Он осторожно раскрыл ее и показал Ти-Суеви, и Натке, и всем детям.
На дне ее на дубовом листке неподвижно сидела бабочка. У нее было толстое тело и четыре белых крыла. Она пошевелила усиками. На крыльях ее Ти-Суеви увидел черные волнистые полоски и по три черных пятна, на спине же их было шесть.
Бабочка вдруг покачнулась на бок, и Ти-Суеви захлопнул коробку.
— Не бойся, — сказал лесовод, снова открывая коробку, — она не улетит. Она летает только ночью, днем же спит. Потом, я связал ей подкрылья.
И дети увидели, что задние крылья ее действительно стянуты шелковинкой.
— Чтобы узнать, сильно ли заражен ваш лес, — продолжал лесовод, — я развел ночью на поляне костер. Но поймал на огне мало бабочек. Для них еще рано. Они выводятся позже. А вот эта бабочка интересна тем, что она уродец. У нее на спине вместо двух черных пятен — шесть. Во всем остальном — окраской и телом — она похожа на других монашенок. Это они на тысячу километров объедают хвою елей и пихт и даже листья дубов. Ясеня они не едят. И гусениц бывает так много, что под тяжестью, их, как в бурю, падают толстые ветки со старых сосен и молодые деревья гнутся до земли. Лес погибает. Этих гусениц мы будем с вами уничтожать.
— Вот этих? — спросил Ти-Суеви и, вытащив из-за пазухи спичечную коробку, показал завернутую в паутину гусеницу.
Она была уже мертва.
— Да, — ответил лесовод. — Дай-ка ее мне сюда. Ты, наверное, ее нашел вместе с Сизовым в лесу и спрятал в свою шапку. Так?
— Так!
И, видя изумление, светившееся в глазах Ти-Суеви, лесовод добавил:
— Это тоже рассказал мне начальник заставы.
— Он знает все, — тихо сказал Ти-Суеви и чуть прикрыл глаза.
Он решил больше ничему не удивляться.
— Все! — подтвердил лесовод.
Он секунду-две с улыбкой разглядывал Ти-Суеви.
— Я много слыхал о тебе на заставе. Из тебя выйдет хороший шкипер, который, как бы далеко ни уплыл, всегда возвращается на свой берег. Не хочешь ли ты мне помочь в лесу? Мы выберем тебя для этого старшим. Завтра, когда я скажу тебе, ты приведешь ребят в лес. Вы согласны выбрать Ти-Суеви старшим? — обратился лесовод ко всем детям.
— Согласны! — громче всех крикнула Натка.
— А ты сам, Ти-Суеви, хочешь быть моим помощником?
— Хочу, — сказал Ти-Суеви, и лицо его приняло выражение спокойствия и важности, какое подобает настоящему старшине. Но, вспомнив о Натке, он с беспокойством спросил: — А Натка тоже может быть помощником?
— И Натка тоже.
Лесовод рассмеялся и вышел, унеся с собой свою бабочку.
А Василий Васильевич взял в руки мел, и начался урок.
Но как ни любили Василия Васильевича дети, как ни старался он громко читать стихи, как искусно ни рисовал на доске знаки солнца, человека и дерева, урок его сегодня пропадал даром. Дети шумели, точно кустарник, потревоженный вдруг теплым ветром.
Не слушал на этот раз и Ти-Суеви. Он смотрел в окно. Оно было прозрачное, не такое, как бумажное окно его фанзы, — и сквозь него можно было видеть море, и гряды черных скал, и дальний мыс, изогнутый как рог.
У пристани качались кавасаки.
Рыбаки уж давно разгрузили сети. На берегу стояли шкиперы. Они не собирались больше в море. Они смотрели в другую сторону, на тайгу, слушая, что говорит им председатель Пак.
И гость из города был среди них. Он держал свою коробку открытой, заслоняя ее от ветра шляпой. Он был ученый человек, проворный и уважаемый всеми, — сквозь стекло из окна школы Ти-Суеви это видел хорошо.
Гость брал старого Пака за плечо, и Пак слушал его так же почтительно, как рыбаки слушали самого Пака. Он подходил к шкиперам, и те смотрели ему в лицо, чтобы ничего не пропустить. А ловцы теснились вокруг.
Потом все разошлись по фанзам и снова вернулись на берег.
Рыбаки сменили свою обувь — сняли тяжелые сапоги. В руках у них были лопаты, за поясом висели топоры. Женщины приносили с собой ведра.
И Ти-Суеви понял, что все собираются в лес. Но зачем в лесу ведра?
На этот раз любопытство сильно мучило Ти-Суеви. Он написал Натке записку, так как сидел далеко от нее.
«Посмотри в окно, — написал он, — и ответь, зачем они берут с собой в тайгу ведра».
Натка ответила сразу:
«Для малины».
Но Ти-Суеви, обернувшись к Натке, покачал головой, и это означало:
«Малина еще не поспела».
А Василий Васильевич Ни все не кончал урока.
Когда же он кончил, и Ти-Суеви с Наткой прибежали на берег, там уже не было никого. Только три тяжелых воза с досками поднимались в гору к лесу.
Ти-Суеви и Натка тоже поднялись в гору и пошли за возами.
Далеко туча огибала мыс, острый и кривой, как рог.
Но солнце стояло над лесом. И он шумел навстречу Ти-Суеви и Натке. Он был полон движения и голосов. Кричали скворцы над головой. Как мыши, бегали в кустах серенькие птицы-завирушки. Рябчики клевали хвою.
А совсем недалеко слышалось свиристение пил, треск и стук.
В лесу работали.
Вскоре Ти-Суеви увидел людей. Они копали рвы. Женщины с ведрами ходили вокруг деревьев.
— Погляди-ка направо, — сказала Натка.
Ти-Суеви посмотрел. Сизов и еще шесть красноармейцев стояли в ряд, быстро работая своими саперными лопатками.
Рыбаки, привыкшие только к парусам и к веслам, не поспевали за ними. Но длинный мелкий ров, очищенный от корней и травы, тянулся уже далеко.
— Здорово, Ти-Суеви! — сказал Сизов. Он остановился, чтобы стереть с лица пот. — Поздно, брат, пришел, мы уже кончаем. Окружили врага с четырех сторон.
— Как? — крикнул Ти-Суеви. — Ведь мы пришли помочь.
— Видно, не много от вас ждали помощи, если без вас обошлись. — Сизов подмигнул Натке и снова взялся за лопату.
Ти-Суеви, опустив голову, стоял, не трогаясь с места. Он был очень огорчен словами красноармейца Сизова.
Натка же смеялась.
Но где лесовод? Ти-Суеви долго искал его взглядом. На лицах работавших людей, на тонкой траве, на мху лежали мельчайшие пятна света. Они, как чешуя, закрывали глаза. Нигде не было видно лесовода. Но неожиданно Ти-Суеви заметил его совсем близко, рядом — он шел к нему, улыбаясь, весь в солнечных пятнах, будто одетый в панцирь. Шляпа его была в паутине. А в руке он нес ведро.
Ти-Суеви шагнул ему навстречу.
— Мы пришли тебе помочь, — сказал он лесоводу.
Натка же заглянула в его ведро и спросила:
— Что тут?
— Тут гусеничный клей, — ответил лесовод.
Он сунул руку в ведро, набрал на щепку клея, похожего на растопленный мед, и начал мазать по темному стволу старой ели, счистив с него лишаи и мох.
Потом пошел к другой ели, к третьей, и каждый ствол окружал смолистым и клейким кольцом.
Ти-Суеви увидел, что то же самое делают и женщины, бродившие по лесу. Мужчины клали доски на дно свежего рва и тоже мазали их клеем.
— А ну-ка, ребята, поднимите головы, послушайте, — сказал вдруг Силин.
Ти-Суеви и Натка прислушались.
Тихий звук, похожий на шум дождя, стоял в воздухе, Это падала подточенная гусеницами хвоя.
Вдруг над широкой лапой ели вспорхнул лесной конек и свистнул. И тотчас же несколько гусениц упало с ветки вниз на мох, другие же повисли на паутине.
— Ты видишь, — сказал лесовод Ти-Суеви, — они падают даже от полета маленький птички, от голоса, от ветра, от дождя. И каждая из них в течение жизни хоть раз, да свалится вниз. Потом снова ползет вверх по стволу, чтоб добраться до хвои и листьев. Тут мы их и ловим. Это клейкое кольцо они не переползут. Помощь ребят мне нужна для того, чтобы следить за ловушками. Приходите, счищайте с них паутину, хвою, мох, все, что может прилипнуть, чтобы гусеницы не могли переползать. А теперь давите их вот этой самой палкой, — она смочена нефтью. Хорошо?
— Хорошо, — сказал Ти-Суеви и с остервенением начал палкой давить гусениц, скопившихся у края смоляной ловушки.
Натка же сказала:
— Нет, мне это противно.
Лесовод развел руками. А Ти-Суеви с грустью отвернулся от Натки.
В это время из-за толстого кедра, из-за кучи сгнившего бурелома появилась женщина. Она шла по лесу, защищая глаза и лицо от ветвей. И белый халат ее цеплялся за сухой валежник.
Ти-Суеви узнал молодую сестру из колонии прокаженных.
Лицо ее было встревожено, шаг утомленный, одежда изорвана о сучки — видно, долго бродила она сегодня по лесу. Сестра подошла и громко спросила:
— Не встретил ли кто здесь в тайге мальчика, одетого в синюю хурьму? Сегодня ночью он убежал из колонии. Я ищу его целый день. Он безумный и болен проказой.
— Нет, — ответил лесовод. — Я всю ночь и утро провел в лесу и никого не видел.
Сестра пошла дальше, спрашивая у женщин, мазавших клеем деревья, у рыбаков, копавших рвы:
— Не видел ли кто мальчика, который, как белка, забирается на самые высокие деревья?
И так как она была из «дома ленивой смерти», то рыбаки ее сторонились и отвечали ей издали:
