— Идем, сестренка! В центр! Все празднуют! На карнавал!
Она помахала ему. А хорошо бы вывести машину и поехать в город. Там будет шум… пение.
Четыре незнакомых девушки крикнули, пробегая мимо:
— Пошли танцевать!
Неожиданно она спросила себя: «Знают ли они, что это значит? Это не просто карнавал. Это священная минута». И тут же: «А я-то понимаю, что это значит? Для всего мира. История — здесь, сейчас!» Дрожа от холода, но не замечая этого, она стояла в дверях и молилась, не отдавая себе в том отчета.
Когда она поднималась по лестнице, ей вдруг почудилось, что на верхней площадке мелькнула какая — то тень. Она остановилась. Ни звука.
— Что со мной? Всего пугаюсь. Дать папе газету? Нет, не могу сейчас ни с кем разговаривать.
В то время как весь город безумствовал, маленькая белая фигурка забралась обратно под одеяло, торжественная и серьезная. Все скопившиеся за эти четыре года чувства разрешились слезами. Она прильнула щекой к подушке, но не спала. Прошло несколько минут: «Моя работа в Красном Кресте скоро кончится. Что я буду потом делать? Снова укладывать папин несессер?».
Она заметила зарево на окнах комнаты рядом с верандой. «Весь город иллюминован. Может, все-таки поехать в центр, посмотреть на карнавал? Может, папа захотел бы поехать? Да нет, мама его не пустит. Хочу обратно в наш старый коричневый домик… куда Стэси мог приходить играть. В те времена мама всегда угощала его домашним печеньем.
Ах, если бы у меня хватило смелости поджечь этот дом! Будь я настоящим борцом, я бы сделала это. Но я ничтожество. Я очень плохая, наверно… Совершить преступление в душе, но не иметь смелости… Боже, дом и в самом деле горит!»
Она так испугалась, что не могла двинуться с места. Запахло дымом, послышался треск — будто складывали жесткую оберточную бумагу. Мгновение — и, кажется, даже не сойдя еще с кровати, она бежала мимо одной из спален, стены которой уже лизало пламя, вырывавшееся из спуска для белья, который вел в подвал. «Чертова топка!» Она влетела в спальню родителей, стала судорожно расталкивать мать.
— Вставайте! Вставайте!
С сонной величавостью мать проговорила:
— Да… знаю…мир… прочитаю газету утром… не мешай мне спать.
— Пожар! Пожар! Дом горит!
Мать села в постели-короткий седой завиток прыгал у нее на лбу, — сказала негодующе:
— Какая нелепость!
Мистер Дьюк был уже на ногах, в дымной колючей темноте, и шарил по стене руками.
— Никак не могу найти выключатель. Надо поставить ночник возле кровати. Быстрее, мать, вставай! Тео, ты надела теплый халат? — Он не был испуган. Голос его дрожал только от возбуждения.
Он кинулся к задней лестнице. Тео за ним. Миссис Дьюк осталась наверху парадной лестницы, стеная:
— Не бросайте меня!
Огненные змейки, шипя, уже просовывали свои головки в коридор. На глазах у Тео они обвились вокруг дивана, поползли по старому комоду. Жар ударил ей в лицо.
— Ничего нельзя сделать. Уходи отсюда. Разбуди прислугу. И сведи мать вниз! — рокотал мистер Дьюк.
К тому времени, как Тео надела на мать просторный халат и туфли, накинула на нее огромное шерстяное одеяло и спустилась с ней на веранду, там появился и мистер Дьюк, ведя за собой служанок… Лиззи в папильотках — настоящая медуза Горгона.
— Уф! Черная лестница вся в огне, — пробурчал он, потирая подбородок. Его пальцы вдруг замерли; видно, на какую-то долю секунды он подумал: «Не мешало бы побриться!»
— Тео! Беги на угол! Дай пожарный сигнал! Я попытаюсь дозвониться отсюда. Потом спасай вещи! — скомандовал он.
Выдержка отца с новой силой пробудила в Тео любовь к нему, и, вскинув руки, так что широкие рукава халата соскользнули до самых плеч, она обвила его морщинистую шею, умоляя:
— Не нужно спасать ничего, кроме клуазонне. Пускай все горит. Зачем рисковать жизнью ради вещей? Пусти… дай я сама позвоню.
Без дальнейших размышлений Тео захлопнула парадную дверь, оставив его снаружи. Прокричала в телефонную трубку свой адрес и «Быстрее, пожар!».
В большой гостиной она принялась хватать из горки одну эмалевую безделушку за другой и бросать их в мусорную корзину. В коридоре, у нее за спиной, клокотал пронизанный пламенем дым. Потрескивание перешло в рев.
В окне на веранду зазвенело стекло. Рука отца протянулась к шпингалету, открыла створку. Он забрался в комнату. Его заволокло дымом, и он стал отфыркиваться, как человек, вынырнувший из воды.
Тео подбежала к нему.
— Ты мне здесь не нужен. Я взяла клуазонне…
Спокойно, словно у них возникли небольшие разногласия за карточным столом, он сказал:
— Да, да. Не приставай ко мне. Ты забыла про две большие сара в стенном сейфе.
Краска на перилах в холле вздувалась пузырями и чернела, жар, словно ножом, резал Тео легкие, а отец, повернув ручку сейфа, вынимал оттуда тарелки клуазонне.
Языки пламени обвились вокруг косяка двери, как пальцы, охватывающие палку.
— М ы отрезаны! — закричала Тео.
— Да! Нужно выбираться! Ну-ка, брось эту корзинку.
Мистер Дьюк выхватил у Тео клуазонне, кинул их на пол, отшвырнул тарелки, которые были у него в руках, подтолкнул дочь к разбитому окну, помог выбраться на веранду. Сам он все еще оставался в горящей комнате. Когда он хотел кинуться обратно, она схватила его за рукав. Клуазонне уже были скрыты от них клубами дыма.
Мистер Дьюк посмотрел в глубь комнаты. Он отстранился от Тео, высвободил руку, исчез в дыму. Вернулся он с дешевой фарфоровой вазочкой, которая для такой маленькой вещицы была потрясающе безобразна. Перебравшись через подоконник, сказал:
— Твоя мать всегда очень любила эту вазочку.
Глаза у Тео резало от дыма, но она заметила, что у него подпалены волосы.
На углу торжественно разгружалось пять пожарных машин, пожарники бежали к их дому. Пришла соседка, чтобы увести Дьюков к себе и дать им переодеться.
В одиночестве, из комнаты, предоставленной ей соседкой, Тео смотрела, как горит их дом. Пламя злобно рвалось из окон первого этажа. Никогда уже не прочитает отец трехтомную историю, слишком ценную, чтобы отдать ее солдатам. Вот запылал чердак. Прощай, лондонский несессер, обременявший их столько лет! Вот завитки дыма заклубились в разбитом пожарными кухонном окне. Прощай, герметическая кухня, которая не желала варить! Тео засмеялась: «Зато она сварилась сама! О, я скотина. Бедная мама! Все ее чудесное белье с вензелями…»
И все же у нее было чувство, что она вырвалась на свободу, что она дышит майским воздухом.
Вошел отец, одетый в вельветовую охотничью куртку соседа, черные парадные брюки и красные шлепанцы. Волосы его были тщательно причесаны, но пальцы все еще недовольно ощупывали небритый подбородок.
Она попросила:;
— Папочка, родной, все это очень плохо, но не мучай себя. Денег у нас много. Что-нибудь придумаем…
Он снял ее руки со своих плеч, подошел к окну. Пожарные кончали тушить огонь, и остов их дома постепенно окутывался саваном темноты. Он взглянул на Тео в замешательстве.
Он сказал неуверенно:
— Я и не собираюсь себя мучить. Я думаю — все к лучшему. Понимаешь… я сам поджег дом.
Молча прижала она дрожащие пальцы к губам, а он продолжал:
— Насыпал горячих углей в ящик с растопкой, что стоит в подвале. Да. Умел держать печь в порядке когда-то, когда был настоящим человеком. Меня разбудил набат. Мир! Захотелось снова стать свободным. Не люблю разрушать, но… другого выхода не было. Мать не позволила бы мне продать дом. Я понемногу сходил с ума, сидя здесь и дожидаясь… дожидаясь смерти. О, теперь мать согласится уехать. Мы купим ферму. Будем путешествовать. И я приглядывался к тебе. Ты не могла бы получить своего Стэси, пока этот дом распоряжался нами. Ты чуть не застала меня на лестнице, когда я шел из подвала. Не очень-то легко было, зная, что дом горит, лежать в постели спокойно, чтобы мать ни о чем не догадалась, и ждать, когда ты придешь нас будить. Ты чуть не опоздала. Гогда пришлось бы сознаться. Ну, пойдем, попробуем утешить мать. Она все плачет.
Тео отпрянула от него.
— Но это же нечестно. Мы воруем… мы грабим страховое общество.
— Нет. Я все предусмотрел… позаботился проявить* беззаботность и не внес страховой взнос за прошлый месяц. Уф! Ну и попадет мне за это от матери! Девочка! Смотри! Рассветает!
1919
Примечания
1
вырезанная из дерева фигурка с надписями, помещаемая в саркофаг в Древнем Египте. Считалось, что она сопровождает усопшего в страну мертвых, где выполняет различные сельскохозяйственные работы.
2
Тарелка, блюдо (японск.).
3
Трава (японск.).
4
Чайник (японск.).
