— Женщина в теле — моя давняя мечта.
— Неужели я растолстела?!
— В самую меру. Теперь ты мягче, теплее… еще более любимая.
— Выкрутился, — ответила Варя, наградив мужа долгим поцелуем.
Из своей комнатушки вышли старики.
— С приездом или возвращением тебя, Гриша? — произнес старик, как-то неловко взглянув на генеральские погоны. Обнявшись с ним, пропустил жену. Потому, как она по-матерински просто обняла зятя, для нее он в первую очередь был мужем дочери, отцом внука, а остальное…
— Я бы хотел взглянуть на сына. Не возражаете? — с нетерпением спросил Григорий.
— Богатырь, басистый, в Большом будет петь, — с гордостью отозвался тесть.
— Парням положено следовать дорогой отцов. Так что…
Григорий и Варя в обнимку подошли к сыну, спавшему в деревянной кроватке, сбитой дедом.
— Голосистый в меня, а в остальном — я хотела, чтобы похож был на тебя, — прошептала Варя.
— А дочкой не мечтаешь обзавестись?
— Появится еще один голосок — придется оставить работу, а не хочется.
— Да… Представить тебя только генеральшей воображение мое пока не в состоянии.
— Я генеральшу сыграю в театре. Похвалюсь: одного из режиссеров призвали в армию — меня назначили на его место.
— В обретении командирских начал я готов тебе помочь, а в остальном я твой поклонник.
Варвара спохватилась:
— Что-нибудь приготовить?
— Потом…
Варвара поняла намек и принялась расстегивать пуговицы кителя. Распахнув борт, пропустила руку между спиной и кителем и прижалась со страстью.
— Чуть-чуть потерпишь?
Варвара размашисто сдернула одеяло — Григорий отошел к печке-голландке. Разоблачившись, повернулся к жене.
— Погасить свет?
— На тебя я еще не насмотрелась. Потом, потом…
О существовании искусства любви Варя узнала в девичестве из книг, практику прошла в актерской среде и с Майковым. Сейчас о нем она даже не вспомнила. Народный способ позволял отдаться страсти быстрее и чувствовать близость всем телом.
Смогли заговорить, когда желания иссякли.
— Недавно я навестила Николая.
— Как он?
— Начал передвигаться, правда, еще с костылями. Познакомил меня со своей женой. Она из тех, кто на всю жизнь остаются верными. Но Николай до сих пор не сделал ей предложение, хотя, подметила, они близки.
— Такое решение, видимо, вызывает нелегкие муки и сомнения.
— Так полагаю и я.
— А что она?
— Накоротке я поговорила с ней. Без сомнения, любит Колю, и его ранение не отягощает ее. Об этом говорит фраза, которую она произнесла при нашем расставании: «Если я не стану женой Коле, фамилию Соболева не верну себе, хотя она очень красивая».
— Николай сторонится ее?
— Ее заботы принимает терпеливо, следит за ее движениями с той признательностью, за которой, думаю, в его памяти не вырисовывается ни одна девушка из прошлых знакомых, тем более жена, не дождавшаяся его. Но вместе с тем лицо, озаренное возможным счастьем с Томой, вдруг мрачнеет, взгляд осуждающе уходит в себя. Может быть, мне или тебе поговорить о жертвенности наших женщин, особенно в пору больших бед?
— Завтра до обеда мне дали время побыть с семьей. Я заеду к Николаю. Одновременно посмотрю, как возвращается академия в свои пенаты.
На трамвае «букашке» Колосов доехал до Девичьего поля. Через сквер прошел к парадному подъезду здания академии, стройному, как боевое каре перед атакой.
Весь нижний этаж выглядел пустым. Лишь слева, где располагался спортивный зал, солдаты что-то разгружали. Пусты были второй и третий этажи. Лишь там, где прежде располагалось начальство, прошла женщина. Только в приемной начальника академии Колосов увидел капитана. Тот живо встал, представился.
— У себя? — кивнул Колосов на дверь.
— Так точно, товарищ генерал.
— Доложите начальнику академии, что прибыл из Генштаба генерал Колосов.
Адъютант юркнул в кабинет и вскоре раскрыл две двери.
Генерал-лейтенант Веревкин-Рохальский получил академию, когда все способные руководить армиями и фронтами находились на фронтах. Получали ордена и медали, о них писали в газетах. Не раз просился на фронт — отказывали. Увидев Колосова, он вышел из-за стола, поздоровался, предложил место. Все степенно, корректно, в духе тех царских генералов, которые когда-то преподавали здесь.
— Чем могу быть полезен? — спросил он с отличной дикцией — сам читал лекции.
— Накоротке познакомиться, как идет возвращение академии из Ташкента, и решить один небольшой вопрос.
— Приходится работать на два фронта. Передовой эшелон вместе со мной уже начат подготовку здания и учебных материалов по трехгодичной программе их обучения, а в Ташкенте заканчиваем учебу по сокращенному курсу. Самая острая проблема — подбор сведущих преподавателей. С академическим образованием многие погибли на фронтах, иные не захотят возвращаться на бесперспективные должности.
— Желающих работать преподавателями можно поискать в госпиталях, на фронтах. В вашем здании долечивается мой племянник. Закончил академию в канун войны. Последняя должность — заместитель командира дивизии, имеет три ордена и медаль «За отвагу», которую получил еще за бои на Хасане. Правда, ему укоротили одну ногу.
— То что нам надо! — оживился Веревкин-Рохальский. — Всего-навсего не будет ходить на праздничные парады.
— Я могу его обнадежить?
— Безусловно.
— Кого будете отбирать в академию?
— Здесь тоже немалая проблема. Тех, что закончили полный курс военных училищ, в строю осталось немного. Предпочтение будем отдавать орденоносцам, лишь бы имели среднее образование или из-за призыва не успели доучиться.
— Видимо, такое нарушение инструкции вполне допустимо и даже целесообразно. Молодые офицеры на фронте проходят по два и три военных училища. Может быть, вам целесообразно подать докладную записку о ваших нуждах и предложениях на имя маршала Василевского? Мне кажется, он поможет вам в становлении академии на полный курс обучения.
— Непременно воспользуюсь вашим советом.
— Тогда с вашего разрешения я пройду в лазарет, где лежит мой племянник.
Добрые души нередко поддаются сентиментальным чувствам. Колосов пешком поднялся на восьмой этаж, зашел в свой класс, еще не избавившийся от запаха лекарств. Столы и стулья уже были расставлены. Подошел к окну. Огромная чаша фонтана еще была пуста, вокруг его железной ограды сидели зенитчицы. Около зениток копошились по три-четыре девушки, отметая с дорожки опавшую за зиму листву.
По Большой Пироговской проехали три машины. Одна свернула в Хользунов переулок, где стояло здание пединститута, а дальше — корпуса медицинского. Туда и туда слушатели-холостяки ходили на вечера и танцы, чтобы выбрать девушку в жены. Ходил и он, Григорий. Варвару встретил в академическом клубе. На концерте она читала стихи. Но тогда подойти к ней не посмел. Встретились на Дальнем Востоке, куда она приехала по призыву Хетагуровой. Играла в театре Уссурийска… Дальше вспоминать их отношения не стал — зачем бередить душу, если Варя — его жена и мать его сына.
Лазарет, куда перевели последних раненых на долечивание, располагался в отсеке. Спустился на четвертый этаж и зашел в него. Николай лежал на кровати, укрывшись халатом. Увидев генерала, не сразу узнал в нем дядю. Затем, обхватив железную раму кровати, он попытался сесть. Колосов придержал племянника.
— Не приветствуй, стоя навытяжку, — пожимая предплечье Николая, участливо сказал Григорий. — Я сам возьму стул и сяду напротив.
Усевшись, Колосов внимательно присмотрелся к племяннику. Идет на выздоровление, а радость встречи тревожная.
— Как идет выздоровление, Николай?
Трое выздоравливающих, поняв, что к полковнику пожаловал родственник, на костылях или прихрамывая, вышли из палаты.
— По оценке врачей — нормально.
— Но ты, кажется, не в восторге от «нормального».
— После окончания лечения придется многое менять… Инвалидов в строю не оставляют.
— Я только что от начальника академии. Если тебе по душе работа преподавателя, можешь считать себя им.
— Но такая хромота!..
— Для преподавателя самый важный орган — голова. Война проредила академистов настолько, что будут приглашать в преподаватели не только хромых, но даже фронтовиков, не имеющих высшего военного образования.
На бледном лице Николая проступило что-то похожее на радость.
— Так что, Коля? Или звать тебя по имени уже нежелательно?
— Для детей твоей сестры — моей мамы, ты всегда был из недосягаемого мира. Так что называй меня, как тебе будет удобно. Что касается преподавательской службы… Никакой другой не нужно. Только вот смогу ли?.. В сравнении с полковником Сальниковым, нашим преподавателем на третьем курсе, я — капитан, не более.
