— Я приехал сюда продавать компьютеры, — устало и раздраженно ответил Роган. — Это все.
Бейли пожал плечами.
— Мне неважно, чем вы здесь занимаетесь. Не уполномочен стоять на страже законности в этой стране. Но хочу предупредить: руки прочь от Фрейслингов. Не смейте их трогать. Слишком много времени я потратил на слежку за ними и разработку, чтобы разоблачить еще одно шпионское гнездо Восточной Германии. Короче, убить их я вам не позволю, не хочу, чтобы оборвался след.
И тут вдруг Роган понял, почему братья Фрейслинги были так с ним любезны и дружелюбны.
— Их интересуют мои новые компьютерные разработки? — спросил он Бейли.
— Ничуть не удивлюсь, если это так, — ответил тот. — Компьютеры — особенно новые — находятся под запретом в коммунистических странах. Но и это меня тоже мало беспокоит. Поскольку я знаю, чем вы собираетесь наградить этих типов. Еще раз предупреждаю: только попробуйте и станете моим врагом.
Роган смотрел на него холодно и пристально.
— Не понимаю, о чем это вы, но позвольте и мне дать совет. Не становитесь у меня на пути, иначе раздавлю. И потом, ничего вы со мной не сделаете. Ни черта! У меня хорошие связи в Пентагоне. И для них мои компьютеры куда как важней, нежели вся та чушь, которую вы собираетесь выудить у этих так называемых красных шпионов. Тоже мне, гнездо разоблачили из двух придурков!
Бейли окинул его задумчивым взглядом, затем сказал:
— Ладно, вас мы не тронем, но как насчет подружки? — И он кивком указал на Розали, сидевшую на диване. — Уж мы-то сумеем доставить этой куколке нешуточные неприятности. Один, всего один телефонный звонок, и вы ее никогда больше не увидите.
— О чем это вы, черт побери?!
Худое угловатое лицо Бейли скривилось в ухмылке:
— А разве она вам не говорила? Полгода тому назад красотка сбежала из психушки в Нордси. Ее упекли туда в 1950-м, как больную тяжелой формой шизофрении. Власти до сих пор ее разыскивают, не слишком активно, но тем не менее она в розыске. Один телефонный звонок, и полиция ее заберет. Советую помнить об этом. — Бейли перевел дух, затем добавил: — Когда нам больше не будут нужны эти парни, я вам сообщу, обещаю. Почему бы не отстать от них хотя бы на время, пуститься на поиски остальных, а?
— Потому что я не знаю, кто эти трое. Вот и рассчитывал, что Фрейслинги мне скажут, наведут на след.
Бейли покачал головой:
— Никогда и ни за что не скажут, если их как следует не прищучить. Крепкие орешки. Так что уж лучше предоставить это дело нам.
— Нет, — ответил Роган. — Я знаю стопроцентный способ. Я сумею их разговорить. Ну а потом… оставлю вам, пользуйтесь на здоровье.
— Не надо лгать, мистер Роган! Прекрасно знаю, как вы их оставите. — Бейли положил руку ему на плечо, легонько сжал. — Свой офицерский долг я исполнил. Но я прочел ваше досье и желаю вам удачи. Смотрите, будьте осторожней с этими Фрейслингами, это пара очень опасных ублюдков.
Когда за Бейли и его молчаливым напарником затворилась дверь, Роган обернулся к Розали.
— Это правда, что они о тебе сказали?
Девушка выпрямилась, сложила руки на коленях. И посмотрела прямо в глаза Рогану.
— Да, — просто ответила она.
В этот вечер они никуда не выходили. Роган заказал в номер шампанское и ужин, покончив с едой, они отправились в постель. Розали уткнулась златокудрой головой в изгиб его руки, время от времени вынимала сигарету изо рта Рогана, затягивалась.
— Рассказать тебе все? — спросила она.
— Если хочешь, — ответил Роган. — Хотя, сама знаешь, для меня это не имеет никакого значения. Больна ты или нет…
— Сейчас я в порядке, — прошептала Розали.
Роган нежно поцеловал ее в лоб.
— Знаю.
— Мне хочется рассказать тебе, — произнесла она после паузы. — Может, тогда ты и разлюбишь меня, но сказать я должна.
— Это неважно, — продолжал стоять на своем Роган. — Это не имеет никакого значения…
Розали протянула руку и выключила настольную лампу. В темноте рассказывать легче.
Глава 06
Как же она рыдала в тот страшный день весной 1945-го. Мир вокруг рушился, а она была всего лишь мечтательной четырнадцатилетней девчонкой. И вот теперь ее уносил темный и мутный поток войны.
В то утро из дома она вышла рано поработать на арендованном семьей приусадебном участке на окраине деревеньки Бублинхаузен, что неподалеку от Гессе. Копая темную землю, она вдруг заметила, как на окрестности пала огромная тень. Подняла голову и увидела гигантскую армаду самолетов, они заслоняли собой солнце, а затем услышала грохот взрывов — бомбы падали на оптический завод Вецлара. А потом бомбы волной накрыли ее тихую, почти средневековую деревушку. Испуганная девочка зарылась лицом в мягкую теплую землю, все вокруг ходило ходуном. Когда греметь перестало и солнце вновь вышло из тени, она медленно побрела домой.
Деревня горела. Золотисто-коричневые домики, точно игрушки, подожженные рукой непослушного ребенка, таяли и превращались в пепел. Розали бежала по усаженным цветами улочкам, которые знала с детства, продиралась сквозь дымящийся кустарник. Это сон, подумала она. Как могли все дома, знакомые с детства, так быстро исчезнуть?
И вот она свернула на улицу, ведущую к ее дому на Хинтергассе, и увидела ряд бесстыдно обнаженных комнат, громоздящихся одна над другой. Как странно… она видит дома соседей и друзей без наружных, прикрывающих их стен — спальни, столовые, детские, точно декорация на сцене. Вот и мамина спальня, вот и кухня, ставшие столь хорошо знакомыми за четырнадцать лет.
Розали приблизилась ко входу, но дорогу преграждала груда развалин. Вглядываясь в груды битого кирпича, она вдруг увидела ногу в коричневом ботинке и клетчатую брючину — такие носил отец. А затем увидела и другие тела, присыпанные красно-белой пылью; потом заметила торчащую вверх одинокую руку, гневно указывающую в небо. И вдруг разглядела на сером пальце золотое свадебное кольцо матери.
Совершенно потрясенная, Розали медленно осела на кучу мусора. Она не чувствовала ни боли, ни печали — лишь странное отупение. Шли часы. Начало смеркаться, когда она услышала глухой, скрежещущий рокот стали по брусчатке. Подняла глаза и увидела американские танки — длинной цепочкой пробирались они по тому, что совсем недавно было ее родным городом. Но вот они проехали по улицам, и вновь настала тишина. Затем появился небольшой американский грузовичок с брезентовым верхом. Он остановился, из кабины выпрыгнул молодой солдат. Светловолосый, розовощекий. Подошел к ней, наклонился и затем спросил на ломаном немецком: «Эй, Liebchen, хочешь поехать с нами?»
Ей нечего больше было здесь делать, все, кого она знала, мертвы, сад, за которым она ухаживала утром, еще долго не принесет плодов — а потому Розали поднялась и села вслед за солдатом в крытый брезентом грузовик.
Ехали они до наступления полной темноты. Затем белокурый солдат отвел ее в кузов и заставил лечь на груду армейских одеял. Встал рядом на колени. Открыл ярко-зеленую коробку и протянул ей ломтик твердого сыра и шоколадку. А сам растянулся рядом на одеялах.
От него исходило тепло, и Розали знала: пока тепло, она ни за что не умрет, не будет лежать под грудой обломков из дымящихся кирпичей, там, где сейчас лежат ее мама и папа. И когда молоденький солдат прижался к ней и Розали ощутила, как в бедро ей уперлось нечто твердое и пульсирующее, она позволила ему делать с собой все, что он хочет. Наконец он отвалился от нее, оставил лежать свернувшуюся комочком на одеялах, снова сел в кабину и поехал дальше.
За ночь грузовик останавливался несколько раз, в кузов залезали другие солдаты, ложились рядом с ней на одеяла. Она притворялась, что спит, и позволяла им делать все, что хочется. Утром они продолжили путь, затем остановились в центре огромного разрушенного города.
Было холодно, дул резкий сырой ветер. Розали поняла, что они оказались где-то на севере. Она часто читала о Бремене в школьных учебниках, но узнать прежде процветающий купеческий город в этих бесконечных серо-черных руинах было невозможно.
Белокурый солдат помог ей выбраться из грузовика и отвел в какое-то здание с уцелевшим нижним этажом. Они вошли в просторное помещение, где прежде, видимо, размещалась столовая. Кругом все было забито оружием, посередине стояла черная печурка, в ней ревело пламя. В углу комнаты примостилась постель, покрытая коричневыми одеялами. Белокурый солдат подвел ее к постели и велел лечь. «Меня Рой зовут», — сказал он и навалился на нее.
Следующие три недели Розали провела в этой постели. Рой отгородил кровать одеялами, получилось нечто вроде крохотной отдельной спальни. И Розали принимала там бесчисленную процессию безликих мужчин, каждый засовывал в нее свой член. Но ей было все равно. Она жива и в тепле. Она не мерзнет под развалинами дома.
