Она вглядывалась в его лицо, словно пыталась в последний миг решить, верить ему или не верить. Огнеяр молчал, не уговаривал, и глаза его были в этот миг совсем человеческие. Важнее всего ему сейчас казалось, пойдет она к нему или не пойдет. Признает она его человеком или не признает?
Внезапно решившись, девушка шагнула с крыльца и протянула ему руки.
— Милава! — предостерегающе крикнул брат.
Огнеяр схватил ее за руки и радостно рассмеялся. Вот оно, ее имя! Брат больше ее самой о ней тревожился и сам же выдал.
Поняв оплошность, Брезь досадливо покраснел, но было поздно. Милава смущенно улыбалась, но не отнимала рук у Огнеяра. Утреч подошел к Брезю сзади, шутливо толкнул в плечо и сунул в руки повод Трещагиного коня:
— Садись, человече добрый. Показывай дорогу. Не съедим мы вас, не бойся, пирогами наелись.
Моховики вокруг пересмеивались. Огнеяр подхватил Милаву на руки и посадил перед седлом. Она была такая легкая, не тяжелее зайчонка.
— А ну как укушу? — задорно спросил он, глядя на нее снизу вверх и не убирая рук.
— А ты же вчера обещал не кусаться, — с детским простодушием ответила она, но в глазах ее светилось девичье лукавство.
Мальчишки открыли ворота пошире, Огнеяр, по обыкновению, поехал первым, Стая потянулась за ним, провожаемая поклонами и прощальными напутствиями хозяев. Взимок даже пригласил заглядывать еще, если случится ехать мимо, — и тут же сам себе удивился и понадеялся, что княжич не расслышал. Но напрасно — слух у Огнеяра тоже был по-звериному чуткий.
Разворачивая коня вслед за вожаком, Тополь обернулся и быстро отыскал среди девушек Березку.
— Жди — в Макошину неделю приеду за тобой! — крикнул он. Березка насмешливо фыркнула в кулак. Но, смеясь, она знала, что и правда будет ждать. Красивый и разговорчивый кметь так понравился ей, словно самой Макошью[33] был для нее назначен.
Брезь ехал впереди, показывая дорогу, но то и дело в беспокойстве оглядывался на сестру. Ему очень не нравилось то, что Милава поехала с княжичем-оборотнем, но поднимать шум, запрещать — и княжич обидится, да и люди смеяться будут. Сама Милава почти не поворачивалась к Огнеяру, смотрела на дорогу, а он нарочно заводил с ней разговор, вынуждая обернуться.
— Отчего же у вас так кабаны расплодились? — спрашивал он. — И сам Князь их поблизости живет?
— И Князь поблизости, — подтвердила девушка. — Он нашему роду помогает.
— Хорошо помогает — я слыхал, все поля попортил! — усмехнулся Огнеяр. Девушка метнула на него обиженный взгляд: чего он явился бранить Сильного Зверя, покровителя здешних мест? — А вы ведь ему еще и жертвы приносите?
— Приносим. Репу, капусту, горох, всякий овощ.
— А головы человечьи?
— Да что ты! — Милава оглянулась на Огнеяра почти с ужасом. — И не слыхали даже о таком. У него же Хозяйка есть — ведунья наша, Елова.
— А что — не жертва? Она к нему в ельник когда ушла?
— Давно, я и не помню. Меня еще и на свете не было.
— Видно, молодая была, как ты, да?
— Да, наверное. Но это очень давно было. Она теперь совсем старая, седая вся.
Огнеяр помолчал. Он знал, что седая ведунья, живущая под покровительством Лесного Князя, не обязательно очень стара годами.
— А был бы я Лесной Князь — хотела бы ты моей Хозяйкой быть? — не удержавшись, спросил он, наклонившись сзади к самому ее уху.
— Да что ты! — почти с негодованьем воскликнула Милава. Такой разговор казался ей и бессмысленным, и опасным — у Леса тысяча ушей и тысяча глаз, его не следует раздражать пустой болтовней о важных вещах. — Лесные Князья — звери, — все же пробормотала она, смущенная необходимостью говорить княжичу то, что знают и малые дети.
— А я кто же, по-твоему? — задорно спросил Огнеяр.
Милава обернулась, взглянула в его весело блестящие темные глаза и поспешно отвернулась, будто обожглась. Она не знала, что ответить, в ее сознании образ Огнеяра был нечетким, колебался, как отражение в подвижной воде. Или как пламя.
— Ты не годишься, — коротко ответила она, и Огнеяр чувствовал, что она дрожит.
«Не годишься!» Огнеяр усмехнулся, но ничего не ответил. По правде говоря, он и сам почти не задумывался о том, на что годится. И сам с трудом мог бы определить, кто он такой. В нем жили два — или больше — разных существа, и мир его был неоднозначным. За тонкой пленкой внешнего бытия он видел его изнанку — все равно что видеть сразу и берег реки, и ее дно за толщей бегущей воды. Только где оно, это дно мира?
На левом запястье Милавы Огнеяр заметил полоску чеканного браслета из дешевого серебра, какие сотнями делают сереброкузнецы Чуробора и продают на торгу прямо из ларя. Плохое серебро быстро темнеет, но браслет Милавы был еще светлым, видно, его изготовили совсем недавно. Не раньше жатвенных торгов этой осени. Браслет этот означал, что девушка выдержала испытания по домашним и полевым женским работам, вступила в круг взрослых невест и теперь воЛьна выбирать себе жениха. Огне-яру было приятно увидеть у нее невестино обручье — знак воли и никому еще не отданной любви. Он взял руку Милавы и приподнял, словно хотел разглядеть браслет получше, но девушка боязливо отняла руку. Огнеяр усмехнулся.
— Отчего же не хочешь показать? — спросил он, обращаясь к затылку отвернувшейся Милавы. — Может, я его у тебя в подарок попрошу?
— Глупостей-то не болтай! — сурово, даже с легкой обидой ответила Милава. Уж не за дурочку ли он ее считает? — Ты — княжич, тебе надо на княжне жениться.
— На княжне? — Огнеяр насмешливо свистнул. — Да я в жизни ни одной княжны не видал, не знаю, какие они и бывают-то.
— Ну, на боярской дочери, — не сдавалась Милава. — Или на воеводской.
— А воеводские дочери меня боятся. Говорят, не человек я.
Милава обернулась и посмотрела наконец ему в лицо. Огнеяр старался сохранить веселый вид, но это оказалось нелегко. В самое сердце его вдруг уколола тревога — а вдруг она сейчас скажет, что тоже боится его за это?
А Милава смотрела ему в глаза, как будто старалась заглянуть поглубже и понять, правда ли это все. Взгляд Огнеяра показался ей напряженным, он не вязался с веселым голосом, и в глазах его была тревога. Милаве вдруг стало жалко его — кто он ни есть на самом деле, а живется ему, как видно, нелегко.
Милава опустила глаза, ничего не решив, а потом сама поднесла руку к руке Огнеяра, державшую поводья, и прикоснулась к ней своим браслетом. Огнеяр усмехнулся — он понял ее. Его собственные серебряные браслеты, бляшки пояса, оклады оружия всю жизнь помогали ему убедить окружающих, что он не принадлежит к нечисти, боящейся серебра. Он — оборотень, но не зверь в человеческом теле, а бог!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
