И такая дура она, что поддалась гневу и выпалила Марату, что другого папика себе найдет покруче и побогаче, что никчемный он, только и может на рынке фигней всякой торговать. Вот, например, Ренат давно на неё глаз положил, а у него по всему городу свои обменники и нелегальные казино. Так что уходит она от Марата. Зря сказала. Он как с цепи сорвался - его еле оттащили от нее менты, ворвавшиеся в квартиру после звонка напуганной соседки, мать как раз к бабке на несколько дней вместе с сожителем своим укатила. Свёкр умер, и она видать задумала со свекровью отношения наладить. Марат тогда так избил Марину, что она превратилась в сплошной синяк, сломал нос и три ребра. Она долго восстанавливалась в больнице, а в день выписки одна из медсестер принесла записку от него со словами, чтобы она не обольщалась - начнется второй раунд.
Вот и решили они, на пару с матерью, к бабке Марину отправить, в деревню. Правда, Маринка её никогда раньше не видела – мать ненавидела всю отцовскую родню и до сих пор не позволяла общаться. Говорила, что свекровь со свету сживала её, а потом заявила, что это невестка её сына в гроб загнала.
Хотя иногда Марине казалось, что преувеличивает мать, но желания ехать к деревенским родственникам у неё всё же никогда не возникало. Что ей там ловить? По огородам лазить? Она не для этого рождена.
Как назло, дом бабки оказался старым, покосившимся, даже издалека видно было, насколько сгнили бревна. На самой окраине проклятой глухомани, прямо у лесопосадки. Взглянула на экран смартфона и едва не расплакалась от злости – без интернета она тут с ума сойдет. Надо было в руках себя с Маратом держать, того и гляди, может, и получила б от него побольше. А теперь ни Марата, ни светлого будущего, и домой возвращаться стрёмно, пока тот не успокоился.
Бабка встретила её у калитки, худая, изможденная в старом платке, из-под которого выбилась прядь седых волос, в выцветшем засаленном халате. Марина ей в глаза посмотрела, и мороз пробежал по коже – колючие глаза, не добрые совсем, и внучке она совершенно не рада, хотя и видела её только на фотографиях. Могла бы радушие изобразить. Типичная старая ведьма, недаром мать её невзлюбила. Смотрит так, словно, Марина противное насекомое.
Правда, картошку и яйца отварила к её приезду, пожарила рыбу, принесла с огорода огурцов и помидоров. Лишних вопросов не задавала – мать по телефону довольно грозно потребовала не вмешиваться ни во что, просто предоставить «ребенку» крышу над головой на время. Родня они или не родня, а то сын её с того света проклянет за то, что дочь его не приютила.
Бабка тогда матери сказала, что они и так прокляты, если такую невестку в свою семью пустили и позволили сына единственного в могилу свести. Но принять внучку все же согласилась.
Пока Марина вяло тыкала в костлявую рыбу вилкой, бабка села рядом, подперев морщинистой рукой подбородок, и девушка вдруг вздрогнула, заметив, насколько яркие у нее голубые глаза, даже у отца таких не было. Мать часто смотрела на Марину и упрекала её в том, насколько она на «ведьму старую» похожа.
- Ты скажи, Мариночка, так на кого ты учишься?
- А на кого сейчас все учатся? – девушка отмахнулась, протянув руку за стаканом с компотом. - На менеджера, как и все.
- А что делают-то эти твои менеджеры? Кем работать-то придется?
- Ой, бабуль, - отпила компот яблочный, цокнув языком, - вкусно очень...Да я надеюсь, что работать мне вовсе не придётся.
- Да, как же так? А учиться-то столько лет зачем? – Старушка всплеснула руками, округлив глаза, казавшиеся необычайно молодыми на испещренном морщинами лице.
- Надо учиться, бабуль. Да, и не учиться даже, а так…бумажка лишь бы была.
- А жить на что тогда?
- А жизнь мне мою оплачивать будут. Бабууууль…сейчас мужика хорошего найти куда важнее, чем работу.
- Доищешься когда-нибудь, - проворчала себе под нос, снова пристально на Марину посмотрела и вдруг добавила:
- Зря тебя мать сюда отправила. Лучше б ты там в городе своем оставалась.
- Почему? – Марина даже жевать перестала.
- Зло с собой привезла и грязь. По пятам идет за тобой.
- Какое зло?
Бабушка покачала головой, но не стала продолжать: молча начала собирать со стола, пока внучка, откинувшись на спинку старого стула, уже думала о том, что хорошо бы поспать.
- Так ты, поди, прилечь хочешь? Притомилась с дороги? – Засуетилась возле неё, поставив грязные тарелки на стол и вышла из кухни, поманив внучку за собой.
***
{Никифоров мог поклясться, что в том каменном мешке никакого кислорода не было – только вонь из крови, пота, мочи и страха, самого настоящего животного страха. И плевать он хотел на любые законы физики, химии и биологии. В такие моменты слово «закон» вообще казалось ему кощунственным. Каким-то издевательством, придуманным для слабых и наивных. Не должен полицейский так относиться, конечно…но, когда видишь такое...Не сразу удалось прикурить, трясущие руки отказывались слушаться. Рядом уже затягивался сигаретой Старков, бледный до синевы.
Иван Петрович непроизвольно закрыл глаза и тут же вздрогнул, словно снова очутился в подвале и снова видит эти надписи на стенах и на полу.
«Я лживая сука»… «Я лживая сука»… «Я лживая сука»}.
***
После того, как гостья отдохнула, бабка решила развлечь её и достала потрепанный альбом с пожелтевшими фотографиями, и Марина застонала, не скрывая скуку. Только этого не хватало – смотреть на лица покойников, которых она и при жизни-то не знала.
Ночью Марина сбежала из дома в местный клуб, там должно быть какое-то движение: выходные как-никак, а то с этой ведьмой подохнуть от скуки можно. По всему дому свечей понаставила и бормочет что-то у образов, молится. Зло своё, видать, отгоняет.
Лучше бы она дома осталась… Вот здесь и пошло все не так. В проклятом сельском клубе. Марина плохо помнила, что было дальше. Смутными отрывками, как к ней подошли познакомиться ребята примерно её возраста, предложили пивка, и Маринка согласилась, плевалась потом с дешевого пойла, но пила и смеялась насильно, понимая, что тут вряд ли можно купить что-то нормальное.
Ну, и к черту все. Она хотела напиться до беспамятства, забыть хотя бы на ночь, что ей придется жить в этом болоте не один месяц с чокнутой бабкой, бормочущей о зле и о проклятиях. Деревенские её не впечатлили. Скучные, отсталые и неотёсанные. Не богатыри, а так - отребье.
А потом она увидела ЕГО, не похожего на этих отстойных, тупых идиотов. Одет иначе. Держится в стороне. На неё все время смотрит. Сама к нему подошла. Танцевала с ним, и голова кругом. Не понимала от чего: то ли от коктейлей, которыми парень ее щедро угощал, то ли от губ его чувственных, растянутых в улыбку искусителя. Она не могла определить даже цвета его глаза- парень был в бейсболке и в капюшоне. И она плохо могла различить черты его лица – спасибо пиву и коктейлям. Он не лез к ней, не лапал, только смотрел на нее так, как никто и никогда раньше. Она пила из горла бутылки какой-то алкогольный напиток, который он где-то достал для неё. Все тело превратилось в невесомое облако счастья и кайфа, и Марине хотелось секса и танцевать…танцевать и секса. Вот с ним. С этим парнем со странной улыбкой, и когда позвал с ним уйти – она пошла, не задумываясь.
