Пока внимание Брайна было отвлечено кошкой, Берт уже успел отскочить в безопасное место. Гора развалилась почти бесшумно. Все сотни фунтов отбросов снова заполнили пустое пространство. Берт катился по склону, его смех и визг отдавались эхом под высоким потолком. Брайн тоже отпрыгнул подальше. Он был разочарован тем, что вырытый Бертом туннель полностью исчез.
— Здорово, верно? — Берт счищал с себя золу,— А мне ничего, не завалило. — Руки у него были пусты — черные, все в царапинах, между двумя пальцами порез.
— Ну. куда ты иго девал? — спросил он у Брайна воинственным тоном.
— Чего? О чем ты болтаешь?
Берт огляделся, порылся в карманах и вдруг, поняв, что скребок потерян, затрясся в приступе отчаянной брани, а весь мир свелся для него к тому, что творилось сейчас в темном лабиринте его сознания.
Брайн глянул на осевшую гору отбросов. Всю ночь надо копать, чтобы найти.
— Давай помогу искать.
Берг никак не мог успокоитсья, не мог начать действовать.
— Эх, такой скребок! — все повторял он. — Ты только подумай: такой скребок! Лучший скребок Эгера.
— Швырнут его вместе со всей этой дрянью в печь, уж будь уверен,
— Сам знаю. — В проклятиях Берта звучали слезы. — Идиот я, дурак полоумный. Спер, протащил через всю свалку попусту. Попусту тащил, сволочь эдакая.
Брайн отвернулся — в мозгу его бились, просясь наружу, четыре слова. Но он не мог произнести их, говорилих только мысленно и все равно чувствовал, что он дураки предатель. «Это бог его наказал, — вот что повторял он про себя. — Это бог наказал его ва то, что он спер самый лучший скребок Эгера». Бога никакого нет, бог — это брехня, орал отец, когда мать выводила его из себя, грозя, что бог его за все накажет. А может, он все-таки есть? Брайн палкой поковырял в отбросах у стены; Берт с хмурым видом наполнил свой мешок.
«А может, и нет его. Каково-то будет бедняге Эгеру завтра утром, когда он увидит, что у него стащили скребок! Просто спятит, ведь теперь ему придется ковырять на свалке старыми скребками, которые то и дело ломаются, а ими и не наскребешь ничего путного. Может, еще подумает, что это я у него стянул. Мне лучше пока туда не ходить, вдруг правда подумает, что это сделал я. Вот пакость какая получилась! Где буду доставать дрова для печки? И все из-за Берта, олуха несчастного. Потерял, паскуда. Мне жалко Эгера. Мне его жалко. Безработный, живет только тем, что добудет на свалке. Только и есть у него, что пальто да ржавая коляска: Теперь вот даже лучшего скребка лишился. Ну а осточертело же мне все — все бы к чертовой матери».
Выбирались они так же, через окно, и до того были мрачно настроены, что уже не думали об опасности, когда с большой высоты прыгали вниз на тропинку.
— Жрать хочу, — проворчал Берт, устало волоча ноги. — Кроме этого паршивого шоколада, сколько времени ничего во рту не было.
От Санпасти вела прямая дорога к ярким огням Уоллатон-роуд. Грузовики, автомобили, автобусы казались затейливыми значками на нотных линейках и словно выбивали барабанную дробь, когда катились вдали, шумно н почти непрерывно: народ возвращался с работы.
— Дома, конечно, жрать нечего, — сказал Брайн.— Уж это ясно.
— И у нас тоже.
В воздухе пахло весной, зелень была такой свежей — и мох, и трава, и молодая крапива, обстрекавшая им ноги, когда они вошли в самую гущу живой изгороди. На западе небо покраснело, будто ночной сторож за тучами зажег свой фонарь, сидит и караулит, чтобы никто хитростью не пробрался в рай там, позади туч. Отблеск втого красного пламени пал на отвесные, выложенные серыми плитками газометры, отчего они показались еще выше проходившим мимо Брайну и Берту. Брайн порылся в кармане.
— У меня ведь есть еще те шесть пенсов, что мне Эгер дал за дрова. Может, пойдем купим чего-нибудь пожрать? Возьмем жареного картофеля с хлебом, набьем брюхо?
— Ага, здорово, — сказал Берт, обнял Брайна за плечи, и оба зашагали быстрее.
3
Брайн смотрел, как две свиньи отщипывают от кучи угля пыльные черные кусочки.
— Дедушка, а почему свиньи едят уголь?
Мертон замешивал в лохани отруби возле двери прачечной.
— Делать им нечего, пострел, вот почему. Брайна такое объяснение не удовлетворило.
— Это потому, что они голодные?
— Свиньи всегда голодные.
— Так ведь им дают отруби н картошку с шелухой.
Мертон размешивал металлической лопаткой жидкое месиво.
— Э, они сожрут все что хочешь. И тебя тоже, надоедный ты щенок, если подам тебя им в корыте.
Прекратив таким образом расспросы Брайна, Мертон высыпал в лохань мешок картофеля. Брайн видел, что по тропинке шагает, ведя за руль свой велосипед, дядя Джордж, высокий, худощавый человек в кепке, кадровый рабочий на заводе Рзли, а в глазах Брайна — божество с волнистыми волосами.
— Ты откуда, дядя Джордж?
— С футбола.
— А что там делал? — спросил Брайн, подумав: «Играл он или только «болел»?»
— Не спрашивай, и тебе не будут врать, — ответил Джордж, ставя велосипед под навес.
Брайн засмеялся и пошел за дядей в кухню, где бабушка месила тесто для пирогов и хлеба.
— Читал листки на стенах?
Джордж нагнулся снять с брюк велосипедные зажимы, потом вскинул глаза, уже держа зажимы в руке.
— Взяли Аддис-Абебу. Похоже, что с абиссинцами покончено.
Его мать сочувственно пощелкала языком.
— Вот ведь стервецы эти итальянцы, Только подумать— травят газами бедных чернокожих, которые никому никакого вреда не сделали.
— Они, можно сказать, сражались зонтиками против пулеметов, — сказал Джордж.
— Итальянцы за это еще поплатятся, вот увидите, — пророчествовала Мэри, размазывая джем на куске раскатанного теста. Брайн слушал с таким напряженным вниманием, что незаметно для себя открутил пуговицу на рубашке. — Послушай, что это ты там выделываешь? — воскликнула Мэри. — Смотрите-ка, стоит и откручивает пуговицы.
Ему дали банку из-под джема и ложку — он выскреб, высосал и вылизал все остатки и приступил к новым расспросам:
— Бабушка!
— А?
— Кто войну выиграл?
— Какую?
Он был озадачен.
— Ну, войну.
— Последнюю, что ли? Он не знал, что сказать, боялся, что его надуют, подсунут какую-нибудь другую войну.
— Последняя война — это на которой убили дядю Оливера?
— Да.
— Ну так кто же выиграл эту войну?
— Никто, — сказала Мэри, забирая у него липкую банку. — А теперь иди и вымой руки, будь умником.
Он пошел озадаченный. Как это может быть, чтобы никто не выиграл войну? Хоть бы кто когда ответил на его вопросы! — досадовал Брайн. «Никто!» Это не ответ, просто так, обман. Не бывает такой войны, чтобы ее никто не выиграл. Кто-нибудь да выиграл, а другой проиграл. Вот как это бывает. Моя лицо и руки в тазике, который бабушка наполнила для него водой, он слышал, как они там все еще разговаривают о войне в Абиссинии.
На дальнем краю Вишневого сада под шатром из облаков и деревьев на опушке Змеиного бора стояли два дома, и жили в них фермеры-землепашцы. Брайн знал только некоторых из ребятишек, время от времени выскакивавших из дверей обоих домов. Каждую субботу он бродил по холмистой местности, зачарованный длинной темной полосой леса на горизонте, привлеченный этим больше, чем двумя домиками у опушки, и часто, как исследователь, мысленно наносил все на карту. Но он редко заходил далеко, в открытые поля за Змеиным бором.
Из ложбины послышались визг и болтовня девчонок. На всех были похожие розовые платья, и у всех в руках цветы — ромашки и лютики. Девочки направлялись в его сторону, но, не дойдя, увидели поляну с цветами, встали на колени и принялись рвать цветы. Одна из девочек подняла глаза и сказала:
— Здравствуй!
Он смутился, засунул руки глубоко в карманы и, остановившись, принялся носками башмаков рыть в дерне ямки.
— Здравствуй, — ответил он.
— Ты ведь живешь в доме Мертонов, да? — сказала она уверенно.
— А ты почем знаешь?
— Мы видели тебя, ты играл во дворе, когда мы проходили мимо. Правда, Фанни?
— Я помогу тебе рвать цветы, — сказал Брайн. Ей это не понравилось: даже не спросил, можно ли.
— Рви, если хочешь, только не мне, у меня и так уж полным-полно. Помогай Фанни.
— Эй, Бренда! — крикнула Фанни, добежавшая до самого леса. В руках у нее были охапки белых и желтых цветов, из карманов тоже торчали цветы — живой сноп из цветов. — Пойдем поищем колокольчики. Я знаю место в лесу, где их пропасть.
Брайн пересек Вишневый сад и в сотне шагов от домиков уселся на траву, вытащил из кармана пакетик с сигаретными картинками-вкладышами — всякие цветы — и начал раскладывать их по временам года.
Подошла Бренда, и он спрятал картинки в карман.
— А я нашла баранчики, — заявила она, усаживаясь с ним рядом. — В лесу.
— А мне все равно.
— Было бы не все равно, если б это ты нашел, — поддразнила она.
— Нет, все равно.
