— Хотите сказать, мы начинаем сейчас? — Джона чувствовал, как паника начинает забираться по его мозгу. Находиться в комнате, полной людей? Сумасшедших людей? Когда он не знал, кто настоящий, а кто гадкий демон или призрак? Он не мог. Это было не безопасно.
— Есть только сейчас, Джона. Помни это, — сказал Шелдон, тихо выходя из палаты.
— Какого чёрта это значит? — прокричал Джона в пустой, горящей комнате.
***
Ежедневные групповые собрания проходили в конференц-зале Б. Джона замкнулся в себе, пока шёл по коридору, шаркая своими тапочками. Его ладони уже вспотели, и начиналась мигрень. По крайней мере, огонь ушёл, пока что.
Он всё ещё чувствовал себя как под водой, будто весь шум мира был приглушённым, когда звуки внутри его головы были кристально ясными. То же самое с видением — оно парило где-то у потолка, устремляясь прочь от него, как какой-то приставучий, бесплотный дух. Находиться внутри своей головы было как плыть через грязь.
Мимо него прошла женщина в халате, пробормотав приветствие. Тихо слово скакало по голове Джона как эхо, так что он поморщился, прислоняясь к стене. Женщина посмотрела на него сомнительным взглядом и ускорила шаг.
— Это такая плохая идея, — прошептал Джона, наблюдая, как она исчезает за дверью дальше по коридору. Он тоже шёл туда. Дерьмо. Он знал, что доктор Шелдон заставлял его идти на собрание, чтобы вынудить научиться находиться с людьми. Ему никогда не будет комфортно в этом плане — он не доверял себе в присутствии других. Он слишком много знал. Он часто мог сказать, о чём человек думает, что у него внутри, с одного взгляда. Обычно это была информация, которую он не хотел знать.
Джона остановился прямо за дверью конференц-зала. Его ноги приросли к полу, пуская корни в ковёр с коротким ворсом, не желая нести его дальше. Он на мгновение подумал просто развернуться, пойти обратно в свою комнату, зарыть голову в песок. На самом деле, это звучало довольно хорошо, но прежде чем он смог сделать хоть шаг, в дверном проёме появился доктор Шелдон.
— А, Джона, хорошо. Ты последний. Проходи, — не дожидаясь ответа, он развернулся спиной к Джона и пошёл в зал.
Сомневаясь и колеблясь, Джона стоял в дверном проёме несколько минут, наблюдая за активностью внутри. Зал был невзрачным с белыми панельными стенами, синим ковром и плиточным потолком. Здесь не было окон, и от этого мозг Джона истерил, крича ему: «убирайсяубирайсяубирайся». Но за ним наблюдал Шелдон.
Здесь выставили в круг железные раскладные стулья, и в зале мало что ещё было — ничего, где мог бы спрятаться такой человек, как он. Джона представлял, что, скорее всего, в этом и смысл. Он действительно пришёл последним, глядя на единственный пустой стул в кругу. На этом конкретном собрании было всего несколько постояльцев — Джона был уверен, что в этом Шелдон убедился ради него — а остальных стульях сидели сам Шелдон, доктор Ив Кэллоуэй, Рохан и испытуемый, которой Джона никогда раньше не видел. Джона едва ли бросил взгляд на кого-либо из них.
— Джона, проходи, пожалуйста, и закрой дверь, — голос Шелдона был тихим, дружелюбным, но с безошибочной долей приказа.
Джона сделал, как велено, потому что, за исключением побега, у него было мало выбора. Его взгляд скользнул к Рохану, который ободряюще улыбнулся. Как бы он ни нравился Джона, он знал, что здоровяк повалит его, если он побежит. Если он будет бороться, его успокоят — насильно усыпят — и он будет заперт в мире, где в кровати с ним будут только его кошмары.
Он зашёл в зал и закрыл дверь с приглушённым щелчком. Он прижался спиной к прохладному металлу, не в силах отпустить ручку. Его охватывало истощение, натягивая кожу на его лице, пытаясь заставить его веки закрыться, но они не подчинялись, так что кожу царапали только скулы. У Джона складывалось ощущение, будто он истекает кровью изнутри.
— Джона... — снова начал Шелдон, по-прежнему с непоколебимым спокойствием.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тяжело вздохнув, затем вздрогнув, Джона оторвался от двери и неловко подошёл к пустому месту. Прямо напротив Шелдона. Естественно. Этот человек знал Джона лучше, чем хотелось бы им обоим. Но он не знал всего.
Шелдон хлопнул в ладоши и улыбнулся.
— Тогда хорошо. Похоже, мы все собрались. Будем начинать?
Джона нервно рассмеялся в ответ на ворчание, стоны и несколько матов, которые ответили на вопрос. Очевидно, он был не единственным, кто не хотел находиться на чёртовой групповой терапии. Может быть, он должен был чувствовать сходство с постояльцами, собравшимися в этой комнате, но не чувствовал. Джона мог почувствовать что-то о людях, только находясь рядом, наблюдая. Он видел тьму внутри других, возможно, потому что родился во тьме и так долго жил в ней. Он не хотел быть запертым в комнате со всеми этими людьми со злом внутри. Его преследовало достаточно воспоминаний и призраков, достаточно на десять жизней.
Будто на опознании, он посмотрел на каждого пациента, откладывая их в памяти, принимая во внимание то, что он знал, а другие нет. Мужчина прямо слева от него — Кевин — был очень, очень злой душой. Вокруг него было чёрное облако, которое не уступало аллее торнадо, и Джона слегка заёрзал на месте, чтобы не прикоснуться к н ему. В этом мужчине было зло.
Доктора Джона считали это фарсом — то, что он знал о других людях то, что в действительности знать не мог. Они использовали свои психиатрические термины, называя это «идеями отношения» или «иллюзиями», но они не знали. Джона развил свою способность из необходимости, ради целей выживания. В ту минуту, как Ангус Рэдли заходил в подвал в любой день, Джона нужно было определить его настроение, его душевное состояние, его намерение, и за мгновение понять, как вести себя соответственно. Этот инстинкт сохранил ему жизнь.
Доктор Кэллоуэй наклонилась вперёд, её поза специально была открытой и доброжелательной. Это вызывало у Джона ещё больше недоверия к ней. Ему всегда нравился доктор Шелдон, а Кэллоуэй отталкивала его, как пестицид. Это она верила, что у него расстройство личности — и, может быть, так и было — но она беспокоила его не поэтому. Её манеры, даже вся её аура, были такими просчитанными, фальшивыми, будто каждое движение должно было придать пациенту ложное ощущение безопасности. И она никогда не называла их постояльцами; для неё они всегда были пациентами, предметами исследования.
— Мы собрали вас всех сегодня здесь, потому что у вас есть одна общая очень важная вещь, — сказало исчадие ада, и Джона увидел, как её фальшивая улыбка ожесточилась, зацементировалась и треснула. — Вы все отвергаете групповую терапию. Как вам сказали, это неотъемлемая часть вашего выздоровления здесь, в Ривербенде. Мы предоставляем вам ещё один шанс поучаствовать, так что давайте извлечём из этого пользу, хорошо?
Джона тихо заворчал, не веря, и её жёсткий взгляд метнулся к его лицу.
— Мистер Рэдли, начнёте?
Джона крепче обхватил себя руками, опустил подбородок и покачал головой. Он не должен позволять ей запугать его, но в тот момент не смог бы заговорить, даже чтобы спасти себе жизнь.
Как обычно, Шелдон пришёл ему на помощь.
— Думаю, сначала мы должны спросить желающих, доктор Кэллоуэй. Не так ли?
Его накрашенные красным губы сжались в пародию вежливой улыбки, и она кивнула.
— Конечно, хотя я не думаю, что в этой группе они найдутся.
Шелдон пожал плечами и открыто улыбнулся людям, собравшимся вокруг него, сияющей, уверенной улыбкой золотого парня.
— Кто-нибудь хотел бы начать рассказ?
Тощая Холли Кинер подняла руку — не потому, что была смелой, а потому, что была влюблена в Блейза Шелдона… но не как Изобель, которая просто хотела хорошего доктора. Шелдон кивнул Холли, доброжелательная улыбка не менялась. Он не отвечал на её чувства. Этот был с головой увлечён делом.
— Эм… что мне сказать? — спросила Холли, нервничая, как только поняла, во что ввязалась, ради нескольких мгновений внимания Шелдона.
