Анна вздохнула и снова посмотрела на мандарина. Несмотря на грубость слуги, ее душа была спокойна. Она почувствовала, что ей стало легче, когда с нее сняли крест. Она не должна умирать с этим бутафорским символом веры, висящим у нее на шее. Тем временем палач громко постучал по столу пальцем, желая положить конец всей этой суете.
— Назовите свою фамилию, — спокойным голосом произнес он по-английски.
Анна покачала головой и крепко сжала губы. И тут слуга поднял руку, снова намереваясь ее ударить.
— Я просто сестра Мария! — крикнула она ему. — У меня нет фамилии, — солгала она. — Я — сирота.
Слуга так и не опустил руку, однако не ударил ее. Он бросил взгляд на своего господина, который спокойно и внимательно смотрел на Анну. После паузы палач что-то тихо пробормотал и обмакнул кисть в чернила.
— Мария Смит, — громко произнес он, вырисовывая иероглифы на бумаге.
Она была немало удивлена тем, насколько хорошо он владеет английским языком. Ему даже были известны самые распространенные английские фамилии. Анна поразилась, услышав, что он говорит по-английски практически без акцента, хотя и знала, что в высших кругах китайского общества это было довольно распространенным явлением. Ну а то, что он дал ей фамилию Смит… что ж, это весьма забавно.
— Значит, вы говорите, что я не пленница? — спросила Анна. — Но свободных людей никогда не заковывают в цепи, — недовольно скривившись, добавила она по-китайски и протянула вперед руки, ожидая, что с нее снимут цепи.
Палач не ответил ей. Он просто закончил писать свой документ, а потом аккуратно вымыл кисть и положил ее на место. Как ни странно, но Анна вновь, будто зачарованная, следила за всеми движениями этого человека. Она даже не заметила, как слуга отошел от нее и стал возле своего хозяина. С важным видом он открыл какую-то китайскую книгу и вытащил оттуда печать, сделанную из слоновой кости. Мандарин поднял печать и опустил ее в густую красную краску, которую использовали вместо чернил. Потом так же торжественно прижал печать к только что написанному документу.
Поставить на документе печать было равносильно тому, что и собственноручно подписать его, поэтому Анна вытянула шею, пытаясь увидеть, что же в нем написано. Однако ей почти ничего не удалось разглядеть, к тому же она плохо понимала китайские письмена. Там была длинная цепочка иероглифов и только два слова — Мария Смит — были написаны по-английски.
Она удивленно вздохнула.
— Вы умеете писать по-английски?
Господин и его слуга испуганно переглянулись. Потом слуга быстро свернул документ и засунул его в бамбуковый футляр. Покидая маленькую комнатку, он даже не посмотрел на нее, но, остановившись на пороге, возбужденно прошептал своему палачу:
— Убейте ее скорее. — И удалился.
От страха у Анны мурашки поползли по спине, однако она не придала этому значения. Она так долго находилась в постоянном страхе за свою жизнь, что научилась скрывать истинные чувства под напускной храбростью. Она гордо выпрямила спину и снова протянула вперед руки.
— Я — не пленница, — заявила она, — снимите с меня цепи.
Палач даже не сдвинулся с места. Он откинулся на спинку бамбукового кресла и вперил в нее свой пронзительный взгляд. При этом на его лице играла какая-то зловещая улыбка.
— Ты не пленница, — холодно произнес он. — Ты — моя вторая жена. Согласно нашим, а также вашим законам, я имею право не только заковать тебя в цепи, но и подвергнуть еще более суровому наказанию.
Он говорил по-китайски, поэтому Анна не сразу поняла, что он сказал. Но когда до нее дошел смысл его слов, она похолодела от ужаса.
— Что? Жена? — испуганно закричала она. — Мы не муж и жена!
— Именно муж и жена. А что я, по-твоему, сейчас подписал? — Он жестом указал на стоявший перед ним стол.
— Неужели вы имеете в виду тот документ? — изумленно прошептала Анна. — Это был наш брачный договор?
Палач утвердительно кивнул в ответ.
— Но ведь при этом обязательно присутствует священник, а новобрачные произносят клятву. Мы… — Ошеломленная услышанным, Анна замолчала на полуслове. Какая же она глупая, ведь китайцы — язычники. Они могут совершенно безнаказанно обменивать и даже продавать женщин. И нет абсолютно никакого различия в том, кто она — первая или вторая жена. В любом случае ее могут продать или выбросить на помойку, как выбрасывают старые вещи. Богатый китайский мужчина может написать на бумаге фальшивый брачный договор, а потом, не нарушая закона, убить свою новую жену. Палач, несомненно, считает, что все это вполне в духе времени и именно так поступают цивилизованные люди.
— Вы не можете жениться на белой. Ваши китайские друзья будут просто шокированы. Вы будете изгнаны с императорского двора. Вы… — бормотала она, пытаясь найти какой-нибудь убедительный довод, чтобы покончить со всем этим фарсом.
Выслушав ее, он только удивленно пожал плечами.
— Нам иногда дарят белых женщин. Обычно это проститутки, но они такие же красивые, как и ты. В конце концов все они умирают от неизлечимых болезней, причем независимо от того, какому мужчине принадлежали — китайцу или англичанину.
Она пристально смотрела на него, понимая, что все, что он сказал, чистая правда.
— Я — не проститутка, — пролепетала Анна.
— Конечно нет, — спокойно согласился он. — Ты — моя вторая жена.
— До тех пор, пока вы не убьете меня.
Палач вдруг оживился, и на его лице появилась какая-то странная улыбка.
— Совершенно верно, — подтвердил он.
Анна понятия не имела о том, что за человек этот императорский палач. Может, он просто сумасшедший? А может, и то и другое? Анна ничего о нем не знала и поэтому решила переключиться на то, что было в ее власти. Она снова протянула свои связанные руки.
— Ваша новая жена не должна быть закованной в кандалы, — заметила она. — Ведь вы занимаете довольно высокое положение. — Сказав это, она тут же мысленно упрекнула себя: «Какая же я глупая! У меня все равно нет никакой надежды на спасение». И действительно, находясь на этой большой лодке, где повсюду снуют солдаты и слуги, она вряд ли смогла бы совершить побег, даже если бы с нее сняли цепи. И все-таки в ней еще теплился крохотный огонек надежды. Нужно избавиться от этих оков, а там видно будет.
— И от нее не должно так ужасно вонять, — медленно, растягивая каждое слово, произнес палач.
— Тогда разрешите мне принять ванну.
Чжи-Ган не ответил. Он по-прежнему продолжал смотреть на нее. Его взгляд уже не был таким напряженным. Казалось, он смотрел сквозь нее, думая о чем-то другом, и все же она явственно ощущала на себе его взгляд. Он давил на нее так, что у Анны появилось ощущение, как будто на ее плечах лежит тяжелый груз. Она потерлась спиной о стену. Как бы ей хотелось занять более удобное или, скорее, более достойное положение. Ей хотелось, чтобы с ее рук сняли цепи, чтобы ей позволили принять ванну. А лучше и то и другое. Все что угодно, только бы не думать о…
