— Я думаю, что мне надо составить подробное донесение и спросить мистера Ваймса, не стоит ли поручить это расследование нам, — медленно произнес Фред Колон. — Такое дело требует внимания старших офицеров. Вот ты, Шнобби, много ли ты знаешь об искусстве?
— Знаю, что нужно знать, сержант.
— Да брось, Шнобби.
— А что? Смуглянка говорит, что ее занятие тоже Искусство, сержант. И на на ней больше одежды, чем на большинстве женщин на этих музейных стенах, так что нечего насмехаться.
— Да, но… — тут Фред Колон заколебался. В глубине своего сердца он знал, что кувыркание верх тормашками на шесте в костюме, который можно продеть в иголку, Искусством не является. С другой стороны, изображение фигуры, лежащей на кровати в одной улыбке и кисточке винограда было настоящим серьезным Искусством, но ответить, в чем собственно заключается разница, было довольно затруднительно.
— Ваз нет, — наконец сказал он.
— Каких ваз? — спросил Шнобби.
— Обнаженные женщины являются Искусством, только если рядом с ними стоит ваза, — сказал Фред Колон. Даже для него это прозвучало неубедительно и поэтому он добавил, — или пьедестал. И то и другое еще лучше. Это такой секретный знак, поставленный художниками, он показывает, что это настоящее Искусство, на которое прилично смотреть.
— А что насчет цветочных горшков?
— Цветы подходят, если они стоят в вазе.
— А как насчет тех картин, на которых нет ваз, пьедестала или цветочных горшков? — спросил Шнобби.
— Вспомнил какую-то картину? — с подозрением спросил Колон.
— Да, «Богиня Анойя,[5] Восстающая из Посудомойки», — сказал Шнобби. — У них в музее она есть. Ее нарисовал один малый с тремя «ий» в имени, по мне, звучит вполне артистично.
— Количество «ий» имеет значение, Шнобби, — сказал сержант Колон рассудительно, — но в таком случае, ты должен спрашивать себя: где херувим? Если там есть толстый розовый ребенок, держащий зеркало или веер или что-нибудь в таком роде, то все в порядке. Даже если этот ребенок нагло ухмыляется. Ясно, что вазы не везде можно расставить.
— Хорошо, но предположим… — начал Шнобби.
Дальняя дверь открылась и Сэр Рейнольд с книгой под мышкой поспешил к ним по мраморному полу.
— Увы, боюсь, что копии картины не существует, — сказал он, — трудно сделать копию, по которой можно было бы в полной мере судить об оригинале. Тем не менее, этот ээээ… довольно сенсуальный трактат содержит много подробных зарисовок. В последнее время казалось, что каждый посетитель имеет у себя ее копию. А вы знаете, что на оригинальной картине можно распознать более чем две тысячи четыреста девяносто гномов и троллей по доспехам и нательным знакам? Эта работа свела Методию Плута с ума. Чтобы закончить картину ему потребовалось шестнадцать лет!
— Да разве это много? — бодро сказал Шнобби, — вот Фред так и не закончил красить кухню, а начал он аж двадцать лет назад!
— Спасибо за напоминание, Шнобби, — холодно ответил Колон. Он взял книгу у попечителя. Ее название гласило «Кодекс Кумской Долины».
— До какой степени свела с ума? — спросил он.
— Видите ли, он пренебрегал остальной работой, постоянно менял место жительства потому, что ему было нечем заплатить за комнату и каждый раз он должен был перетаскивать за собой этот огромный холст. И еще, представьте себе, ему приходилось выпрашивать краски на улице, что занимало очень много времени, так как не многие прохожие носят с собой тюбик жженой умбры. Также он говорил, что картина разговаривает с ним. Это все написано в книге, довольно трагичная история.
— Картина разговаривала с ним?
Сэр Рейнольд сделал гримасу. — Мы полагаем, что именно это он имел в виду, но что там было на самом деле, мы не знаем. У него не было друзей. И он верил, что если заснет ночью, то превратится в цыпленка. Он оставлял самому себе многочисленные записки «Ты не цыпленок», хотя иногда ему казалось, что он обманывает себя. По общему мнению, Плут слишком сильно сконцентрировался на картине и это вызвало у него разновидность мозговой лихорадки. Ближе к концу работы над картиной, он уверился, что сошел с ума. Он говорил, что слышит звуки битвы.
— Откуда вы это знаете, сэр? — спросил Фред Колон. — Вы же сказали, что у него не было друзей.
— Ох уж эта полицейская проницательность! — улыбнулся Сэр Рейнольд. — Он оставлял себе записки, сержант, все время. Коугда его последняя квартирная хоузяйка попала в его комнату, она обнаружила сотни записок, запихнутых в старый мешок из под куриного корма. К счастью, она не умела читать и поскольку в ее голове засела идея, что ее жилец был в своем роде гением и мог иметь что-то, что она могла бы продать, она позвала его соседку, Мисс Аделину Счастлливо, коуторая рисовала акварели и Мисс Счастлливо позвала своего друга, коуторый вставлял картины в рамки, а он тут же вызвал Эфарима Доустера, известного автоура ландшафтов. Эти записки поставили молодых худоужников в тупик, когда те попытались разгадать тайну несчастного умалишенного. Записки расположены в книге в произвольном порядке. Некоторые из них очень… странные.
— Более странные, чем «Ты не цыпленок»? — спросил Фред.
— Да, — сказал Сэр Рейнольд, — ох, все эти слухи насчет голосов, предзнаменований, призраков… Он также вел дневник на случайных клочках бумаги, и никогда не оставлял никаких пометок вроде даты или места своего проживания, чтобы цыпленок не смог его найти. И он многого не договаривал потому, что не хотел, чтобы цыпленок обнаружил его.
— Извините, я думал, вы сказали, что это он считал себя цып… — начал Колон.
— Кто может постичь мысли скорбных душою, сержант? — устало произнес Сэр Рейнольд.
— Э… А картина в самом деле говорит? — спросил Шнобби Шноббс. — И странные вещи происходят, да?
— О-хо-хох, нет, — сказал Сэр Рейнольд. — По крайней мере не при мне. Охранник, работающий в зале в дневное время говорит, что она ни разу не вымолвила ни словечка, даже после издания книги. Естественно, что она очаровывает людей и всегда были истории о спрятанных в ней сокровищах. Поуэтому книгу и переиздавали еще несколько раз. Люди любят мистерриу, не так ли?
— Мы не любим, — ответил Фред Колон.
— Я вообще не знаю, кто такой этот мистер Риу, — сказал Шнобби, пролистывая кодекс. — Кстати, я слышал об этой книге. Мой приятель Дейв, который продает марки, говорит в ней есть история про гнома, который появился в одном городе рядом с Кумской Долиной через две недели после битвы, и он был весь изранен потому, что на него напали тролли и он изнемогал от голода, вот, и никто не знал толком гномский, но было похоже, что он хотел, чтобы они последовали за ним и он повторял все время одно и то же слово, и, как оказалось, оно означало на гномьем «сокровища». Вот, но когда они пошли за ним в долину, по дороге он умер и они не смогли ничего найти и потом, этот самый художник нашел… что-то в Кумской Долине и зашифровал место, где он ее нашел на картине, но сошел с ума. Дейв говорил, что будто бы там обитали призраки. Еще он говорил, что правительство замолчало эту историю.
— Да, но твой приятель Дейв говорит, что правительство всегда все замалчивает, — сказал Фред.
— Да так оно и есть.
— Только он всегда узнает обо всем и он никогда ничего не замалчивает, — добавил Фред.
— Я знаю, тебе нравится иронизировать, сержант, но в мире происходит много того, о чем мы не знаем.
— Что, например? — парировал Колон, — Назови мне хоть что-нибудь, что происходит в мире и о чем мы не знаем? Не можешь, а?
Сэр Рейнольд откашлялся. — Есть одна теорриау, — проговорил он тщательно подбирая слова, как обычно говорят люди, ставшие свидетелями работы Шнобби-Колоновского мозгового треста, — но к соужалению, под записки Методии Плута можно подвести почти любую теоррииу. Я подозреваю, что своей нынешней популярностью картина обязана тому, что книга возродила старую сказку о том, что в картине скрыта какая-то тайна.
— Да? — оживился Колон, — и что за тайна?
— Не имею ни малейшего представления. Ландшафт был нарисован со всеми подробностями. Может быть на нем изображен замаскированный вход в скрытую пещеру? Зашифрованное послание в распложении сражающихся? Существуют самые разнообразные теорриуи. К нам в музей приходят довольно странные люди с рулетками и мучительно-сосредоточенными лицами, но я не думаю, что им удалось хоть что-то найти.
— Может кто-то из них и стащил картину? — предположил Шнобби.
— Соумневаюсь. Они стараются не привлекать к себе внимания, приносят с собой еду и проводят в музее целые дни напролет. Такие люди обожают анаграммы и тайнопись, и у них полным-полно своих маленьких теоуррий и прыщей. Если они для кого и опасны, так только для таких же, как они сами. К тому же, зачем воровать картину? Мы всегда рады посетителям, проявляющих к ней интерес. Еще одна причина, из-за которой им вряд ли бы захотелось забрать картину домой, это то, что что она просто не поместится на стенке над кроватью. А вы знаете, Плут говорил, что по ночам он иногда слышал вопли? Как принято считать, это были звуки битвы. Все так печально…
