Мег не знала, читает ли Саймон, в свою очередь, ее мысли, но он неожиданно сказал:
— Я был у матери. Она сказала, что я должен жениться. Ей хочется внуков. Неужели каждой женщине хочется иметь внуков?
— Я полагаю, сначала хочется иметь детей, — ответил Клайв. Ему, казалось, было скучно, и он раздумывал, как улизнуть. Он посмотрел на пустую чашку.
Мег поняла намек и встала.
— Мы уже приехали?
— Еще минут десять или около того. Может быть, пойдем соберем вещи?
Саймон поднялся.
— Вас встречают? Мне вас подвезти?
— Нет, спасибо, старина. Я договорился о машине.
— Ты еще долго не сможешь водить машину? — голос Саймона звучал безразлично, но на этот раз не было никаких сомнений в том, что Клайв немного нахмурился.
— Нет, не долго, — коротко ответил он. — Пойдемте, Мег.
— Это просто неудача, старик. Вся эта история была простой нелепостью. — Веселый голос Саймона донесся им вслед со странной настойчивостью.
— Что он имеет в виду? — не могла удержаться Мег от вопроса, когда они с Клайвом шли по коридору. — Что это за неудача?
— Лучше я расскажу вам, раз вы и так все скоро узнаете. Я сидел за рулем, когда случилась та ужасная авария, в которой сильно пострадала моя жена. Я на год лишился прав.
— О, прошу прошения!
Это объясняло темную тень, пробегавшую по его лицу, и его нежелание говорить о болезни жены. Он страдал от этой тяжкой вины перед ней, причиной которой, как он, вероятно, представлял, была его собственная небрежность.
— Спасибо, Мег, — в голосе слышалась благодарность к ее искреннему сочувствию. — Вы увидите, что во Френчли не все так добры.
— О чем вы?
Он отвернулся, лицо стало жестким.
— Полагали даже, что авария была умышленной.
— О, нет! Ведь вы тоже были в машине!
— Меня удачно отбросило. Я отделался лишь переломом руки. Жена получила то, что называют многочисленными повреждениями.
Мег дотронулась до его руки. Дружелюбие Клайва, побудившее его обращаться к Мег по имени, позволило ей эту небольшую фамильярность.
— Может быть, вам только кажется, что люди так говорят. И вы напрасно мучаете себя.
— В самом деле? Интересно. Дело в том, что этого действительно не должно было произойти. Я ехал слишком быстро, дело было ночью, а дорога была скользкой. Мне не надо было так спешить. Но мы опаздывали, я устал, и у нас возник небольшой спор. Я чувствовал себя очень напряженно, разозлился и потерял контроль над собой. Случилась авария, и я тому виной. Но я не делал этого умышленно.
— И вы полагали, что я поверю этим ужасным сплетням, мистер Уилтон?
— Спасибо, Мег. Но вы услышите их так же, как и Саймон. Может быть. Он их даже повторяет.
Мег непроизвольно оглянулась посмотреть, не идет ли за ними следом тот огромный молодой человек. Во внимательных карих глазах его не было ни тени злобы. Но нельзя было отрицать, что он сделал акцент на том, что Клайв не мог водить машину. Как будто хотел, чтобы Мег услышала эти сплетни.
Пытался ли он предупредить ее о чем-то? Было ли действительно что-то странное в Клайве, его семье и его прошлом? А может быть, Саймон просто завидовал ее удаче? Могло ли быть последнее правдой? Ведь Саймон видел ее всего два раза. Мег невольно улыбнулась. Как ни странно, эта мысль не показалась ей слишком неприятной.
5
В мастерской становилось темно, но Ганс ни за что не хотел зажигать свет, потому что любил писать при естественном освещении. Дженни не нравилась темнота, она предпочитала яркий свет, много шума и веселья. Полумрак всегда подавлял ее, а в этом доме он казался ей даже зловещим.
Она пошевелилась и спросила:
— Сколько мне еще здесь сидеть?
— Еще немножко, пожалуйста.
— О, Ганс! Ты ведь даже не захочешь показать мне, что ты сделал. Ты заставил меня страдать в этом тесном платье. Я медленно умираю. Я не могу дышать. У меня талия двадцать четыре дюйма.
— Ну и отлично.
— Да, но у этого платья талия двадцать два, если не двадцать.
— Прости дорогая. Это единственное платье, которое у меня есть, и слишком туго оно на тебе сидит или нет, но выглядишь ты в нем прекрасно.
Дженни, сидевшая на высоком стуле в холодной обшарпанной мастерской, опять вздохнула. Если бы Ганс не был так мил, она ни минуты бы здесь не просидела. Она находилась в таком положении уже несколько часов, и ей казалось, что позвоночник вот-вот переломится. Но Дженни была без ума от Ганса, от его забавного, всегда обеспокоенного лица, больших влажных глаз и ласкового голоса. Она не видела ничего подобного прежде и думала, что действительно могла быть влюблена в него. Как жаль, что Ганс так беден. Он жил в холодном, кое-как обставленном доме, в котором не было ни капли уюта. Более ужасающей бедности Дженни не могла себе представить. Он пытался жить за счет живописи, но он не был хорошим художником и вряд ли когда-нибудь им станет. Все так говорили, даже Клайв Уилтон, хотя Клайв был хорошим другом и пытался продать картины Ганса.
Сама Дженни позировала Гансу, потому что он был ей очень симпатичен и говорил ей такие замечательные слова.
— У тебя необыкновенное лицо, Дженни, дорогая. Я знаю, конечно, что я плохой художник, но во мне всегда живет страстное желание запечатлеть прекрасные лица и сохранить их на века. Может быть, твой портрет станет шедевром, а?
— А что такого необычного в моем лице?
Дженни никогда не нравился ее внешний вид. Бледное овальное лицо с маленьким пухлым ротиком, и темными, слегка навыкате глазами, казалось неинтересным и почти грубым. Она всегда завивала и взбивала свои абсолютно прямые волосы, пока Ганс не уговорил ее расчесать локоны и убрать волосы назад. Такая прическа выглядела старомодной, но художник пришел в восторг.
— Какая изысканность. Ты похожа на свою предшественницу.
— Мою предшественницу?
— Ту леди, которая любила развратника-короля и поплатилась за это головой.
Дженни была озадачена, но слова ей понравились.
— Среди моих предков ее не было, и я обещаю тебе, что никогда не полюблю такого опасного человека, каким был Генрих.
— Но ведь тебе немного нравится опасность? Она заставляет твои глаза заблестеть.
Какое странное замечание. Хотя это и правда и сердце ее забилось быстрее. Дженни обожала комплименты. Она была готова надеть странные старомодные одежды, узкое, затянутое в талии платье с пышными рукавами из потускневшей красной парчи, убрать волосы искусственным жемчугом, и часами сидеть неподвижно ради того, чтобы услышать порой нелепые, но волнующие слова Ганса в ее адрес. Он на самом деле был немного сумасшедшим. Он часами работал над портретом, в то время как единственное, что ему удавалось, были пейзажи. Нельзя сказать, что они получались очень хорошо, но Дженни они казались довольно приятными. Ганс был очень беден и не мог позволить себе купить хорошую мебель или отремонтировать дом, который уже буквально рассыпался на части. Помощь он получал только от эксцентричной пожилой мисс Берт, которая не требовала денег, пока у не и ее кошки была крыша над головой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
