Мысленно Джедрик обратилась к себе, как к “X”:
Я знаю тебя по твоим действиям, и вижу, что ты уязвим.
Вопреки болтовне Священной Конгрегации, Джедрик и ее люди понимали, что Стена Бога была воздвигнута с вполне определенной целью, и этой целью было отгородить живую плоть от Окраины, сосредоточив жизнь в Чу. Целью было сконцентрировать как можно больше людей в тесном пространстве и подавить любую попытку искать другое возможное убежище. Такая цель породила народ с ужасающим складом ума, народ, готовый торговать живой плотью, – неважно, говачинской или человеческой. Открывались все новые и новые подсказки, пришедшие к ней сквозь сияющее небо, но Джедрик пока отказывалась от попытки проникнуть в самую суть цели. Пока не время.
Мне нужен этот Макки!
Благодаря упорству Джедрик, ее люди уже знали, что расположенные за барьером области не были ни раем, ни адом. Адом была Досади, но то был рукотворный ад. Скоро, очень скоро мы все узнаем.
К моменту истины досадийское общество готовилось на протяжении девяти поколений: был выведен тип человека, который сочетал в одном теле таланты, необходимые для атаки на “X”, и этот человек был оружием во плоти. Проникновение слухов; правдивая информация в тайно распространявшихся листовках; помощь людям, высказывавшим определенные идеи, и устранение других, мешавших их распространению; установление связей между Окраиной и Чу; создание подпольных вооруженных формирований, которые должны были скоро сравняться по мощи с регулярными вооруженными силами планеты, – все это и многое другое проторило путь для чисел, которые плыли сейчас по экрану компьютера Джедрик и которые теперь управляли Досади, словно марионеткой. Их можно читать по-разному, и правители – видимые и невидимые – сделали один расчет, а Кейла – иной.
Она снова подняла глаза к небу и взглянула на Стену Бога.
Вы, за стеной! Кейла Джедрик знает, что вы там. И вас можно выманить оттуда, вас можно захватить в капкан. Вы медлительны и глупы. И вы думаете, я не смогу воспользоваться вашим Макки! Что ж, небесные демоны, Макки раскроет вашу завесу. Моя жизнь – гнев, а вы – его объекты. Я дерзну сделать то, на что вы никогда не решитесь.
Ни одна из этих мыслей не отразилась на лице Джедрик, и не дрогнул ни один мускул.
* * *
Вооружайся, когда улыбается Лягушачий Бог.
(Говачинское наставление)
Макки заговорил сразу, войдя в святилище говачинов:
– Меня зовут Джордж К. Макки, я сотрудник Бюро Саботажа.
Протокол требовал назвать имя и должность. Если бы чрезвычайный агент был говачином, то ему пришлось бы назвать филум, к которому он принадлежит, или прикрыть глаза, чтобы стала видна татуировка на веках. Но так как Макки не был говачином, никакой татуировки у него не было.
Он вытянул правую руку в говачинском приветствии – ладонью вниз с растопыренными пальцами, чтобы показать, что в руке нет оружия, а когти спрятаны. Войдя внутрь, он уже улыбался, зная, какое действие это произведет на любого говачина. В редком припадке откровенности один из его говачинских учителей однажды объяснил Макки причину такой реакции на улыбку: «Мы ощущаем древность наших костей. Это очень неприятное чувство».
Макки понимал причину и сам. Он обладал плотным мускулистым телом прирожденного пловца с кожей цвета красного дерева и ходил катящейся походкой, как пловец. Среди предков Макки были полинезийцы древней Земли – так значилось в его родословной. Широкий рот, приплюснутый нос, большие карие глаза. Одно генетическое украшение, правда, приводило говачинов в замешательство – ярко-рыжие волосы. Он был человеческим эквивалентом зеленой статуи Лягушачьего Бога, которая стояла в доме каждой семьи говачинов на Тандалуре. У Макки было лицо говачинского бога, создателя Закона.
Старый учитель сказал, что ни один говачин не может сдержать чувство благоговения при виде Макки, особенно если он улыбался. При этом говачины были вынуждены скрывать свою реакцию, повинуясь старинному наставлению, которое каждый из них впитывает, еще цепляясь за спину матери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вооружайтесь, подумал Макки.
По-прежнему улыбаясь, он сделал положенные по протоколу восемь шагов, оглядел помещение и устремил взгляд вперед. Святилище было окружено стенами из зеленого хрусталя, само помещение было небольшим, не более двадцати метров в длину, и имело овальную форму. Теплые лучи золотистого тандалурского солнца проникали в комнату через единственное окно. Желтые отсветы создавали круглый сияющий нимб прямо над головой Макки. Яркий свет падал на пожилого говачина, сидящего на собако-кресле, подогнанном под широкое туловище и перепончатые конечности. По правую руку от говачина стоял деревянный резной стол на витой ножке. На столе находился лишь один предмет: блекло-синий металлический ящик длиной около пятнадцати сантиметров, шириной десять и высотой шесть сантиметров. Позади стола, склонившись в ритуальной позе, стоял урив в красной мантии. Боевая мандибула была спрятана в нижних складках лицевой щели.
В этом святилище проводили посвящение урива!
Открытие сильно обеспокоило Макки. Билдун не предупредил его о присутствии уривов на Тандалуре, которое было печальным указанием на то, что говачины стали больше склонны к особому роду насилия: уривы никогда не танцевали ради удовольствия, все их пляски были плясками смерти. Здесь же стояла самая опасная разновидность урива – женщина-урив, ее можно было распознать по карманам позади челюстей. Где-то поблизости должны находиться два самца из триады размножения. Уривы никогда не покидают родные планеты в одиночестве.
Макки поймал себя на том, что перестал улыбаться. Эти чертовы говачины! Они прекрасно понимали, какое впечатление произведет на него женщина-урив. За пределами Бюро необходимо было избегать обидных и оскорбительных замечаний в отношении уривов. Кроме того, члены триад периодически менялись, и уривы создавали громадные семьи, а оскорбить одного ее члена означало оскорбить всю семью.
Эти размышления не способствовали избавлению от холодка, пробежавшего по спине Макки при виде синего ящичка, стоявшего на вращающемся столе. Макки пока не знал название филума этих говачинов, но знал, зачем нужен ящик. Теперь список вариантов сократился.
– Я знаю вас, Макки, – сказал старый говачин.
Говорил он на общепринятом галакте, но с отчетливым акцентом, что свидетельствовало о том, что этот говачин редко покидал свою планету. Левой рукой он указал на белое собако-кресло, стоящее справа от стола с ящиком, – в поле досягаемости для смертоносных челюстей женщины-урива.
– Прошу вас, садитесь, Макки.
Говачин посмотрел на урива, на синий ящик, а потом снова перевел взгляд на Макки. Это было нарочитое движение влажных от старости светло-желтых глаз под выцветшими зелеными бровями. На говачине был надет только передник на бретельках, открывавший бугристые грудные желудочки. Лицо было плоским, покатым, с бледными сморщенными ноздрями под едва заметным носовым гребнем. Он моргнул, на мгновение показав татуировку на веках. Макки успел заметить темный расплывчатый круг – символ Бегущих, согласно легенде, первыми принявших говачинский Закон от Лягушачьего Бога.
Худшие его опасения подтвердились. Макки сел и почувствовал, как собако-кресло подлаживается под форму его тела. Он бросил тревожный взгляд на женщину-урива, которая склонилась над вращающимся столом, словно одетый в красную накидку палач. Гибкие трубчатые отростки, служившие уривам ногами, свободно, без всякого напряжения двигались под складками накидки. Однако эта женщина-урив не собиралась пока танцевать. Макки напомнил себе, что уривы проявляли чрезмерную щепетильность во всех делах. Это породило крылатое выражение: «слово урива» среди сознающих. Уривы всегда терпеливо ждали и добивались своего.
– Вы видите синий ящик, – снова заговорил старый говачин.
Эти слова подтверждали понимание между видами, от Макки не требовалось ответа, но он все же ухватился за сказанное:
