— Такъ вотъ маленькую ледяную горку… и сдѣлайте мнѣ небольшой каточекъ… — повторилъ Сухумовъ приказъ управляющему. — Пожалуйста…
— Однако, что-жъ мы стоимъ? — воскликнулъ докторъ. — Мы не стоять вышли. Вамъ нужны движенія, моціонъ… Налѣво кругомъ! Маршъ обратно! — шутливо скомандовалъ онъ и замаршировалъ къ барскому дому. — Руками махайте! Руками! Не отставать отъ меня!
Они дошли до крыльца барскаго дома. На крыльцѣ стоялъ камердинеръ Поліевктъ въ порыжѣлой котиковой шапкѣ, съ шеей, обмотанной краснымъ гаруснымъ шарфомъ и ежился отъ холода.
— Обѣдъ готовъ. Прикажете подавать? — спрашивалъ онъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, — отвѣчалъ за Сухумова докторъ. — Мы должны еще хоть раза два пробѣжаться туда и обратно. Этого моціона мало. Ну-съ, пожалуйте, Леонидъ Платонычъ… Теперь опять къ Сидору Софронычу замаршируемъ, — отнесся онъ къ Сухумову и снова замаршировалъ.
Послушный ему, Сухумовъ слѣдовалъ сзади и, запыхавшись, бормоталъ на ходу:
— Но мнѣ, право, такъ совѣстно, докторъ. Вы со мной, какъ нянька съ ребенкомъ, возитесь. Это даже ужъ и не входитъ въ кругъ дѣйствій врача.
— Все входитъ… Долженъ-же я вамъ преподать, растолковать, научить. Зато я вамъ не прописываю никакого рецепта по части медикаментовъ, — отвѣчалъ докторъ, не останавливаясь, добѣжалъ до управляющаго, обернулся и продолжалъ маршировать обратно.
— Но все-таки вы такъ добры… Спасибо вамъ… Большое спасибо… Я не знаю, я затрудняюсь, какъ и отблагодарить… — опять началъ Сухумовъ.
— И не надо затрудняться. Будете неуклонно дѣлать такой-же моціонъ передъ каждой ѣдой въ мое отсутствіе — вотъ это я и сочту себѣ за благодарность. Вспотѣли? — спросилъ докторъ, видя, что Сухумовъ вынулъ изъ кармана носовой платокъ и отираетъ имъ съ лица потъ. — Вотъ это отлично, что вспотѣли. Это потъ здоровый. Онъ большое подспорье къ работѣ вашихъ почекъ. Вѣдь раньше мало потѣли.
— Какое! У меня все время какъ-бы ознобъ и гусиная кожа.
— Ну-съ… Еще разъ туда и обратно, да и довольно. А придя домой, сейчасъ-же переодѣньте бѣлье… Жарьте за мной! На приступъ! Ура! — шутливо кричалъ докторъ.
Наконецъ моціонъ былъ конченъ, и докторъ и Сухумовъ вошли въ домъ.
XI
Съ большимъ пріятнымъ впечатлѣніемъ послѣ своей прогулки сѣлъ Сухумовъ вмѣстѣ съ докторомъ обѣдать. Онъ чувствовалъ даже, что у него прибавилось силъ, бѣленыя точки въ тѣлѣ исчезли, хотя моціонъ былъ очень кратковременный. Ему казалось, что даже самый пріѣздъ доктора подѣйствовалъ благопріятно на его недугъ. У Сухумова и аппетитъ явился. Онъ поѣлъ борща, съѣлъ кусочекъ филейчика жареной курицы и немножко отварнаго поросенка. Ему даже захотѣлось пить.
— Можно стаканъ Виши выпить? — спросилъ онъ доктора. — Я привезъ съ собою нѣсколько бутылокъ.
— Погодите со щелочами, — отвѣчалъ докторъ, слегка поморщившись. — Повремените съ недѣльку, дайте мнѣ посмотрѣть, какъ на васъ будетъ дѣйствовать сама природа… природа безъ подмѣса. Я даже совѣтовалъ-бы вамъ покуда не кушать слишкомъ солоно, ближе становясь къ природѣ. Соль — хлористый натръ. Всѣ натровыя соли усиливаютъ жажду, а слѣдовательно и задаютъ ненужную лишнюю работу сердцу для поступленія жидкостей въ кровь. А ваше сердце не слѣдуетъ слишкомъ утруждать. Въ немъ есть изъяны.
— Но простой-то воды все-таки можно?
— Само собой. Нельзя-же организму быть безъ воды. Да вы пейте, если будетъ хотѣться, но отъ щелочныхъ-то водъ остерегайтесь покуда. Дня черезъ два я пріѣду къ вамъ и посмотрю на васъ. А у васъ питьевая вода хорошая. Выпьемъ по стакану, за ваше здоровье.
Докторъ налилъ два стакана воды и чокнулся съ Сухухмовымъ.
Сухумовъ выпилъ стаканъ и улыбнулся.
— Боже мой! Кто-бы могъ повѣрить десять-во семь лѣтъ тому назадъ, что я буду чокаться стаканомъ съ простой колодезной водой! — сказалъ онъ. — Никто-бы не повѣрилъ. Какъ жизнь-то перестраивается! Но во всякомъ случаѣ сто разъ вамъ спасибо, докторъ, что вы меня такъ наглядно учите лѣчиться природой. Это какой-то новый методъ. Да и вообще врядъ-ли всякій другой докторъ отдалъ-бы столько времени на это.
— Методъ-то этотъ старый, очень старый, — не согласился съ нимъ докторъ:- но немногіе врачи придерживаются его. А согласитесь сами, надо-же вашему организму отдохнуть отъ введенія въ него химическихъ препаратовъ.
Камердинеръ подалъ компотъ изъ сушеныхъ фруктовъ съ вареньемъ. Сухумовъ съѣлъ немного компота.
— Видите, аппетитъ проявился, — радостно сказалъ Сухумовъ. — Я уже всякаго жита по лопатѣ.
— Я увѣренъ, что онъ продолжится и даже усилится, — подхватилъ докторъ, — дайте только срокъ и не забывайте о моціонѣ на воздухѣ. Помните, что вы его должны продѣлывать передъ каждой ѣдой. Не стѣсняйтесь и вечеромъ, передъ ужиномъ, когда темно. Сейчасъ на дворъ… и продѣлывайте тамъ все то, что я вамъ показывалъ.
— Кофею можно? — спросилъ Сухумовъ, когда Поліевктъ подалъ кофе.
— Я выпью, — сказалъ докторъ, — а вы погодите съ кофеемъ до моего пріѣзда. Все-таки препаратъ для поднятія дѣятельности сердца. А мнѣ хотѣлось возстановить дѣятельность вашего сердца безъ препаратовъ, одной природой. Выпейте молока. Утромъ жиденькій чай, разбавленный молокомъ, если ужъ не сможете обойтись безъ чая.
— Да я обойдусь.
— Къ природѣ ближе, къ природѣ. А теперь, когда покушали, тоже поближе къ природѣ и, подражая сытымъ собачкамъ — на боковую. Свернемся калачикомъ и ляжемъ отдохнуть. И я съ вами лягу. Вы на постелькѣ, а мнѣ ужъ позвольте на кушеткѣ.
Выпивъ чашечку кофе, докторъ закурилъ папиросу и сталъ приготовляться лечь на кушетку. Направился къ кровати и Сухумовъ. Онъ тоже курилъ папиросу.
— А курить мнѣ можно? — спрашивалъ онъ.
— Изъ всѣхъ золъ самое наименьшее. Курите, отвѣчалъ докторъ. — Но во время моціона на воздухѣ воздержитесь.
Черезъ двѣ-три минуты они оба лежали, курили и разговаривали.
Сухумовъ чувствовалъ себя легко, пріятно, но спать ему не хотѣлось, тогда какъ докторъ началъ уже отмалчиваться и слегка всхрапывалъ.
— Но вотъ этотъ случай-то, что прадѣдъ мой съ портрета мнѣ подмигнулъ и даже головой кивнулъ, — опять началъ Сухумовъ. — Вѣдь это была галлюцинація. Я знаю это, но теперь, право, боюсь и заглядывать въ ту комнату, гдѣ висятъ портреты моихъ предковъ.
— Нервное разстройство, навѣянное одиночествомъ. Истощенный организмъ усталостью въ дорогѣ, потерей аппетита. Сами-же вы разсказывали, что вы вчера почти ничего не ѣли. А сегодня вы покушали, и я увѣренъ, что такой случай съ портретомъ больше не повторится. Старайтесь только не быть долго одни, — наставлялъ докторъ.
— Но съ кѣмъ-же, съ кѣмъ мнѣ бытъ, докторъ? Вѣдь я одинъ.
— Да старайтесь хоть съ камердинеромъ вашимъ разговаривать. Наконецъ, у васъ есть управляющій Сидоръ Софронычъ. Онъ преоригинальный старикъ. Помнитъ старину и отлично играетъ въ шашки. Если у васъ есть гордость, откиньте эту гордость и играйте съ нимъ въ шашки. Это васъ развлечетъ.
— Какая гордость! что вы! — проговорилъ Сухумовъ.
— Ну, вотъ и играйте. Старайтесь только быть какъ можно меньше наединѣ. Познакомьтесь съ учителемъ. Онъ садоводъ, огородникъ-любитель и теперь физіологію и анатомію растеній по популярнымъ книжкамъ изучаетъ. Малый не дуракъ, хотя жена его совсѣмъ дура. Но, однако, попробуемъ заснуть. Всхрапнемъ да мнѣ и ѣхать надо.
Докторъ умолкъ. Онъ сдѣлалъ два-три всхрапка и опять заговорилъ:
— А портретъ вашего прадѣда и мнѣ потомъ передъ моимъ отъѣздомъ покажите.
Черезъ минуту онъ спалъ. Задремалъ и Сухумовъ.
Когда они проснулись, ужъ смеркалось. Первымъ проснулся Сухумовъ, но онъ не всталъ съ постели, стараясь не разбудить доктора, лежавшаго обернувшись къ стѣнѣ и насвистывавшаго носомъ.
Докторъ проснулся только тогда, когда часы стали бить пять часовъ.
— Фу! Никакъ мы проспали! — сказалъ онъ, откашливаясь. — Какая досада, что я забылъ распорядиться къ пяти часамъ закладывать лошадей. А вы, Леонидъ Платонычъ, поспали все-таки? — спросилъ онъ.
— Немножко.
— Ну, вотъ видите. Все-таки поспали. И немножко укрѣпляетъ нервы. Радъ за васъ. А мнѣ пора ѣхать. Будьте добры приказать закладывать лошадей. Я не знаю, гдѣ у васъ звонокъ.
Докторъ сидѣлъ на кушеткѣ и расправлялъ пальцами и приглаживалъ свою длинную косматую бороду.
Сухумовъ всталъ, позвонилъ и отдалъ явившемуся Поліевкту приказъ, чтобы ямщикъ закладывалъ.
— А портретъ-то вашего прадѣдушки все-таки покажите мнѣ, - вспомнилъ докторъ, надѣвая на себя сюртукъ, который снялъ передъ послѣобѣденнымъ отдыхомъ.
— Съ удовольствіемъ, но теперь темно, надо свѣчи зажечь, — отвѣчалъ Сухумовъ и его сердце такъ и екнуло.
Ему почему-то сдѣлалось страшно идти въ портретную. Но онъ пересилилъ себя, зажегъ свѣчи въ двухъ канделябрахъ, взялъ одну изъ нихъ и повелъ доктора въ комнату, гдѣ среди другихъ портретовъ висѣлъ портретъ его прадѣда.