— Сейчасъ. Пріѣхавъ сюда, обращаюсь къ вамъ и прошу васъ взять меня подъ свое наблюденіе и полѣчить… Я извѣрился въ полномъ исцѣленіи отъ моего недуга, но думаю, что хоть нѣкоторая поправка моего здоровья возможна.
Докторъ поклонился, какъ-бы благодаря за довѣріе, и произнесъ:
— Но зачѣмъ-же такой пессимизмъ-то? Отчего не вѣрить въ полное исцѣленіе? А вы вѣрьте. Иногда и одна вѣра во что-нибудь чудеса дѣлаетъ и исцѣляетъ. Это еще Шарко замѣтилъ. Въ Петербургѣ у васъ былъ одинъ раззоришійся баринъ-шарлатанъ, который простой невской водой лѣчилъ… пить воду невскую давалъ. Его паціенты вѣрили въ его будто-бы чудодѣйственную воду и нѣкоторые изъ нихъ исцѣлялись. Вѣра и организмъ дѣлали свое дѣло.
— Ахъ, я знаю, о комъ вы говорите. Мнѣ разсказывали, — улыбнулся Сухумовъ.
— Такъ вотъ-съ что дѣлаетъ вѣра. На этомъ иногда основанъ успѣхъ самыхъ невѣжественныхъ знахарей, — сказалъ докторъ и повторилъ:- такъ припадочки-то, припадочки ваши сообщите поскорѣй.
— А что до припадковъ — постоянное недомоганіе… Встаешь по утру — тяжелая голова… По вечерамъ повышенная температура, — разсказывалъ Сухумовъ. — То и дѣло чувствуешь ознобъ… Потеря аппетита. Даже непріятно глядѣть на ѣду. Прибѣгаю къ пепсинмому вину и къ настойкѣ Chinae compositum — и то не помогаетъ. Сна нѣтъ… и… и даже какія-то галлюцинаціи. Вчера, напримѣръ, мнѣ показалось, что мнѣ подмигнулъ съ портрета мой прадѣдъ… Подмигнулъ и даже головой кивнулъ. Я испугался. Мнѣ сдѣлалось даже дурно. А отчего? Я очень хорошо знаю, что портреты ни мигать, ни кивать не могутъ, а испугался. Понятно, что это болѣзнь. Вотъ все. Затѣмъ, вообще, я чувствую хилость и эту хилость можно выводить, какъ мнѣ кажется, изъ родственнаго брака моего дѣда и моей бабушки. Бабушка приходилась двоюродной сестрой моему дѣду Сухумову-Подгрудскому, — закончилъ Сухумовъ.
— Ну, это еще вопросъ нерѣшенный, — сказалъ докторъ.
— А вы знаете работу французскаго врача Вуазена о родственныхъ бракахъ среди испанскихъ грандовъ и грандессъ? — спросилъ Сухумовъ. — Онъ прямо доказываетъ у нихъ вырожденіе, отмѣчая у потомковъ шестипаліе, глухо-нѣмоту, микроцефализмъ, недолговѣчность и невѣдь сколько другихъ пороковъ.
— Ну, а я въ возраженіе вамъ приведу евреевъ въ маленькихъ мѣстечкахъ Западнаго края, которые также скрещиваются въ родственныхъ бракахъ и потомство ихъ нисколько не терпитъ ущерба. Напротивъ, является приплодъ съ отличнымъ музыкальнымъ слухомъ, выдѣляетъ изъ себя талантливыхъ, выносливыхъ и долговѣчныхъ особей. Вы врачъ? — спросилъ докторъ Сухумова.
— Нѣтъ, но я люблю естественныя науки, занимался ими и теперь иногда слѣжу за ними, — далъ отвѣтъ Сухумовъ.
— Такъ. Съ такимъ паціентомъ пріятно дѣло имѣть и можно болѣе разсчитывать на успѣхъ. А вы въ возможность исцѣленія-то все-таки вѣрьте. Это будетъ большимъ подспорьемъ къ возстановленію вашихъ силъ, — прибавилъ докторъ, поднялся съ кресла, вынулъ изъ бокового кармана своего сюртука стетоскопъ и перкуторный молотокъ и сказалъ:- Ну-съ, снимите съ себя пиджакъ и жилетъ и прошу васъ прилечь вотъ хоть на эту кушетку, что-ли. Я долженъ васъ выстукать и выслушать.
Сухумовъ повиновался. Докторъ началъ выстукивать и выслушивать его грудь, затѣмъ перевернулъ его и прошелся со стетоскопомъ по спинѣ
Не довольствуясь этимъ, прикладывалъ и свое ухо прямо къ тѣлу. Затѣмъ посадилъ Сухумова, взялъ за руку, выслушалъ пульсъ и провѣрилъ его на шеѣ по соннымъ артеріямъ.
— Сердце не плохое, но дѣйствительно переутомленное. Есть и перебои, — сказалъ онъ. — Печень опухши, и я прощупываю ея края ниже ребра. Селезенка тоже немного увеличена. Вы мѣрили температуру? — задалъ онъ вопросъ паціенту.
— По вечерамъ бываетъ тридцать восемь съ долями… Доходитъ и до тридцати девяти.
— А утромъ?
— По утрамъ я давно не мѣрилъ.
— Надо измѣрять по вечерамъ и по утрамъ и записывайте. Въ почкахъ я ничего не усматриваю. Анализъ дѣлали?
— Давно ужъ не производилъ. Но раньше были и слѣды сахара, былъ и бѣлокъ. У меня есть аппаратикъ и приспособленія… Я могу и самъ сдѣлать анализъ, — предложилъ Сухумовъ.
— Пожалуйста…
Докторъ подвелъ его къ окну, протянулъ руку къ его глазу, отвернулъ нижнее вѣко, посмотрѣлъ на внутреннюю сторону его, на самое глазное яблоко, а затѣмъ сталъ разсматривать високъ.
— Склерозики маленькіе уже водятся, — сказалъ онъ. — Да у кого ихъ нѣтъ! Это все чрезмѣрное употребленіе мясной пищи. Вамъ сколько лѣтъ?
— Двадцать девятый годъ.
— Гмъ… Рановато немножко… Вы виномъ не злоупотребляли?
— Былъ тотъ грѣхъ, — покаялся Сухумовъ. — И виномъ, и… всѣмъ злоупотреблялъ.
— Женаты?
— Куда! Холостой.
— Гмъ. Сожмите-ка мою руку пальцами. Жмите, жмите… хорошенько жмите. Ну, что? Устали? Какъ ваше сердце теперь? Дайте пульсъ посмотрѣть… Ничего… Живемъ еще… — бормоталъ докторъ. — А ну-ка, присядьте на стулъ и заложите ногу на ногу… Вотъ такъ… Хорошо…
Докторъ подошелъ къ Сухумову и ударилъ его ребромъ ладони по колѣнному суставу лежавшей сверху ноги. Берцовыя кости со ступней вздрогнули, поднялись и описали радіусъ.
— Гмъ… Ничего… Поживемъ еще… А главное, не унывайте и надѣйтесь на исцѣленіе. Вѣры, вѣры побольше… Уныніе откидывайте… прочь его, прочь… — утѣшалъ докторъ Сухумова, улыбаясь, и прибавилъ:- А теперь давайте завтракать. О лѣченіи во время завтрака поговоримъ.
И онъ подсѣлъ къ столу.
IX
Сухумовъ позвонилъ и велѣлъ было подать водки и вина.
— Не пью, — сказалъ докторъ. — Аппетитъ у меня и такъ хорошъ, стало быть незачѣмъ его раздражать, а въ опьяненіи не нахожу никакого удовольствія. Но не отрицаю иногда вино, какъ лѣкарство для подъема силъ. Палліативъ недурной для этого, хотя вслѣдъ за подъемомъ слѣдуетъ сейчасъ и упадокъ силъ.
Онъ съѣлъ кусочекъ ветчины, немного яичницы и выпилъ чашку кофе.
Сухумовъ, извиняясь, что завтракъ не обиленъ, объяснилъ, что онъ не ждалъ доктора къ завтраку и прибавилъ, что черезъ часъ, а можетъ быть и меньше, обѣдъ будетъ готовъ. И точно, изъ столовой доносился стукъ ножей и посуды. Поліевктъ, очевидно, накрывалъ на столъ.
— А алкоголь вообще ядъ, — продолжалъ докторъ закуривая предложенную ему Сухумовымъ сигару.
— Я знаю… — кивнулъ Сухумовъ. — Онъ увеличиваетъ число бѣлыхъ кровяныхъ шариковъ въ ущербъ краснымъ.
— Нѣтъ, онъ дѣлаетъ еще большія разрушенія въ нервной системѣ. Ну, да это сюда не идетъ. Вы чѣмъ-же теперь пичкаетесь? Какія у васъ лѣкарства?
— Бромъ, ландыши, валерьянъ… Безъ брома я заснуть не могу… — разсказывалъ Сухумовъ.
— А надо стараться спать безъ брома, — перебилъ его докторъ. — Поѣсть на ночь чего-нибудь легкаго и ложиться спать. И вообще… стараться даже послѣ обѣда спать. Вы удивляетесь, что я совѣтую вамъ дѣлать то, что другіе врачи запрещаютъ? Вамъ это надо… Надо для укрѣпленія силъ… Да-съ… Я въ этомъ случаѣ слѣдую отчасти указаніямъ природы. Возьмите звѣриный обычай… возьмите животныхъ… Ну, хоть собаку для примѣра возьмите, кошку что-ли… Какъ собака поѣстъ — сейчасъ она сытая свертывается калачикомъ и спитъ. И никакого ущерба для нея отъ этого не происходитъ. Не смѣйтесь, не смѣйтесь… Для тучныхъ субъектовъ, пожалуй, это и вредно, то-есть для упитанныхъ, а для истощенныхъ — польза. Такъ вотъ-съ… Такъ и поступайте. Но прежде всего позвольте васъ спросить, вы моихъ совѣтовъ-то слушаться будете? Вѣдь я вамъ буду предписывать, можетъ быть, совсѣмъ другое, что вамъ до сихъ поръ предписывали другіе врачи.
Докторъ ласковыми глазами посмотрѣлъ на Сухумова.
— Конечно-же, буду, — отвѣчалъ тотъ. — Я васъ прошу, докторъ, всецѣло взять меня подъ ваше наблюденіе.
— Ну, то-то, А то, можетъ, будете думать: какой-то безвѣстный деревенскій докторъ будетъ совѣтовать мнѣ то, чего не совѣтовали мнѣ петербургскія и иныя знаменитости. А въ лѣченіи, какъ я уже вамъ говорилъ, главная статья та, чтобы вѣрить врачу, вѣрить, что отъ совѣтовъ его произойдетъ только исцѣленіе. Вѣры, вѣры побольше.
— Я вѣрю вамъ, докторъ, — твердо сказалъ Сухумовъ и протянулъ ему руку.
Докторъ пожалъ его руку и заговорилъ:
Бромъ бросьте… Ландыши бросьте, валерьянку бросьте… Это палліативы, но все равно бросьте. Если-же вамъ понадобится себя успокоить… себя, свои нервы, сердце — успокаивайте холодной водой и свѣжимъ воздухомъ… Больше ничего не принимали?
— Литій иногда… хлоралъ-гидратъ… — произнесъ Сухумовъ.
— Ой-ой-ой! — покачалъ головой докторъ. — Прямо выкиньте всѣ эти препараты. Вонъ ихъ!
— Но что же, докторъ, вы мнѣ пропишете?
— Изъ латинской кухни пока ничего. Рѣшительно ничего… Мой совѣтъ все это оставить. И пепсинъ оставьте, и хинную настойку. Прогулки, разумный моціонъ не до усталости, ѣда и сонъ. И старайтесь спать больше. Хоть въ нѣсколько пріемовъ, но больше. И кушайте больше.
