мгновение подстрекательское настроение служивых улетучилось, как и не бывало. Они и не заметили, как вышел из кабины и как смотрел им в спины их начальник. — Во имя Советского союза, во имя Вождя народов, во имя простых людей мы пришли сюда. Вы забыли?!
— Так, мы так, ради забавы, — попытался виновато отшутиться затейник.
Эти слова как будто не долетели до командира.
— За дело! — тем же тоном приказал он, и всё семнадцать солдат ринулись в дом. Оставленный ими дядя Вася, наконец, смог разглядеть этого командира.
Высокий, широкоплечий, на своих ногах он стоял твердо, гордо. Одет он был, как полагается, по-военному четко и строго. Каждая пуговица и пряжка на нем блестели. На плечи был натянут кожаный плащ, на ногах кожаные высокие сапоги, на голове- черная кожаная фуражка. Широкое лицо, прямой нос, леденяще серые глаза и русые волосы. Лет ему не дать и тридцати двух. Обомлевши, Василий Павлович протянул к нему трясущиеся руки:
— Ленька, ты что ль?
Но и эти слова не были услышаны командиром. Он резко выполнил «кругом» и вошел вслед за солдатами.
В доме происходил полный переполох. Солдаты перекапывали каждый уголок.
— Угомонитесь! — приказал командир. — Соберите пять ящиков и погрузите! Остальное- потом!
— Так точно! — отозвались послушные солдаты.
Начальник вошёл в гостиную. Здесь творится такой же бардак. Стулья и стол перевернуты, шторы передернуты, содержимое шкафов вывернуто на изнанку. То, что считалось ценностью, передавалось из поколения в поколение, хранило в себе память предков и их наставления, то, что собирались и устраивалось много лет многими руками, в мгновение превратилось в ничто, и это было необратимо.
— Иванов! — позвал командир
К нему тут же подбежал, раболепствуя, курчавый молодец.
— Слушаю, Леонид Петрович!
— Я приказал собрать пять ящиков дорогих вещей.
— Так точно, Леонид Петрович!
— Три из них будут наполнены хрусталем из этих сервантов, а два других- фарфором отсюда, — указал он солдату на ещё уцелевшие предметы в гостиной. — А как быть с остальным я потом распоряжусь.
— Так точно! — выкрикнул Иванов, отдавая честь.
— Наберете ящики и отвезете в прокуратуру. Пусть решают, как это можно применить во благо Родины.
— Так точно!
— Выполняй!
— Так точно! — пустился во все Иванов.
Сюда же в гостиную привели, скрутив руки, Федора Николаевича и Наталию Михайловну. Мохов держался, но супруга его не скрывала потрясение от происходящего. С сбитой укладкой и с запухшими глазами она еле слышно протестовала:
— Что вы делаете? Зачем?
Солдаты с заключенными остановились перед командиром.
Федр Мохов поравнялся с ним глазами:
— Леонид? — удивился он.
— Да, — язвительно и самодовольно признался командир, смирив холодным взглядом хозяев усадьбы.
— Ты? … Как? — коротко спросил ошеломленный Мохов.
— Ха- ха- ха! Что, не ожидал меня здесь видеть?
— Нет, ожидал, но не ожидал предательства, — сухо ответил Федр Николаевич, также глядя ему прямо в глаза.
— Папа! Мама! — забежал в гостиную, вернувшийся из парка Сашка. Увидев, что здесь творится, он испугался, вытаращил глазенки и отшагнул назад.
— Сашенька! — пытаясь сдержать слёзы, позвала мать. Мальчик прибежал и обнял за ноги маму. — Сашенька! — затряслась она вся. О, как бы хотелось ей обнять своего сынишку, прижать к сердцу и успокоить его. — Всё будет хорошо. Слышишь?
— Разрешите доложить? — появился в дверях еще один солдат.
— Разрешаю, — ответил командир.
— В результате обыска найдена любопытная вещица для дополнения к делу Мохова.
— Что же?
Солдат подошел к своему начальнику и протянул Библию.
— Да, действительно, любопытная, — согласился Леонид Петрович, принимая книгу. Он внимательно осмотрел находку. Оценивая ее, лицо командира медленно расплывалось в предчувствии возмездия. — Я доволен твоей работой. Вольно!
Солдат вернулся к своим делам.
— Ну, что, Мохов? Балуешься и антисоветской литературой? — подстрекал довольный командир. — Ты не только грабишь народ, но и портишь его. Разве нет?
— Нет, я с тобой решительно не согласен, — ни жилка не дернулась на Федоре Моховом. Он знал на чьей стороне правда. И знал на Чьей стороне он сам.
— Ты, может быть, и не согласен, а вот закон точно согласует все, — вымерял Леонид ровным шагом гостиную.
— Согласовать всё может только закон Божий, а не законы человеческие.
— Да, что ты? И он действительно работает? — сморщил командир широкий лоб.
— Да. Всегда.
— И даже сейчас, когда тебя лишают на твоих же глазах всего твоего имущества, твоего труда, твоей семьи, твоей жизни? — развернулся военный к Мохову на каблуках.
— Ты не сможешь ничего такого сделать, если на то нет Божией Воли.
Леонид Петрович, затянув руки за спину и вздернув подбородок, посмотрел на противника исподлобья. Ему нужно было что-то ответить. Слишком много гнева было внутри. Нельзя выпускать всё и сразу. Куда больше наслаждения получится от пошагового наступления. Однако же, спас ситуацию поднятый внезапно шум.
— О, опять наш старик! — послышались возгласы солдат в прихожей.
— Эй! Куда тебе? — пытался его задержать один из них, но дядя Вася уже очутился в гостиной.
— Отпусти его! — приказал служивому Леонид, отвлеченный от разговора. Тот отпустил старика. — Чего тебе?
— Если вы сюда пришли во благо народу, — дрожащим голосом произнес Василий Павлович, переминая в руках свою поношенную фуражку, — тогда оставьте эту семью в покое!
— Интересно, почему? — насмешливо сверкнул глазами командир.
— Потому что они всегда помогают простому народу, такому как я. Они никого не грабят, они честно работают…
— Дед! … — хотел рывком прервать его Леонид.
— Ленька, ведь я тебя сразу узнал! Это же я, — признался сторож и прижал фуражку к худой груди, — дядя Вася. Не уж-то не узнаешь?
Начальник побледнел в лице и рявкнул:
— Не твоё дело! Не мешай! Проваливай!
— Василий Павлович, — наконец, вмешался Мохов. Голос его был как всегда спокойным и бархатным, — идите домой. Не переживайте за нас.
— Да, как же… — робко запротестовал дядя Вася.
— Идите домой. На всё это воля Божия, — настаивал хозяин усадьбы. — У вас есть семья, у вас есть о чём позаботится и о чем переживать. Идите. Благодарю за преданность.
Василий Павлович с жалостью посмотрел на Моховых, на Сашку. За годы службы у этой семьи он проникся к ним любовью и верностью. Дядя Вася сделал всё, что он, простой мужик, мог. Сторож, не сводя глаз со своих хозяев, медленно попятился назад и вышел.
— Так на чем мы с вами остановились, Мохов? — вернулся к оборванному разговору и важному покачиванию по комнате Леонид. — Ах, да! На законе. Знаешь ли, что основной причиной твоего ареста, помимо Библии, является грабеж? Да, именно грабеж у своего же народа, у своих соотечественников. Это даже нарушение и Божиих законов. Так, Мохов?
— Моя совесть перед Богом и людьми чиста, — твердо ответил Федр.
— С тобой
