещать Эдуарда, но ведь он всё равно мог бы попытаться. Но он не желал признаться даже себе самому, что просто боится снова увидеть Эдуарда после того страшного вечера, когда кузен вернулся с войны.
А тот смотрел на него с невыразимой горечью - очевидно, угадав его мысли.
- Я знаю, что мать меня стыдится. Видишь это? - спросил он, кивнув в сторону подноса, на котором стояла нетронутая тарелка с пирожными - теми самыми, что подавались на вечеринке. - Она не захотела портить Юргену день рождения видом моих культей, поэтому меня не пригласили. Кстати, как тебе эта вечеринка?
- Там играет оркестр, все пьют, говорят о политике и ругают военных за то, что проиграли войну, которую должны были выиграть.
Услышав эти слова, Эдуард лишь фыркнул.
- Очень легко критиковать за глаза. А о чем они еще говорят?
- Еще все обсуждают переговоры в Версале и радуются, что мы отвергли условия.
- Чертовы идиоты! - с горечью бросил Эдуард. - До них всё еще никак не дойдет, что мы проиграли эту войну, как будто над немецкой землей не прозвучало ни единого выстрела. Одним словом, сегодня всё то же, что и всегда - ну разве что с музыкой и шампанским. Кстати, ты не хочешь мне рассказать, от кого убегал?
- От именинника.
- Твоя мать мне рассказывала, что вы не очень-то ладите.
Пауль кивнул.
- Ты даже не попробовал пирожные, - заметил он.
- Мне теперь не нужно столько еды. Другим она нужнее. Поешь, замори червячка. И подойди поближе, я хочу посмотреть на тебя. Как же ты вырос!
Пауль присел на край кровати и набросился на еду. После завтрака он ничего не ел, даже не пошел в школу, чтобы подготовиться к вечеринке. Сейчас мать наверняка его уже ищет, но ему было всё равно. Он поборол охвативший его страх и не мог не воспользоваться возможностью побыть с Эдуардом, по которому так скучал.
- Эдуард, я хочу сказать... Прости, что я раньше не пришел тебя навестить. Ведь я мог бы прийти к тебе вечером, когда тетя Брунхильда уходит на прогулку...
- Брось, Пауль! В конце концов, ты здесь, и это главное. Это ты должен меня простить за то, что я не писал тебе, как обещал.
- И что же тебе помешало?
- Я мог бы тебе сказать, кузен, что помешали англичане, которые без отдыха стреляли в нас, но это было бы неправдой. Один мудрый человек сказал, что война на семь восьмых - это скука, а на одну восьмую - ужас, и он оказался совершенно прав. На самом деле в окопах у нас было достаточно времени, чтобы написать письмо - пока нас не начали убивать.
- Тогда в чем причина?
- Я просто не мог, и всё. С самого начала эта абсурдная и несправедливая война поставила нас на грань трусости.
- О чем ты говоришь, Эдуард? Ты же герой! Ты добровольцем пошел на фронт, одним из первых!
При этих словах Эдуард расхохотался механическим и каким-то нечеловеческим смехом, от которого у Пауля волосы встали дыбом затылке.
- Герой. Хочешь узнать, кто решает, что ты станешь добровольцем? Твой учитель, когда рассказывает тебе о славных победах родины, об империи и кайзере. Твой отец, который велит тебе вести себя как мужчина. Твои друзья, с которыми ты до недавнего времени дрался в гимназии, чтобы выяснить, у кого длиннее. Все они вместе, когда бросают в лицо слово "трус", если ты покажешь хоть малейшие колебания, и возлагают на тебя вину за поражение. Нет, кузен, на войне нет добровольцев, только глупцы и злодеи. И последние остаются дома.
