— Вот так, — сказал Рут, — пусть посидит в заточении, пока мы закончим наши дела.
— Я думал, ты его шлепнешь, — с облегчением произнес Файрмен.
— Зачем? Хороший пес. Что я, сволочь, что ли, или очень голоден? — Рут улыбнулся страшным крокодильим оскалом. — Пошли в дом, — заключил он.
Дверь главного дома Кастора тоже была незаперта. Они облазили все комнаты и даже чердак, но никаких следов пребывания Взломщика не обнаружили. В «почтовом ящике» было пусто, а на экране монитора Касторовского компьютера висела та же назойливая рекламка про замок Полтергейст.
— Взломщик оставляет роспись на том месте, где берет самый большой куш, — заметил тогда Файрмен. — Рут, ты не знаешь, где Кастор хранил свои доллары?
точно не в банке, — ответил Рут.
— Да, — согласился Файрмен, — он любил, чтобы этот чемоданчик был у него всегда под рукой. Не знаю уж, зачем это было ему нужно. Может, хотел быть всегда готовым к рывку на Дикий Запад?..
— Давай еще поищем, — предложил Рут.
— Да вроде уж все… Стой! Рут, у тебя в Бронебашне есть кровать?
— Зачем? — удивился Рут. — Совершенно ненужная вещь.
— Вот и я так считаю, а Кастор, видимо, думал по-другому. — Файрмен остановился перед широкой деревянной кроватью с высокими спинками.
— Файр, тут кровати у многих есть. И у Васьки была. — Рут подошел тоже.
— Васька — другое дело, — пояснил Файрмен. — Он просто не мог представить себе дом без кровати, она ему была нужна для уюта.
— Ну и Кастору тоже, что ж тут такого необычного?
— Про Кастора я так не думаю, — сказал Файрмен и быстро нырнул под кровать. Вот! Прямо на полу светилась бледно-зеленая роспись Взломщика.
— Есть! — крикнул он. И тут же кровать над его головой заскрипела и улетела куда-то в сторону, а вместо нее он увидел заинтересованную голову Рута.
— Точно! — радостно произнесла эта голова.
— Моя гипотеза подтверждается. — Файрмен тоже был доволен. Он вдруг почувствовал азарт, почти такой же, что испытывал в своих путешествиях, скажем, во время охоты на махайродоса или когда входил в египетскую пирамиду, зная, что в ней хранится неразграбленный клад фараона.
— Значит, Взломщик? — уточнил Рут.
— Значит, он, — твердо сказал Файрмен.
— Теперь, Файр, нам надо придумать, как отловить этого гада.
Глава VI. ОПРОС ПОТЕРПЕВШИХ
— Костя, что случилось? Неужели ты можешь учиться, только если у тебя над душой стоит мама? Когда она, кстати, приедет?
— Не знаю, наверное, летом.
— Но ты понимаешь, что до лета еще будут экзамены и ты можешь их не сдать?
Костя молчит, мрачно глядя перед собой.
— Галина Николаевна, а вы вызовите у него деда, — советует Мишка Павлычев. — Он с дедом живет.
— Да. У него дед адмирал, в форме ходит, — подхватывает Федя Ласточкин. — Он его заставит палубу драить.
— Не адмирал, а кавторанг, — поправляет Мотя Горенко, лучше других разбирающийся в военных знаках различия.
Костя молчит. В прежние времена он бы огрызался, а Машка нападала бы больше всех. Теперь все по-другому. И она молчит, и он.
— Сегодня я тебе ставлю двойку, Костров. Это уже вторая. Не знаю, что ты будешь делать, — подводит итог Галина Николаевна, и тут же звенит звонок.
Урок химии окончился. Сложив в сумку учебник и тетради, Костя поскорее покинул класс. На улице сегодня особенно грязно, даже в «квадрат» играть не хочется. А до конца уроков еще далеко… «Опять, что ли, удрать в лес? — подумал Костя. — Да ну, что там делать в такую погоду».
Больше всего он не любит перемены, во время которых делать вообще нечего. Вот и сейчас так.
— Пошли в «квадрат», — хлопнул его по плечу пробегающий мимо Мотя.
— На фиг, — отозвался Костя уже ему в спину. А за Мотей высыпали во двор оба восьмых класса в полном составе. Даже девчонки. По весне никому не сидится в лицее. И квадрат сейчас кстати, в него ведь можно играть только на улице.
Игры эти — вроде заразы. Например, принесет кто-нибудь трубку, оплюет из нее половину беззащитного класса — на следующий день это пневматическое оружие лежит в кармане у всех мужиков и к доске просто страшно выйти. Заплюют.
А в прежней школе однажды кто-то притащил в класс «сотку». Через пару дней все как взбесились: вся школа на переменах ползала на карачках, играя в эту дурацкую «сотку». Костя тоже играл, но недолго. «Сотка» ему быстро надоела.
А вот «квадрат» — другое дело. Костя рад, что сейчас он в моде и Мотин папаша, их лицейский физрук, выдает им каждую перемену по два футбольных мяча. Только сегодня и в «квадрат» Косте играть неохота. Уж больно грязно.
— Эй, тезка! Костров!
Костя обернулся на густой бас. Ошибиться было невозможно — со стороны художественной мастерской, заполняя своей мощной покачивающейся фигурой почти весь узкий коридор, к нему приближался Константин Ростиславович.
— Костя, тебя мне и надо, — подошел к нему преподаватель изобразительного искусства, в просторечье — «изо». — Ты как, сегодня свободен?
— Когда? — спросил Костя.
— Ну после уроков, конечно. Я. не смею отрывать тебя от общеобразовательного процесса.
— А что?
— Вот какой-ты, Константин, изворотливый. Как уж. Спрашивают тебя прямо: свободен или нет, а ты: «А что?» А вот ничего. Может, я хотел тебе предложить кое-что интересное, а теперь не предложу.
Костя заулыбался:
— Ну правда, чего?
— Ну если правда, опять надо делать декорации к спектаклю «Город Дураков», Елена Михална скоро ставить его будет. Костян, у меня своих дел по горло, вы бы вдвоем с Сашкой заделали бы эти декорации? У вас в прошлый раз так хорошо получилось. Такой дуб! Давай после уроков?
— Н-не знаю, — промычал Костя, — мне уроки делать надо. Я двоек нахватал, конец года.
— Ах, ну если уро-оки, тогда ладно.
Тогда как знаешь, тезка. А то я был на заседании театральной студии, тебя там так Маша Румянцева хвалила. Говорила, в нашем классе есть талантливый художник, он не откажет. Как знаешь, Константин, как знаешь…
И недовольный Константин Ростиславович повернулся, даже не попрощавшись.
— Константин Ростиславович, — окликнул учителя Костя.
— Да?
— Я постараюсь успеть сегодня. Вы будете в мастерской после уроков?
— Там Сашка будет, я ему ключи оставил.
— Я постараюсь.
— А как же твои двойки? Если во вред общеобразовательному процессу, так, может, и не надо?
— Да нет, я успею.
— Ну, Бог в помощь. — Учитель «изо» скрылся за поворотом коридора, и Костя услышал, как тяжко хлопнула входная дверь.
В тот день оставшиеся три урока почему-то прошли гораздо быстрее, чем обычно, пролетели почти незаметно. И хотя Костя получил еще одну пару, но настроение у него все равно стало гораздо лучше. Подумаешь, двойка по алгебре, у кого их только нет, математик в лицее очень строгий.
Сразу после звонка с шестого урока он отправился в художественную мастерскую. Сашка Чернецов уже стоял возле длинного стола, склонившись над какими-то бумагами.
— Здорово, — поприветствовал его Костя.
— А, пришел, — отозвался Сашка почти таким же басом, как главный художник лицея Константин Ростиславович.
— Что делать-то будем?
— Как? Разве Константин Ростиславович тебе ничего не сказал? Декорации к спектаклю…
— Да я знаю, что к «Городу Дураков», — перебил его Костя. — Только я этого спектакля не видел. Что нужно-то?
— А вот тут какие-то эскизы. Елена Михална мне нарисовала. — Сашка засмеялся, указывая на разложенные перед ним бумаги. — Нацарапала как курица лапой. Я в первом классе и то рисовал лучше.
Костя встал с Сашкой рядом. Действительно, то, что было нарисовано простым карандашом на выдранных из тетрадки листочках, могло вызвать только улыбку.
— Кубики какие-то, — усмехнулся Костя.
— Ну, — согласился Сашка.
— Тут что-то написано.
— Ага, только я ни черта не пойму. Она это Константину Ростиславовичу дала. Завтра будет репетиция, можно посмотреть. Давай сходим, может, хоть что-то станет понятно. Елена Михална обещала экземпляр пьесы.
— А во сколько? — спросил зачем-то Костя, хотя точно знал, что репетиции в театральной мастерской начинаются в шестнадцать часов.
— В четыре, — подтвердил Сашка.
— Ладно, давай сходим. А сегодня что будем делать?
— Да почти нечего делать. Давай отберем себе краски и кисти. И все. Чтобы никто их больше не трогал. Мне Константин Ростиславович показал, откуда их можно брать.
Когда Костя вышел из лицея, двор уже не показался ему таким грязным. Подсохло за день, что ли. Жаль, никто в «квадрат» не играет. Вот сейчас он бы поиграл — это лучше, чем плестись домой к деду…
— Файр, — вдруг сказал Рут, — я терпеть не могу роскоши. Всякие там ковры, кресла, стенки, кушетки мне поперек горла, как нож острый. Почему ж тогда мне приятно бывать в твоей Бирюзовой гостиной?
