– Ну вот теперь она опять похожа на огородное пугало, – заметила Бриджит, и Элис рассмеялась.
– Только чуть-чуть. И лишь до тех пор, пока мы не раздобудем для нее одежду получше. В четверг поедем на рынок и что-нибудь подыщем. Бриджит может сшить тебе несколько платьев, – обратилась Элис к малышке, – а когда ты подрастешь, тебе придутся впору мои старые вещи.
– Конечно, твоя старая одежда может ей подойти, когда она станет постарше, но только она слишком хороша для служанки. Так что ей придется обзавестись другой.
– Для служанки? Пташка не служанка. Теперь мы с ней одна семья. Я всегда хотела иметь младшую сестру.
– Твоя сестра? Знаешь, Элис… – начала было Бриджит, но, глянув в лицо девушки, смягчилась и решила не спорить. – Она должна научиться быть полезной. Это очень важно. Ты не всегда сможешь ее содержать.
– Она будет полезной! Конечно же будет. Я научу ее читать и писать, она станет настоящей леди…
– А я научу ее готовить, наводить чистоту и зарабатывать себе на жизнь.
Элис улыбнулась:
– Что ж, очень хорошо.
– Но если она немая, выполнить наши планы будет труднее.
– Нет, она не немая, – возразила Элис, коснулась подбородка Пташки и, приподняв ей голову, пристально посмотрела девочке в глаза. – Голос у нее пропал от страха. Но он вернется, когда настанет время.
– Есть еще одна проблема. Возможно, самая большая, и ты ее не учитываешь. – У Пташки сердце ушло в пятки. Ей так хотелось остаться в этом доме. Очень-очень. Элис тревожно взглянула на Бриджит, словно боялась того, что та может сказать. – Твой благодетель. Он приедет в эту субботу. И кто знает, обрадуется ли он, узнав, что ему придется кормить кого-то еще. В особенности если это будет маленькая бродяжка. – Элис глубоко вздохнула, и Пташка почувствовала, как по ее телу прошла дрожь. – Ты должна будешь сделать так, как он скажет, – заключила Бриджит, на сей раз куда более участливым голосом, чем обычно.
Внезапно на лице Элис отразилось такое отчаяние, что у Пташки сжалось сердце. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука: из него не вырвалось ничего, кроме воздуха. Тогда девочка перевела дыхание, откашлялась и повторила попытку.
– Я буду хорошо себя вести, – сказала она, и Элис заплакала от радости.
1821
Выйти из дома Аллейнов в Лэнсдаунском Полумесяце после того, как вся работа была выполнена, не составляло большого труда. Комната Пташки, которая была не многим больше обыкновенного чулана, примыкала к комнате поварихи, и дверь выходила в темный коридор, ведущий из кухни. В комнате стояла только узкая деревянная кровать да подставка для ночного горшка. Никаких окон, лишь коврик перед кроватью, чтобы босым ногам не было зябко ступать на холодный пол. Когда обитавшая за стенкой Сол Брэдбери ложилась в постель, то спала как убитая, сладко посапывая, уткнув подбородок в обильную плоть своей шеи. Если же она не спала, то все равно предпочитала хранить молчание, пока Пташка проявляла благоразумную осторожность. У них сложилось взаимопонимание. Сол Брэдбери закрывала глаза на отлучки Пташки, когда девушке следовало бы оставаться дома, а та воздерживалась от замечаний, когда из буфетной пропадали остатки еды, да и не только остатки. А еще Пташка не замечала, как Сол Брэдбери пьет по утрам бренди или, разговаривая с мальчишкой, доставляющим товар из лавки бакалейщика, дает ему на чай мелочь не из своего кармана за то, что он пересказывает сплетни о соседях. Домоправительница, миссис Хаттон, не спускалась на первый этаж после того, как миссис Аллейн удалялась спать, – у нее и у Доркас комнаты были на втором этаже.
Пташка направилась в «Голову мавра», чтобы повидаться со своей подругой Сейди и встретиться с Диком[10] Уиксом. Ей хотелось, и желательно поскорей, раздобыть побольше его «усовершенствованного» вина. А кроме того, ей нужно было увидеть его самого, хоть она и боялась, что он решит, будто она за ним бегает. Негоже Дику знать, как сильно он ей нравится. Он чертовски хорош собой и вечно окружен шумной компанией. В основном пустоголовыми девицами с глазами, одурманенными вином; взвизгивая и гримасничая, они вечно что-то щебечут ему, когда он приходит в таверну. И всегда готовы подставить ему свои губки. Но не такие нужны Дику Уиксу. Он из тех, кому нравится остренькое, от сладкого его воротит. Чтобы по-настоящему привлечь его внимание, нужен перчик. «И я как раз то, что ему требуется, перчика во мне хоть отбавляй», – подумала Пташка с улыбкой.
В таверне было полно народу. Тут сидели выпивохи и игроки, гулящие девки и просто приезжие. Здешняя жара, вонь и толчея потных людей всегда действовали бодряще на Пташку, приходившую сюда после однообразного трудового дня. Протиснувшись к бочонкам со вставленными в них кранами, девушка криво улыбнулась Сейди, разливающей пиво.
– Вижу, ты не скучаешь, все завсегдатаи уже на месте, – проговорила Пташка подруге, когда та налила ей кружку пенистого напитка.
– Да, и не только завсегдатаи. Видишь того человека? Высокого, с одним глазом? Ты его когда-нибудь раньше встречала? – При этих словах Сейди указала пальцем на непривлекательного мужчину с мрачным суровым лицом, через которое шла кожаная повязка. Его сальные волосы с проседью были растрепаны.
– Нет, никогда с ним не сталкивалась. Однако на нем достаточно хорошие сапоги. А почему ты обратила на него внимание?
– Утверждает, будто давно в меня влюблен, но любовался мной только с дальнего расстояния. Говорит, если я выйду с ним во двор, он сделает мне такое предложение, от которого я не смогу отказаться.
Сейди хихикнула, а Пташка закатила глаза:
– Он предложит тебе стать его подстилкой и отхлещет, если откажешься.
– Да уж, скорей всего. Однако я, пожалуй, все-таки выйду с ним, – пожала плечами толстушка. – Может, у него слова не разойдутся с делом. И эти чудесные сапоги… Кто знает, вдруг он богат, добросердечен, женится на мне, и я смогу жить припеваючи, ничего не делая.
– Ну, пожалуй, это так же вероятно, как и то, что я выйду за короля Георга в среду не позже полудня. Кстати, если отправишься с ним во двор, вели, ради бога, Джоне[11] постоять на страже. И пожалуйста, не теряй голову. – Джона, парень, работающий на конюшне при «Голове мавра», был шестнадцатилетним здоровяком, по уши влюбленным в Сейди. – Дик здесь?
– Дик Уикс? Еще нет. Постой рядом, поболтаем, пока он сюда не заглянул.
Ричард Уикс появился в таверне вскоре после этого разговора. Он щедро расточал улыбки и выглядел настоящим денди, причем его кудри были изящно уложены, чего раньше за ним не водилось. Сейди подтолкнула Пташку локтем и кивнула в сторону вошедшего, после чего Пташка ее покинула, успев чмокнуть подругу в пухлую щеку. В зале было жарко, и поэтому Пташка сперва подождала, когда Ричард сбросит свой сюртук, а затем подошла к нему. Тот взял в правую руку наполненную до краев высокую кружку, а левой обнял Пташку за талию. Девушка улыбнулась порочной улыбкой, которая ему так нравилась.
– Как поживаете, мистер Уикс? – спросила она.
– Умираю от жажды, а в остальном хорошо, – улыбнулся тот. – Слушай, отстань ненадолго, дай выпить пива.
– Он говорит мне «отстань»! Ты хочешь разбить мое сердце, разговаривая со мной таким образом? – проговорила Пташка шутливо.
– Твое сердце? – рассмеялся Ричард. – Тысяча человек, вооруженных тысячью толстенных палок, не смогут разбить твое сердце, Пташка.
Девушка привстала на цыпочки и шепнула ему на ухо:
– Это сделал бы один и всего одной палкой.
Она провела рукой между ног своего дружка и почувствовала, как его мужское достоинство напряглось в ответ на ее ласку.
– Так, может, сегодня ночью, как?
– Я не смогу остаться надолго. У Доркас теперь привычка вставать после полуночи, чтобы попить молока. Говорит, ее мучают кошмары. Вот и бродит по буфетной, как слепая телка, так что все там грохочет. Она была бы рада застукать меня и тут же доложить обо всем миссис Хаттон. И тогда меня будут позорить за мое распутство. – Пташка раздраженно мотнула головой. – Поэтому возьмите меня в каком-нибудь тихом местечке, мистер Уикс, если не возражаете.
– Это доставило бы мне удовольствие. Только дай хотя бы допить пиво. Когда я говорил, что умираю от жажды, то имел в виду именно это.
– А почему бы нам не пойти к тебе домой? – предложила Пташка, когда Дик вывел ее из таверны через заднюю дверь, выходящую во двор, и попытался увести к лестнице, которая вела на сеновал, расположенный над конюшней.
– Нет, больше нельзя. – Дик обнял девушку за плечи, а потом сильно стиснул ее левую грудь. Пташка вывернулась и отвесила ему пощечину. – Решила меня подразнить? – проворчал он.
– Неотесанный мужлан, – огрызнулась она. – Мне больно. И что ты имел в виду под этим «больше нельзя»?
– Через два дня я женюсь. И как я уложу новобрачную на кровать, которая пахнет твоим потом? – небрежным тоном проговорил он.
