А всё для иллюстрации довольно банального умозаключения: в какой-то момент человек начинает соглашаться, свыкаться, привыкать ко всему и оправдывает свои действия, свои поступки этой привычкой. Одно дело, когда позади большая часть жизни и время подводить итоги, другое – когда человек с младых ногтей спешит и тянется к этому. Некоторых уродуют, ломают, соблазняют пряниками, другие сами готовы стараться, выслуживаются согляда- таями, шипят анонимами, шагают стройными колоннами вперёд за какой-нибудь морковкой. К сожалению, сейчас для всего этого слишком унавожена почва, и от неё источается пар страха.
Но по наивности хотелось бы думать иначе, что ощущение молодости нужно сохранять в себе. А молодость призывает бороться, часто идти против течения, высказываться, проявляться, и не становиться серой услужливой тенью с согнутой спиной и вечным выражением лица "чего изволите-с?.."
P.S. Сергея ШАРГУНОВА
Только что я побывал на юге и на севере в Краснодарском крае и Архангельской области.
О чём говорят люди?
Люди говорят о задавленности.
Вертикаль давит каждого инициативного человека. Каждого.
Один хочет заниматься бизнесом, открывает хлебопекарню, от него требуют вступить в "партию власти", он идёт на принцип, отказывается, и его пускают по миру. Но всё равно разгромят твой бизнес, если ты умел и энергичен.
Другой избирается главой района, начинает вести независимую линию, близкую желаниям большинства, – тотчас заводят уголовное дело, отправляют в тюрьму – умирает.
Третий типаж – это журналист.
Местную прессу дожимают повсюду.
Живые размышляющие люди, те, кто по природе своей активен, кто хочет себя уважать, приходят на встречи и говорят: невмоготу!
Этим встречам помешать очень сложно. Трудно найти основания, чтобы запретить эти встречи. Приезжаю именно как литератор. Как одиночка. И зовут меня отдельные литераторы.
Например, в Архангельскую область пригласил известный литературный критик из моего поколения – северодвинец Андрей Рудалёв.
Он насытил два дня разъездами и встречами, так что не было просветов во времени. В четверг-пятницу я встречался с людьми, а в понедельник Андрея уволили с работы. Потребовали уволиться. Он работал пресс-секретарем Совета депутатов Северодвинска. Получается, из-за меня лишили парня работы.
В Северодвинске, городе на Белом море, отразилось, как в капле, холодное море нашей действительности.
В марте 2009 года там прошли выборы мэра. Из шести кандидатов сняли четырех, придравшись к документам. Оставили будущего мэра и его дублера. Один из несостоявшихся кандидатов – Сергей Непогодьев, директор ТВС (телевидения Северодвинска), популярного самостоятельного канала. Власти канал закрыли, сотрудников разогнали. И сделали другой канал – рапортующий.
Непогодьев с парой коллег пробует теперь делать интернет-портал "Беломорканал". Мы встретились с Сергеем, пообщались на этом сайте.
Я увидел усталого придавленного человека.
Он не сдается, но видна тяжёлая грусть.
В главной областной газете "Правда Севера" поменяли главреда.
Даже недавний митинг на площади Архангельска более четырёхсот медиков, замученных нищетой, пресса замолчала. Яркий журналист родом из 90-х Андрей Масленников не может издавать газету "Ревизор", её не берётся печатать ни одна областная типография, ведь в газете есть критика властей, а этого достаточно для запрета.
Андрей Рудалёв пишет у себя в ЖЖ о том, что группировка начальствующих "патологически боится любой дискуссии, иной точки зрения, она злопамятна и мстительна, агрессивна и смехотворна в своих действиях".
Всё так.
Смехотворна…
Может, надо просто смеяться над всем этим?
И так согреваться – смехом.
Смеяться, пока холодное море покрывается льдом...
Илья КИРИЛЛОВ ПОХВАЛА БЕДНОСТИ
Роман Сенчин. Елтышевы. Роман. М.: Эксмо, 2009
В девяностые годы, когда Роман Сенчин начал публиковаться в толстых журналах, когда выпустил свой первый сборник повестей и рассказов "Афинские ночи", я был даже его поклонником. Среди ярмарочной пестроты, захлестнувшей тогда литературу, среди мнимой новизны, связанной в общественном сознании с какой-нибудь пелевинской "Generation "П"", сенчинская проза о "потерянном поколении" резко выделялась, казалась отдушиной.
Молодые люди, русские, бежавшие из национальных окраин, униженные в армии, несостоявшиеся в быту, истощённые нищетой, неудачники в любви – далёко не исчерпывающий список бедствий его героев.
Выделялась сенчинская проза и своим литературным уровнем. Уже в первых вещах Сенчин имел сложившийся стиль, писал почти безошибочно. Из какого-нибудь незначительного эпизода вырастал умелый рассказ, более или менее крупный сюжет становился предметом повести. Конечно, стилисти- ческое и особенно интонационное однообразие ощущалось сильно, порой произведения в сознании смешивались, – верная примета глубокого неблагополучия в любом творчестве.
Но не хотелось доверять этим чувствам. Сенчин много внешне верного рассказал о нашем поколении, и человеческое, слишком человеское питало наши иллюзии…
Потом несколько лет я не читал его прозу, по разным причинам, – и вот первая встреча после долгого перерыва, новый сенчинский роман "Елтышевы".
Книгу я открыл не без трепета. И если я признаюсь в этом, – что же тогда скрывать разочарование?
Литературный уровень Сенчина остался прежним, не изменилось внутреннее содержание прозы, и фактически не изменилась даже её внешняя оболочка. Всё так же довлеет над повествованием монолог одинокой, недоверчивой души автора. Прежде были в этом монологе крупицы лиризма, того своеобразного лиризма, который способна внушить обида на жизнь. Теперь обида скрыта, или рассеялась, заменила её усталость. Конечно, формально Сенчин стал опытнее. Исчерпав непосредственно автобиографические данные, ищет теперь сюжеты во внешнем мире. Персонажи романа, правда, немногочисленные, очерчены остро, зримо.
"Елтышевы" – это история рядовой семьи в провинции. Отец, человек средних лет, дослужился в милиции до капитана. Мать работает в библиотеке, помимо работы, всю себя посвящает домашнему быту. Двое взрослых сыновей. Один в тюрьме, в пьяной драке изуродовал человека; другой непьющий, но вялый, ничто его не увлекает. Ни на одной работе не удерживается дольше месяца.
Нужда, серое существование, комплес неполноценности.
Внезапно отец получает выгодное место – дежурным по вытрезвителю. Возникает желание выйти в люди, что-то приобрести, он не гнушается вымогательства. Однажды, чтобы успокоить недовольство задержанных, распоряжается пустить в камеру перечный газ. Это чуть не заканчивается летальным исходом. Среди пострадавших журналист, дело получает огласку. Капитана судят, дают срок условно. Квартира, в которой он живёт с семьёй, ведомственная, нужно освободить. Ничего не остается, как вернуться в деревню, на родину, в тесную избу. Там ждут их новые удары судьбы.
Основное впечатление – скука. Поклонникам социальной прозы, возможно, роман покажется захватывающим. Но эмоциональное и событийное однообразие, монотонная инто- нация и словесная скудость едва ли у кого-то найдут восхищение. Как, впрочем, гнева. Ровный, не холодный и не горячий, а именно тёплый слог не вызовет какой бы то ни было острой реакции. Чувствуя эту ущербность, автор разворачивает в финале романа "пляску смерти", но она художественных целей не достигает, напротив, отрицательное впечатление усугубляет. Решающему критерию художественного мастерства книга не удовлетворяет – её финал не очевиден. Сюжет без ущерба смыслу можно было прервать ранее, можно, напротив, продолжить.
Здесь следует вернуться к удивившей всех когда-то ранней стилистической зрелости Сенчина.
Молодых авторов волнуют обычно метафоры, поиск точных эпитетов, вообще попытки выразить образ с особенной полнотой и силой. Сенчин отмел мысли о далёкой роскоши, заведомо отказался от многообразия возможных изобразительных средств. Но тем вернее развил он ремесленные черты – умение передавать диалоги, описывать людей и события приблизительными словами. Да, он пишет безошибочно, но после таких уступок ему, собственно говоря, не в чем и ошибаться. Падения могут быть только там, где бывают взлёты. Но автору чужды даже попытки такого рода.
