Первая победа
В деревне Волчановке, недалеко от Саранска, жил в то время крестьянин по фамилии Петров. О нем ходили легенды. Говорили, будто зашел он как-то в кузню заказать подкову. Когда кузнец повернулся к горну за заготовкой, Петров поднял наковальню и спрятал ее под полой своего тулупа. Пораженный кузнец бросился искать пропажу. «Вот же только сию минуту тут стояла! Не черт же унес в самом деле». А Петров, лукаво улыбаясь, держал под полой огромную тяжесть.
Что было правдой, а что сказкой в этой истории – сказать трудно. Но Петрова считали самым сильным человеком в округе. Со временем он и сам в это поверил.
Неудержимо хвастался крестьянин своей силой. Из-за этого поспорили они однажды с Зассом-отцом: тот объявил Петрову, что готов поставить лошадь, если его сын Александр будущей весной не сделает всего, что умеет делать Петров. Надо сказать, что до отца Засса доходили слухи о занятиях сына, и спор этот имел под собой основу довольно прочную. Ударили по рукам. Поэтому-то, когда Шура вернулся в родной дом, отец встретил его ласково, обещал освободить от всякой крестьянской работы на целую зиму. Спросил даже, какие снаряды нужны сыну для упражнений, чтобы побить весной богатыря Петрова.
Шуру такой оборот дела удивил и обрадовал. Еще бы, отец не только поверил в него, но и готов помочь ему стать самым сильным человеком в округе. Он убедил отца купить настоящие гантели, гири, заказать кузнецу стальные пруты и цепи. Вместе с Климом Ивановичем Шура внимательно проштудировал все системы развития силы, которые предлагали своим ученикам признанные авторитеты. Всю зиму шли напряженнейшие занятия.
И вот настал первый день Масленицы, день схватки Александра Засса и Дмитрия Петрова. Поглядеть на диковинное зрелище собрались жители всех ближайших деревень. Принаряженный Клим Иванович единогласно был избран судьей состязания. Однорукий Григорий помогал Шуре.
Петров вышел в круг уверенно, окинул своего противника презрительным взглядом – щупл да молод – и начал первое упражнение. Металлический прут длиною в полметра и толщиною сантиметра полтора он согнул как подкову. Шура легко сделал то же самое. Затем взялись за длинный железный прут, который был вдвое толще первого. Петров обвил его вокруг своего тела и разогнул. Этот трюк дался Шуре с трудом. Под ногтями у него появилась кровь, в глазах потемнело. И все-таки он согнул эту ненавистную железку, снова повторил то, что сделал Петров.
Теперь в круг вынесли деревянные чурбаки. Соревнующиеся встали на них. На равном расстоянии от опор был положен камень, обвязанный толстой проволокой. Его нужно было оторвать от земли, уцепившись за проволоку одной рукой.
Первым начал Петров. Мертвой хваткой впились его пальцы в проволоку, и камень взлетел ввысь. Шура повторил.
Единодушный вздох удивления пронесся над толпой. Зрители дружно захлопали молодому силачу.
– Ну а теперь попробуй сделать то, что сделаю я, – сказал Александр, беря в руки толстую стальную цепь.
Петров следил за ним исподлобья. Шура скрутил цепь и резко дернул. Одно звено сломалось.
Противник был явно озадачен. Он взял цепь, с сомнением повертел ее и бросил наземь.
– Победил Александр Засс! – ликующе прокричал Клим Иванович и обнял Шуру.
– Стой! – внезапно сказал Петров. – Я еще не побежден. Засс просто удивил меня своими трюками. Я хочу с ним помериться не только силой, но и храбростью. Пусть сделает то, что покажу вам я.
Шура насторожился. Неужели в запасе у противника оказался какой-то новый, неизвестный ему прием?
Клим Иванович объявил, что по условиям соревнования Засс победил. Толпа ответила согласным гулом. Но Шура шагнул вперед и, протянув руку, приглашая противника в круг, крикнул «Давай, показывай, что еще можешь!»
Тогда и появилась эта страшная усеянная острыми зубьями полоса. Петров согнул ее вокруг шеи. По его плечам и рукам потекла кровь. Потом он соединил железные концы и завязал их узлом, похожим на галстук. Залитый кровью, поддерживаемый криками односельчан, он немного отдохнул с этим страшным галстуком на шее и без видимых усилий развязал узел.
– Вот теперь пусть Засс, – прохрипел Петров. – Если он развяжет галстук, какой я ему завяжу, – что ж, его победа.
Отказаться было невозможно. Петров велел Шуре стать на колени и принялся закручивать полосу вокруг его шеи. Стянул так, что нельзя было шевельнуть головой. А напоследок еще повернул узел – галстук на спину.
Кровь вязкими струйками бежала по пальцам мальчишки, когда он пытался повернуть узел со спины на грудь. Дыхание перехватывало. Первая попытка – неудача. Еще попытка. Осталось чуть-чуть… Шура повернул узел вперед и, почти теряя сознание, развязал его. Победа была полной. Победителя обнимал Клим Иванович, отец прижал его к груди и дружески хлопал по спине, Григорий приговаривал только: «Герой, чисто герой». Шура был счастлив. Победа, первая победа!
В депо или в цирк?
Немногое изменилось в жизни Шуры после победы над Петровым. Правда, слух о его необыкновенном мужестве быстро распространился по окрестным деревням и селам. Стали его часто звать на всякие празднества и гулянки, где люди не прочь были помериться силою. Управляющий, показавший себя большим поклонником состязаний, подарил «на счастье» золотую монету. В остальном все осталось по-старому.
Также рано утром выходил он в поле на нелегкую крестьянскую работу. До гулянок охоч не был, не нравилось, что часто кончались они пьянками и мордобитием. При всей своей незаурядной силе Александр был человеком удивительно тихим, не драчливым. По-прежнему манили его успехи Сандова, по-прежнему старался он подражать своему божеству во всем. Каждую свободную минуту Шура отдавал своему самодельному манежу.
Так прошло лето и подступила ранняя осень. Тут в судьбе мальчика наступил перелом.
Дело в том, что отец Шуры не захотел смириться с крестьянской долей для своего младшего сына. Мечтал он увидеть его инженером. Ну а если уж нельзя инженером (откуда деньги-то взять на ученье!), так хотя бы паровозным машинистом. В форменной фуражке, управляющим могучей машиной.
Нужно сказать, что профессия паровозного машиниста тогда была не только почетной и «хлебной», но и романтичной. «Железный зверь» с длинным хвостом вагонов только-только осваивал бескрайние российские просторы. Стальные рельсы казались в то время такими же загадочными и манящими, как нашему поколению трассы космических полетов.
Отец умел настоять на своем. Несмотря на довольно робкие, правда, протесты Шуры, всей душой рвавшегося в цирк, Засс-младший был отправлен в Оренбург. Там, по словам одного знающего земляка, в паровозном депо принимали подростков учиться на кочегара, а если повезет, то и на помощника машиниста.
Оренбург встретил Шуру тоскливым осенним дождем. Городишко утопал в грязи. Пасмурно было и на душе у нашего героя, путь к депо представлялся ему самой тяжелой дорогой в жизни.
Не то чтобы Засс-младший не разделял романтических склонностей Засса-старшего. И дальние дороги, и мощные машины увлекали его. Но цирк… Блестящий калейдоскоп номеров, сильные, ловкие люди, добродушные морды дрессированных лошадей – отказаться от этого было выше Шуриных сил. Ну а если отказаться все-таки приходится, так почему бы не взглянуть на это великолепие еще раз? Вот и афиша на стене вокзала: «Гастроли цирка Андржиевского».
«В конце концов ведь вовсе не обязательно являться в депо немедленно по приезде, – подумал Шурка. – А цирк Андржиевского – знаменитый цирк, совсем не то, что балаган в Саранске. Не часто повезет его встретить».
Не спеша двинулся он по адресу, указанному на афише. Так с небольшой дорожной котомкой за плечами он и перешагнул порог цирка. И снова представление захватило его, закружило, рассыпалось золотым каскадом.
Одно было плохо – слишком быстро кончилось это волшебство. Когда народ стал расходиться, Шура, стараясь отдалить момент прощания со сказочным миром, нарочно задержался у дверей конюшни. Тут его увидел директор манежа, лицо в цирке немаловажное. Решив, что мальчишка хочет бесплатно посмотреть вечернее представление, он схватил его за рукав и поволок к выходу.
Обида, гнев, злость охватили Шурку. Он рванул руку с такой силой, что директор манежа, не ожидавший столь яростного сопротивления, оказался на полу. На его крик прибежали служители. Однако Шурка был уже во всеоружии – в руках у него появился кошелек с деньгами, данными ему на дорогу и устройство. Вид денег успокаивающе подействовал на директора манежа. Получив от Шуры плату за право сидеть в первом ряду партера, он счел инцидент исчерпанным и даже сам провел «почтенного посетителя» в зал.
Второе представление отличалось от первого – добавились выступления дрессированных собачек и силача. И велико же было удивление Шуры, когда в раскланивающемся перед публикой гиганте он узнал того самого бородача, который выручил его два года назад в Саранске. Но в каком виде был старый знакомый! Обвисший живот, дряблые жилистые руки, дрожащие колени. С тяжелой одышкой Кучкин проделывал обычные трюки цирковых силачей. Чувствовалось, что он давно уже, выражаясь современным языком, вышел из формы. После представления Шура бросился разыскивать давнего знакомца. Нашел он его в буфете, в компании каких-то странных растрепанных людей. Гигант держал в руке штоф водки и что-то несвязно кричал прямо в ухо совершенно пьяному господину в форменном сюртуке. Кучкин долго не мог узнать Шуру и, когда вспомнил, заплакал пьяными, бессильными слезами, уткнув голову ему в грудь. Потом вдруг выпрямился, одернул кургузый пиджачок и голосом совершенно трезвым объявил: «Идем к хозяину, ты будешь служить у нас в цирке».
