Микмаки, хоть тоже индейцы, выглядели совсем по-другому – невысокие, плотные, да и лица были более тёмными, чем у конестога. Впрочем, одеты они были, как и мы, в костюмы из оленей кожи, пусть несколько другого покроя, а на голове у большинства было по единому перу, только у обоих вождей было по нескольку перьев какой-то из местных птиц. А те, кто помоложе, нередко щеголяли в европейского вида шляпах.
Меня позвали по одной очень простой причине – я был единственным членом племени, кто хорошо говорил по-французски, а среди микмаков очень немногие знали хоть пару слов по-английски. Языки же племён – конестога и микмакский – были совсем непохожи друг на друга[18].
Нас предупредили заранее, чтобы вначале никто ничего не говорил. И действительно, нас встретили вожди племени – я знал, что первого из них звали Китпу, «орёл» – и жестом указали на место посередине деревни, где было подготовлено дерево для костра. Затем сначала Китпу, а за ним и другие вожди уселись вокруг костра – точнее, все, кроме человека в странной одежде, вышитой бисером, и в чем-то вроде короны, какую носит король Франции на парадных портретах, на голове. Вот только корона эта была из металлических и костяных пластин, и с неё свешивались длинные связки бисера.
Мы уселись вокруг кострища, после чего шаман – никем другим человек в странной одежде быть не мог – удалился в шалаш и вернулся с палкой, на конце которой горел пучок травы. Этой палкой он зажёг костёр, а когда тот разгорелся, вернулся в шалаш и на сей раз принёс длинный вышитый замшевый мешочек и ещё один, поменьше, первый из которых он передал Китпу, а затем не спеша занял место справа от первого вождя.
Шаман достал из длинного мешка старую, видавшую виды чашу трубки из коричневого камня с тремя дырочками внизу, вставил в неё длинный чубук, и не спеша наполнил её смесью табака и каких-то трав из второго мешочка. Затем взял лучину, поджёг её от костра и раскурил трубку, после чего бросил лучину в костёр. И наконец, сделав ещё одну затяжку и повернув трубку в сторону Ванахеданы, бережно протянул её нашему вождю.
Тот сделал не спеша несколько затяжек, затем таким же манером передал её Хасу. Трубка пошла по кругу, а когда я, наконец, передал её шаману, он докурил её, бережно затушил и высыпал пепел в костёр.
И лишь теперь Китпу заговорил на неплохом французском:
– Добро пожаловать, пришельцы! Маниту[19]заповедал нам, что все мы – братья, и что каждого гостя надлежит принимать соответственно. Особенно если они попали в беду.
Я перевёл, а Ванахедана прижал руку к сердцу и ответил:
– Мы благодарны тебе, вождь Китпу, и твоим людям. Наш народ, некогда весьма многочисленный, обманом перебили бледнолицые, а оставшиеся пять деревень поумирали от оспы, которую принесли нам бледнолицые торговцы на заражённых одеялах. Те, кто выжил, поселились в деревне Аткваначуке, которую нам также пришлось оставить, хотя мы сумели убить немало из тех, кто пришёл, чтобы убить нас. Но без помощи Стремительного Волка из клана Волка, – он показал глазами на Хаса, – который со своими бледнолицыми, именуемыми русскими, пришёл на помощь, а затем стал нашим военным вождём, мы бы все погибли. Не только воины, но и женщины, и дети.
– Маниту угодно, чтобы людям, попавшим в беду, помогали. И мы обсудили на совете вождей, что мы готовы позволить вам поселиться среди нас, а, если вы этого захотите, то и принять ваш род в своё племя и выделить вам место для проживания.
– Благодарю тебя, Китпу, – Ванахедана вновь прижал руку к сердцу. – Что скажете, члены совета?
Все трое по очереди прижали руку к сердцу и сказали «хе-хе»[20], после чего верховный вождь объявил:
– Мы с радостью принимаем ваше предложение. Но мы здесь не только поэтому. Англичане истребили наше племя и отобрали у нас наши земли. Мы хотели бы, чтобы ваши земли остались домом микмаков и акадцев, которые жили в мире и согласии до прихода англичан. Но об этом вам расскажет наш военный вождь, Стремительный Волк, известный среди русских как полковник Хасханов. – И он, вновь прижав руку к сердцу, посмотрел на Хаса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я, Стремительный Волк, известный среди русских как Хас, благодарю тебя, Ванахедана, за твои слова, и тебя, Китпу, за твоё гостеприимство, да продлит Маниту дни твои и всего твоего племени, – заговорил Хас, также с рукой у сердца. – По рождению я не индеец, я бледнолицый из далёких краёв, именуемых Россией. Мой отец – из племени, именуемого чеченцами, а среди предков моей матери – самые разные народы. Мои люди также из разных племён, живущих в России, но все они называют себя русскими. А теперь я принят в клан Волка гордого народа конестога. Волею случая мы попали в края, где ранее обитали конестога, и мы все вместе смогли разбить англичан и их союзников не раз и не два. Но у англичан сладкие речи, их становится всё больше, и они отберут у вас ваши земли, а ваших людей кого поубивают, кто умрёт от принесённых ими болезней, а кого запрут на самых для них бесполезных клочках земли, именуемых резервациями. Наша задача – не допустить этого. Пусть русские, микмаки и акадцы живут вместе в мире и согласии. Но, как говорил один наш мудрец, хочешь мира – готовься к войне. Пока англичане находятся в Акадии, мира не будет. Мы хотим изгнать англичан из Акадии – и мы это сделаем.
Я перевёл, и Китпу начал переговариваться со своими вождями на своём языке. После чего он повернулся к нам и сказал:
– Благодарю тебя, Хас, и твоих людей. Мы с радостью поможем вам, чем можем, ибо сам Маниту благословил нас на это, о чём вам расскажет Ткоквеж, – и он показал глазами на шамана.
– Две луны назад мне пришло видение, – заговорил человек в странной короне. – Я увидел полчища огромных красных крыс, вышедших из моря на нашу землю. Они набросились сначала на наши огороды, а затем и на нас самих. Мы дрались, как могли, но крысы были сильнее, и их было слишком много. Когда я подумал, что всё уже кончено, из-за другого моря пришла большая лодка с бледнолицыми. Я подумал, что они нас добьют, но они сразу же стали с нами плечом к плечу и погнали крыс обратно в море, перебив их столько, что берега Эпеквитка – так мы именуем свой остров – стали красными и от их трупов, и от их крови. И я услышал голос Маниту: «Это – братья твои из-за далёкого моря, они не причинят моему народу зла, только добро». О чём я и рассказал тогда и Китпу, и другим вождям.
– Поэтому мы сделаем всё, о чём вы нас попросите, – продолжил уже Китпу. – И, если вам нужны воины, наши молодые люди пойдут с вами и с радостью отдадут свои жизни в бою с красными крысами.
– Мы будем благодарны за ваших воинов, – кивнул Хас. – Вот только сначала мы их научим воевать так, чтобы, как сказал один человек, не они отдавали свои жизни, а наши враги. И чтобы крысы навсегда ушли с наших земель. И чтобы здесь ещё много-много лет жили бок о бок микмаки, акадцы и русские.
– Тогда, о друзья мои, идём в шалаш, где наши женщины приготовили нам скромный ужин. За ним и обсудим всё, что нам нужно будет сделать в ближайшее время.
11 сентября 1755 года. Форт Босежур
Подполковник армии Его величества короля Великобритании и Ирландии Георга II Роберт Монктон
– Мсье Пишон… – Я еле-еле сумел не скривиться при виде этого толстяка с кривой рожей записного пройдохи. Предатель, он везде предатель. Да, без него мы бы не взяли форт Босежур так быстро – именно он подсказал, где именно расположить артиллерию, откуда французы не ожидают нападения, где стоят какие части… Но он не нашёл ничего лучшего, чем похвастаться своими заслугами, и теперь дорога к французам ему заказана, и его ценность для нас под очень большим вопросом.
Но я нашёл в себе силу улыбнуться и соврать:
– Рад вас видеть.
– Мсье ле колонель[21], – ответил тот с поклоном. – Вы знаете, у меня в Порт-ля-Жуа имеются свои люди.
