- Где я? - спросил он оторопев от неожиданности.
- На Ямской. Это ж не Тобольская губерния. Что, брат?.. Где ты так загулял?.. Да ты никак и не пьян? - прямо перед собою Попрыщин увидел лицо старого приятеля Александра Ханыкина медынского мелкопоместного помещика.
- А я захожу к нему нынче: нет его, еще не пришел со службы, - говорил Ханыкин обращаясь ко всему народу потчующемуся в кабаке, - Мне ждать некогда, думаю: зайду потом еще раз. Прихожу: опять его нет! Где же ты шатаешься, ваше величество? Выпей горячую, выпей чарочку, выпей. Ты чай совсем с такого холода задубел. Да ты промок насквозь! Где это тебя так шатало? - говорил Ханыкин снимая с Попрыщина шинель и отдавая ее подбежавшему мальчику.
- Не хочу я, не буду, - сказал Попрыщин отодвигая стопку, - не до этого мне сейчас.
- Выпивай коли налили, никак еще заболеешь! Подай ка нам горячего чаю! - закричал Ханыкин половому.
- Тяжело мне, Ханыкин, тяжело.
- А кому сейчас легко? Ты мне найди хоть одного человека.. Выпей, Арсений! Выпей!
Чокнулись. Выпили.
- А налью ка я тебе горячего чаю, - говорил Ханыкин, прислуживая приятелю, - А то и правда захвораешь.
В гвалте кабака, в тепле, в дыму, в красном свете и треске четырех горящих сальных свечей, Арсений Арсеньевич согрелся но не повеселел. Грусть, глубокая тоска сковала его сердце. Ни на минуту и в этом дыму кабака он не мог забыть про потерю Софьи. Милая Софья!..
- Все-то тоска у тебя. И откуда тоске взяться? Не понимаю я таких людей, убей меня брат Арсений, не понимаю.
В деревеньке из шестнадцати домишек где жил помещиком Ханыкин один только его дом выделялся большими размерами: он был из восьми комнат половина из которых не отапливались зимой и до лета стояли холодными. Несмотря на такое малолюдье и малоземелье, и несмотря на то что вся его прислуга состояла из трех человек включая сюда дворника его же конюха, горничную его же кухарку, помощницу девчонку-сиротку и француженку-гувернантку жил помещик Ханыкин с женой, двумя дочерьми и мамашею пан-паном, настоящим помещиком, хотя нигде и не служил. Не судейский, не губернский чиновник из него не получился. Хоть ему и приходилось по нуждам отправляться в поездки одному, самолично управлять повозкой и самому заниматься лошадью, это его нимало не смущало. В городах и в сельских поместьях у него было много родственников и знакомых так что всегда было где переночевать и остановиться.
Жил Ханыкин по своим средствам никогда не влезая в долги и не давая никому взаймы ни копейки. Он был рыболов и пропадал на речке целыми днями. На реке Шаня и на пруду в недалеком от него селе Гребнево он налавливал такое большое количество рыбы что ее хватало на год. Очищая от кожуры засушенных карасиков еще летом освобожденных от брюха и отрезая кривым черным ножом их головы он рассуждал:
- Вот говорят: сорная рыба. У меня летом мужики спрашивали: куды ты ее ловишь, эту рыбу? Для курей? Или свиньям? Нет брат, я для себя ловлю! А как почистишь ее, потушишь с картошкою, да потом бросишь туда порезанные сушеные карасиные спинки, нет для меня лучше еды: красота! Недаром гребневский поп Сорока любит сушеных карасей, недаром!
Мамаша помещика Ханыкина Любовь Васильевна верующая и добрая женщина бывшая раньше старостой церкви Казанской иконы Божией Матери в Медыни, рассуждала:
- И с чего это у некоторых людей в нашей России бывает скука?.. Говорит: вот тоска у меня... С чего это тоска?.. Откуда ей взяться? .. И почему ему скучать?.. Зимою, в глухую пору еще можно и усомниться под зимними метелями и стужами, и пожалеть о ком то далеком. О каком близком человеке кто уехал далеко или умер можно вспомнить тогда и погрустить. Или к примеру осенью когда идет холодный дождь, а на кирпичном заводе братьев Кутылиных пускают вонючий противный дым, как будто они там порох жгут, помнишь, когда мы жили в Медыни?. Какой горький дым шел от ихнего завода, так было противно! Но не летом же тосковать, не летом, когда радуются и поют все птицы и все божьи твари.
- Это все от свободомыслия. Заняться им нечем, надзора нет, вот и распустились, - скажет священник Сорока, наливая в стакан домашнего смородинного вина.
- Ага!.. Ага!.. - поддержит разговор пришедшая из Медыни старушка-странница и продолжает свой рассказ:
- Свинья с горки бежит и обернулась клубочком. Как под Сергиевскую горку закатилась, а клубочек так и катится, так и катится!.. Сама я все это видела, истинный крест, видела в Болхове, а нонче ночью мне это все и приснилось!
И все они трое, и священник Сорока, и старушка и Любовь Васильевна истово крестятся.
- Слыхали: черти напали на Козельск.
- А когда?..
- На Святки.
И опять они трое истово крестятся.
- Вот пишет он мне из Калуги, - продолжал Ханыкин, оборачиваясь опять к ближним посетителям кабачка как бы приглашая их к разговору и указывая на приятеля, - вот пишет он мне из Калуги письмецо что тяжело мне и тоска меня замучила, жизнь трудна, сижу один в четырех стенах, поговорить не с кем, и на службе мне ходу не дают, начальство меня не любит. Заезжаю я к нему на Пасху. Подхожу к его квартире. Что такое? Слышу за дверью стуки, крики, вопли. И что же я вижу?.. Открываю дверь, - по комнате бегают и прыгают на кровати три девчонки и мальчишки, визжат, кричат, веселятся. Тут же с ними собачка Жучка носится и прыгает до потолка.
Ханыкин выпил стопочку и закусил холодцом с чибриком.
- Эх, хороша! - крякнул он, - Чистая водочка! Ну и как ты, все так же влачишь свой жребий в губернском правлении?..
Между тем веселье в кабаке продолжалось. Уже двое мужиков встали с лавки и вышли на середину выставив вперед один сапог а другой лапоть обутый в резиновую калошу. Уже все зашумели и заходили кто во что горазд. После четвертой чарочки Арсений Арсеньевич поник головой и лишь изредка кивал в ответ своему приятелю. Из гула и дыма кабака до него доносились только отдельные слова:
- Маруська Танцуй и Шурка Змейка а вот и их подруга.
Он слышал как за соседним столом ехавшие из деревни полицейский пристав и врач негромко обсуждали свое дело.
- Вскрытие и вывернутые карманы показали что доходы покойника были равны нулю.
Выпив водочки и закусив холодцом пристав и врач уехали.
Маруська Танцуй уселась пьяная на лавку и затянула свою песню:
- Я маленькая девочка, я в школу не хожу,
Купите мне ботиночки на кожаном ходу.
Попрыщин вконец опьянел. В дымном тумане горелых свечей и пьяного угара он видел перед собой только лишь лицо своего приятеля Ханыкина.
- Я хочу жениться на губернаторской дочери, - говорил он.
- Ты благородный человек, - сказал Ханыкин привстав с места и прямо посмотрев в его глаза - Это благородно! Это благородно!
Арсений Арсеньевич поник головой. Горе сжало его сердце. Так сильно он воспринимал свое несчастие. Если бы только знал Ханыкин как беспочвенны эти надежды.
- Ты должен спросить у любезной: что я сделал не так? Скажи мне это пожалуйста. Пусть она тебе об этом скажет, и ты узнаешь.Ты должен у нее просить прощения, - говорил Ханыкин.
Но вот кончилась водка и во втором графинчике. Уже были съедены все чибрики, соленые огурцы и холодец. Половой принес им счет на подносе (как господам) подсвечивая себе свечкой.
Глава 10.
Была середина недели, среда. Конец марта. Солнце светило в высокие окна кабинета губернатора сильными и уже жаркими лучами. Зеленое сукно на столе губернатора нагрелось и было горячим. Попрыщин ощущал это своей правой рукой и локтем.
Порыщин сидел в кабинете его превосходительства и очинял ему перья. Он очинил двадцать три пера для его превосходительства и три для Софьи.
Открылась дверь и вошла Софья.
Софья! Она была одна.
Она заметила Попрыщина, взглянула на него и легкая гримаска чуть исказила ее лицо. Ее черные брови недовольно наморщились. Боже мой! Как знакомо было ее лицо, родное, единственное, и вот оно так близко, совсем рядом!
Софья повернулась, закрыла дверь и исчезла в квартире.
Попрыщин бросил очинять перья и побежал за ней. "Будь что будет! - думал он." Сколько мужества, сколько решимости потребовалось чтобы пойти за ней. Но он уже твердо решил что будет теперь всегда самим собой до конца.
Он застал ее как она шла в зале и была посередине зала.
- Ваше превосходительство, не велите казнить а велите миловать вашею генеральскую ручкой!
Попрыщин сжал ее руку.
- Это что же такое? - недовольно спросила она остановившись.
Он увидел вблизи ее чуть повернутое знакомое лицо с маленькой родинкой около брови.
Она выдернула руку и сделала движение уйти.
- Софья Николаевна, но ведь нельзя же так!
- ТАК нельзя. - сказала она делая ударение на первом слове.
- Софья Николаевна, скажите мне что вы обо мне сейчас думаете?
- Я не так воспитана своей матерью чтобы сказать вам это.
Видя что она уходит и уже скрывается за следующею дверью Попрыщин сказал:
- То что Вы делаете это бесчеловечно кем бы я ни был.
