– Можно подъехать с тобой? Или ты от злости отправишь меня домой пешком?
– Я не решила. Да и нет у тебя дома, – напомнила я.
Он заслужил мой укол.
– Вот видишь, тем более нужно меня пожалеть, – шутливо парировал брат.
Я возмущенно закатила глаза, он обнял меня за плечи.
– Если хочешь, поговорим по дороге. Я потом от тебя на попутке доберусь. После лагеря для новобранцев заведу себе машину… – Остин сообразил, что сказал, и виновато покосился на меня сверху вниз. – Кари, я…
– Не надо.
Мы остановились. Я посмотрела ему в глаза.
– Все нормально. Ты ведь в любом случае поедешь? Какой уже смысл злиться?
Я признала реальность происходящего, это даже в голосе прозвучало.
Я не могу не разговаривать с братом вечно. Тем более что скоро его отправят неизвестно куда. Это неизбежно, такова суровая армейская действительность. Завербоваться означает потерять свободу выбора.
Я даже не знала, какую армейскую специальность выбрал Остин, и, спрашивая, надеялась услышать «стоматолог-гигиенист», «механик», любое ремесло, которое пригодится ему в гражданской жизни.
– Какая у тебя военная специальность? Пожалуйста, скажи, что ты канцелярская крыса!
Папа называл тех, кто не участвовал в боевых действиях, канцелярскими крысами. Хоть бы Остин оказался одной из них!
Он ответил с запинкой:
– Я пехотинец.
Самое опасное занятие. Как Филип, Каэл, Мендоса…
– Остин… – Я в отчаянии зашагала дальше.
– Я не такой умный, как ты! У меня нет ни дома, ни машины, ни даже работы. Это был единственный вариант. Военно-воздушные силы меня бы отфутболили. Я даже армейские тесты первый раз завалил к чертям собачьим! Повезло, что вообще взяли.
– Повезло?! – фыркнула я, проталкиваясь к широким входным дверям.
Я посмотрела на парковку. Дождь почти перестал. В сердце кольнуло – Остин сдавал тест не один раз. Значит, это не спонтанное решение. Он пытался вступить в армию на протяжении какого-то времени, но мне не говорил.
– Когда? Когда все началось? – спросила я.
– С полгода назад. Я колебался, пробовал. Да, надо было тебе рассказать. – Брат пошел быстрее, подстраиваясь под мой темп и не давая сбежать. – Просто я знал, что ты разозлишься. Я не планировал скрывать от тебя вечно. Меня только приняли, я еще даже отцу с Эстеллой не сообщил.
– Я не злюсь, – покачала головой я. – Ладно, злюсь. Но дело не только в этом. Не понимаю, почему ты решил вычеркнуть меня из своей жизни. Выходит, знал только Каэл?
Видимо, я сильно достала вселенную: едва произнесла его имя, Каэл шагнул из-за угла в приемную. Сразу засек меня и Остина. Скользнул глазами сначала по брату, затем по мне. На сосредоточенном лице мелькнула растерянность. Каэл всегда выглядел целеустремленным и уверенным, всегда знал, где и когда ему следует быть. Не просто армейская фишка – фишка самого Каэла. Мы находились в пяти футах друг от друга, и я уже ощущала его энергию. Она пожирала пространство. С телом и разумом происходило бог знает что, я теряла почву под ногами, Каэл приближался, а плана спасения не было. Нужно сделать вид, будто я не удивлена встречей, хотя мы в приемной госпиталя, и я очень удивлена!
Я расправила плечи, чуть отступила, стараясь не выдать потрясения. Каэл здесь, передо мной… Лишь через несколько секунд я заметила за ним Мендосу, оба были в гражданском. В обычной одежде Каэл выглядел совсем по-другому, чем в форме. Доктор Джекилл и мистер Хайд. Только обе стороны Каэла хорошие – в основном. Если не считать того, что он лжец и слишком хороший притворщик. Каэл скорее похож на Деймона Сальваторе из «Дневников вампира», у которого во время влюбленности отчетливо проявлялись две разные стороны. То есть я не утверждаю, будто Каэл в меня влюблен, нет… уж точно не так, как Деймон любил Елену Гилберт. Вряд ли подобная любовь существует в реальности.
Лучше бы Каэл надел военную форму, было бы легче вообразить его просто солдатом, одним из многих, не моим.
Хотя он и в самом деле не мой…
Я наконец обратила внимание на Мендосу, тот в открытую смотрел на меня. Его рубашка была такой же красной, как глаза. В тон крови, которая просачивалась сквозь обматывающую руку белую футболку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Черт! Что случилось? – спросил Остин.
Каэл оглянулся на Мендосу, на его руку, посмотрел Остину в глаза. Удивительное спокойствие, учитывая наше местонахождение и количество крови.
– Нужно руку зашить.
– Это он так считает, – ухмыльнулся Мендоса уголком губ.
– Какого черта, мужик?! – Остин заметно встревожился за друга.
– Фигня. Бывает. Кому-то не везет, – пожал плечами Мендоса.
Остин хмыкнул:
– Да уж. На фигню не похоже. – Он кивнул на окровавленную руку.
Каэл запрокинул голову, уперся взглядом в потолок. Язвительно заметил:
– Ну, давайте побеседуем, у нас же уйма времени.
Затем резко выпрямился:
– Погоди! А ты что здесь делаешь?
Каэл с подозрением прищурился, оглядел Остина с головы до ног и протянул руку к его карману на куртке.
Я заледенела.
Брат увернулся. Я наблюдала в полной растерянности.
– Чувак, – ответил он. – Здесь не я, а Элоди. – Остин постучал себя по груди. – Я здоров. Мать твою.
Брат явно оскорбился, хотя я ожидала от него более бурных оправданий.
Каэл посмотрел на меня, вновь на Остина.
– Ладно, прости, – сказал тихо, примирительно вскинув руки.
Тут до Каэла дошло услышанное, и он вновь дернулся. До чего стремительный, настоящий солдат!
– Стоп, Элоди? Что с Элоди? Филип знает?
Каэл достал телефон и уставился на экран. Похоже, решил позвонить Филипу, но вспомнил, что нельзя, на войну так просто не дозвонишься.
Взгляд Каэла скользнул по мне, очень мимолетно. Он явно избегал на меня смотреть. Я злилась – это я должна от него нос воротить, а не наоборот! С какой стати Каэл ведет себя так, будто вообще со мной незнаком?!
Я думала, вернее, надеялась: если я заговорю, мягко и нежно, это напомнит ему о ночах, проведенных в моей постели, о шепоте маленького вентилятора на комоде, о словах и звуках, которые слышал от меня лишь Каэл. Если он услышит голос, мой голос, и вспомнит все, как помню я, тогда на лице Каэла проступят печаль и сожаление. Еще я надеялась, что он не слышал, как несколько секунд назад я произнесла его имя. Пусть не мечтает… манипулятор… он… Я мысленно себя оборвала и заговорила как можно небрежней, впившись ногтями в ладони:
– С Элоди все хорошо. Мы приезжали проверить состояние малыша, потому что у Элоди…
Я осеклась. Ни к чему обсуждать случившееся без ее согласия.
Не мое дело сообщать Каэлу о приступе паники, судорогах и прочем. Мое дело сказать – на беседы нет времени, нам обоим нужно позаботиться о друзьях. Однако мы почему-то стояли, точно ковбои на Диком Западе, и ждали, кто уйдет первым.
– Что-то произошло? – спросили Каэл и Мендоса почти хором.
– Мы пока ничего не знаем. И Элоди еще не говорила с Филипом, не нужно торопиться, дай ей возможность сообщить самой, – обратилась я к Каэлу.
Фраза прозвучала так, будто я репетировала ее целую неделю. Дура!
Он лишь кивнул и отвернулся к Остину.
– Конечно. Как Эль? – спросил у брата, произнеся ее красивое имя с нежностью.
Остин объяснял, Каэл слушал, а я смотрела на его бесстрастное лицо и ощущала жгучую боль в груди. Внутри все плавилось. Он, несомненно, переживал за Элоди и малыша, однако сохранял спокойствие, прямо-таки пугающее, пока Остин расписывал подробности драмы с «Фейсбуком» и родителями Элоди.
– Мы перепугались, но она в порядке, – закончил он. И добавил, вытерев взмокший лоб: – Надеюсь.
Каэл холодно кивнул. Лицо солдата, выполняющего свой долг. Почему Каэл на меня даже не взглянет? Во рту пересохло. Остин спросил Каэла о чем-то, но я не расслышала, так громыхали в голове беспорядочные мысли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я уставилась на его губы, на резко очерченный квадратный подбородок. Каэл был свежевыбрит и, в отличие от меня, выглядел молодо. Меня обсыпало прыщами, я не стала накладывать косметику, чтобы не забивать поры еще сильнее. Каэл же, судя по виду, спал не меньше восьми часов, вовремя пил кофе и ни о чем не переживал, ни капельки. Зря я не накрасилась! Не ожидала встретить Каэла… Никого встретить не ожидала и никуда не собиралась, кроме своей полутемной рабочей кабинки. Мои волосы были присобраны кое-как, на макушке виднелись следы плохо втертого сухого шампуня, а корни оставались влажными после дождя. Глаза припухли от недосыпа и уныния.
