У Оленева не было врагов. Не было завистников, потому что он никому не мешал, не было недоброжелателей, ибо он никому не переходил дорогу и ни с кем не вступал в конфликт. К нему относились ровно, спокойно, подчас чуть насмешливо, могли без желания обидеть, запросто хлопнуть по плечу и пригласить на кружку пива. Он никому не отказывал, отшучивался и со всеми сохранял добрые дружеские отношения. В самом отделении он более близко сошелся с Веселовым - неутомимым остряком, а среди хирургов выделял Чумакова - человека странной и несчастной судьбы, посвятившего свою жизнь помощи чужим людям.
Помочь, спасти, отдать последнюю рубаху - в этом был весь Чумаков, ранимый, совестливый до острой боли, вечный вдовец, создатель-бесконечных теорий "новой семьи", все время проверяющий их на собственной шкуре. Страдающий, конфликтующий, не нашедший точки равновесия, он привлекал Оленева незапятнанностью души, яростной самоотреченностью и бескорыстной любовью к одиноким несчастным людям. Чумаков был лет на десять старше Оленева, но от этого их дружба нисколько не страдала. Быть может, потому и тянулся Юра к нему, что подсознательно различал в Чумакове черты, утерянные им самим, изъятые у него, как непроявленный негатив иной, непохожей на эту, судьбы.
Когда Оленев пришел работать в клинику, Чумаков успел отработать там десяток лет, был заведующим отделением, и, пожалуй, лучшим хирургом. Больница была клиническая, а это означало, что на ее базе располагались кафедры института со своей иерархией, со своими правилами и законами. В хирургии главенствовал профессор Костяновский, и Чумаков вечно конфликтовал с ним, не сходился ни в чем, в глаза и за глаза ругая его на чем свет стоит. Оленев выслушивал горячие исповеди Чумакова, иронически осаживал его, когда тот слишком уж зарывался, но взаимная вражда между профессором и Чумаковым не прекращалась.
До того самого дня, когда Костяновский получил звание члена-корреспондента и ушел в новый НИИ заведовать научной работой.
Чумаков вздохнул свободно. Оленев тут же заметил, что все равно пришел другой профессор, а так как у Чумакова аллергия ко всем работникам кафедры, то все начинается сначала.
- Черта с два! - сказал Чумаков. - Все-таки я победил.
- Не вижу. Костяновский пошел в гору, а ты так и остался пешкой.
- Я та самая пешка, которая делает игру. Толку-то от короля в шахматах. Шаг вперед, шаг назад, шаг в сторону. А я только вперед, без компромиссов!
- Но он-то сделал рокировку, а ты уткнешься в последнюю клеточку и тут-то тебя слопает какой-нибудь ферзь.
- Подавится, - сквозь зубы сказал Чумаков. - Ты лучше на своего Грачева погляди. Чего доброго в дурдом попадет. И как ты можешь работать с таким заведующим?
- Могу, - спокойно сказал Оленев. - Он помешан на реанимации, делает свое дело, а все его завихрения вреда не приносят.
- Ого! А как же его пресловутый "оживитель"? Скорее уж "умертвитель"!
- О, это тебя не касается, - улыбнулся Оленев. - Это не из области хирургии. Мы сами с ним разберемся.
- Касается, - коротко сказал Чумаков. - Я делаю операции, отдаю больного в ваше отделение, надеюсь, что его там выходят, а ваш чокнутый делает на нем свои идиотские эксперименты. И мои больные того...
- Неправда. Если они и умирают, то сам знаешь - не по нашей вине. А Грачев знающий и очень грамотный реаниматолог. Он на грани с гениальностью.
- Вот именно, что на грани. От сумасшествия до гениальности полшага. И пусть он попробует сунуться со своим "оживителем" к моим больным, я ему так по-мужицки врежу промеж глаз!
- Дыши глубже, Вася, - посоветовал Оленев. - И как твоя семья поживает? Кто там у тебя сейчас из неприкаянных и бездомных? Опять какой-нибудь алкоголик с амбицией?
Не так давно у Чумакова жило много обделенных судьбой людей, но прошлой зимой они разъехались, и Чумаков остался один, если не считать говорящего скворца, морских свинок и щенка дворовой породы.
- Дедушка вернулся, - просиял Чумаков. - Мой милый колдун. Я его едва узнал. Он постриг бороду, где-то раздобыл новый костюм и ведет себя совсем по-другому.
- Раньше-то он все пилюлю бессмертия искал. И нашел ведь, ага? Нашел и исчез. Я думал, что он умер.
- Как же он умрет, если нашел пилюлю! - рассмеялся Чумаков. - Это ты не захотел перевести его завещание, хотя и забрал себе. Небось потихоньку глотаешь после еды по столовой ложке? Поделился бы, а?
- Для чего тебе бессмертие?
- Чтобы убедиться в крепости новой семьи, нужно прожить очень долго, серьезно сказал Чумаков, не признающий уз брака. - У меня уже кое-что получается, но нужно проиграть ряд вариантов. А мне и до пенсии недалеко.
- Познакомь меня с дедушкой, - попросил Оленев. - Раньше я его знал только с твоих слов да по завещанию. Кстати, там и в самом деле ничего особенного. Обычный алхимический набор слов вперемешку с буддийскими сутрами и цитатами из китайских философов.
- А ты что, на самом деле знаешь китайский? - усомнился Чумаков.
- Откуда бы? - хмыкнул Оленев, он знал этот язык во всех тонкостях. Но любопытно, что дедушка делает сейчас?
- Собирает разные камни, - торжественно сказал Чумаков. - Он, оказывается, большой знаток минералогии.
- Раньше он был великим ботаником. Все травки разные варил.
- А теперь камни, - упрямо сказал Чумаков. - Он ищет в них разгадку сотворения Вселенной.
- Ага, теперь это... Ему личного бессмертия мало. Познакомь непременно...
Дедушка, найденный Чумаковым у посудного ларька и проживший у него почти год, искал пилюлю бессмертия. Он приготавливал отвары и настои из трав, толок в ступке корешки и киноварь, каждый день совершал ритуальные омовения и больше всего почитал неиссякаемый свет Солнца. Чумаков так ничего и не понял из причудливой философии старика, но всегда относился к нему с нежностью, добывал для него самые невероятные реактивы и всячески оберегал его от обид и насмешек. Зимой дедушка ушел от Чумакова, и в то памятное утро, когда Оленев приехал в опустевшую квартиру хирурга, они нашли свернутую в трубочку школьную тетрадь, подвешенную в клетке говорящего скворца. Это и было завещание дедушки. Только одна страничка была написана на нормальном русском языке, а все остальное было заполнено непонятными Чумакову письменами и значками.
"Забери себе, - устало махнул тогда рукой Чумаков, - все равно мне здесь ни черта не понять".
Движимый своим давним стремлением узнать и прочитать все, что попадало в руки, Оленев не без труда, даже при всей своей необъятной эрудиции, расшифровал средневековые алхимические, символы, перевел китайские и санскритские фразы, потом интерпретировал все это с точки зрения современной науки и с недоумением открыл, что сложная смесь, названная дедушкой пилюлей бессмертия, содержит активное вещество, если и не продляющее жизнь до беспредельности, то дающее организму сильную встряску, перестройку многих биохимических структур, особенно у тяжелых больных. Ингредиенты смеси были многочисленны и необычны: редкие травы, приготовленные особым образом, минералы, растертые в порошок и подвергнутые обработке, вытяжки из насекомых и змей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
