Устроившись за одним из столов в столовой комнате для слуг и приступив к еде, я наконец могу поразмыслить.
В первую очередь, как бы я ни сердилась на Амриса за то, что он не выходит на связь, мне нужно кратко объяснить ему, что происходит. «Амрис, мать твою, где тебя носит?» ‒ эмоционально, но не информативно.
Касаюсь губами кольца и передаю, по возможности, слово в слово то, что сказал мне регент.
«Я волнуюсь за принца и не хочу, чтобы он погибал. Я не знаю, стоит ли мне вмешиваться и стараться предотвратить покушение на принца. В принципе, я могу уехать в Альдагор. В этом мне видится нечто роковое, как будто Гина Альвара ‒ это то, что изнутри связывает Ксесс и Альдагор, а в случае её отъезда эта связь пропадёт. Мне нужно согласовать с тобой действия, Амрис. Пожалуйста, выйди на связь», ‒ заканчиваю послание я.
Вначале мне очень понравилась идея Амриса прийти в разные страны для лучшего обзора и понимания происходящего и держать связь через кольца, которые включаются, когда один хочет увидеть другого, но эта идея оказалась не такой безупречной, как выглядела на первый взгляд.
Ладно. Свою долю договорённостей я выполнила, а думать, что делать, мне, похоже, придётся самой.
Меня занимают два вопроса: почему лорд Теллери считает нужным извещать всех о своих намерениях? И почему именно сейчас?
Ответ на второй вопрос я, кажется, поняла, увидев развёрнутую на кухне бурную деятельность. Похоже, что сегодня ‒ последний в этом году хороший день для исполнения сколько-нибудь сложных планов. Дальше всё будет идти наперекосяк.
С этой точки зрения мне достаточно просто помешать регенту убить принца сегодня вечером или завтра утром ‒ забери меня Мрак, как странно это звучит! ‒ и тогда осуществить покушение с каждым днём будет всё сложнее. Одновременно с этим моё намерение «помешать покушению» будет также подвергаться действию приближающегося Мрака. И тут уже Мрак рассудит, кто в этом году планировал и совершал меньше зла и чьё намерение исполнится.
Я рискну предположить, что моё намерение помешать убийству перекроет намерение регента совершить убийство. Но кто же знает…
А вот первый вопрос ‒ почему лорд Теллери считает нужным извещать всех о своих намерениях? ‒ приводит меня в недоумение.
Нет никаких сомнений, что вчера весь дворец узнал о том, что в кабинете регента произошло что-то такое, отчего принц вышел оттуда в костюме, залитом кровью. Скорее всего, от тех слуг, которые приносили туда клетку с петухом, а затем наводили порядок, в общих чертах известно, что произошло.
Зачем регенту нужно, чтобы весь дворец знал об этом?
Я думаю, что в моём рассуждении будет изрядная доля погрешности: всё-таки слишком в разном положении мы с регентом находимся, ‒ но можно попробовать порассуждать.
Регент стоит перед очень простой проблемой. Он правил семнадцать лет, со времени смерти своего зятя, и теперь, когда принц достигнет совершеннолетия, ему придётся сложить с себя власть и передать её принцу. Перестать быть самым могущественным человеком в королевстве и стать… кем? Кем принц решит? Учитывая, что Лерек знает, что его отец был убит по приказу регента, вряд ли он захочет видеть в своём окружении Грегора Теллери.
Передавать власть полностью нельзя: для регента это вопрос жизни и смерти.
А если оставить за собой значительные властные полномочия и использовать принца как декоративную фигуру? Принц подпишет какой-нибудь указ о назначении Грегора Теллери каким-нибудь верховным министром и будет тихо сидеть на троне? И принимать ванночки для рук и для ног?
А, я поняла. Вчерашний эпизод – это же были краткие переговоры принца и регента: «Ваше высочество, вы будете сидеть тише воды ниже травы?» ‒ «Нет, ваша светлость, не надейтесь».
Принц не оставит шансов, придя к власти, и принц не будет сотрудничать. Значит, принца нужно убрать. Пока это сделать просто, потому что у принца сторонников ‒ раз, два и обчёлся, ‒ а потом, когда принц будет коронован, на его стороне будет закон и на его сторону будут переходить люди. Пусть он и потомок человека, убившего настоящего короля, с момента коронации законным правителем будет он, а не регент.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нужно действовать сейчас, пока закон на стороне регента.
И регент устраивает представление для всего дворца, чтобы сказать: «Я собираюсь сохранить власть. На моей стороне закон, и я могу позволить себе делать, что хочу. Вы можете выбрать: быть на моей стороне или на стороне принца, который выходит из моего кабинета бледным и в залитой кровью одежде».
Или даже: «Принц скоро умрёт. Имейте в виду».
Я отношу тарелки и приборы на полку для грязной посуды ‒ любовь ксессцев к горячей воде помогла им изобрести не только стиральные, но и посудомоечные машины, поэтому посуда во дворце моется не вручную, ‒ и ухожу из кухни.
Что мне делать? ‒ думаю я, направляясь к большому холлу, куда выходит коридор, ведущий из служебной части дворца и откуда можно как подняться к парадным помещениям дворца, так и выйти из здания.
«Что делать, чтобы что?» ‒ звучит в моей голове голос Амриса. Кидаю взгляд на кольцо ‒ нет, от Амриса нет ответа. А вопрос ‒ хороший.
Моя миссия здесь ‒ способствовать восстановлению порядка. На мой взгляд, порядок – это законное правление. Порядок был нарушен, когда пресеклась старая династия, но то, что планирует регент, ‒ ещё один шаг в сторону от порядка.
Что мне делать, чтобы принц остался жив?
‒ Гиночка! ‒ неожиданно окликают меня.
Да что ж такое сегодня со всеми! Впрочем, ладно: всё равно это не моё имя. Пусть делают с ним, что хотят.
Мадам Реншини спешит ко мне через большой холл. Её глаза красные и опухшие.
‒ Что… ‒ начинаю я. Мадам Реншини качает головой, берёт меня за руку и отводит за одну из колонн большого холла. Там она берёт мою вторую руку и держит мои ладони в своих. Поджимает губы, смотрит вниз, и плечи её подрагивают. Здесь не поговоришь, но самое главное я могу сказать.
‒ Я тоже, мадам Реншини, ‒ говорю я.
Я тоже волнуюсь за принца. Я тоже хочу, чтобы с ним было всё хорошо. Я сделаю, что в моих силах, чтобы с ним было всё хорошо.
Женщина, которая любит принца как своего сына, поднимает на меня взгляд, полный тревоги, страха, надежды и огромного вопроса.
Она знает, что мне предложил регент, ‒ вдруг понимаю я. Она пришла узнать, что я решила.
‒ Увидимся вечером на пиру в честь урожая, мадам Реншини, ‒ как могу, тепло улыбаюсь я ей. ‒ Нам предстоит пережить наступление Мрака, но после Мрака обязательно, обязательно вернётся свет. А пока давайте беречь тот свет, который есть у нас.
Мадам Реншини порывисто прижимает меня к груди и тут же отпускает. Кивает серьёзно, почти торжественно, вытирает глаза и спешит вверх по лестнице.
Что ж. Выбор сделан.
Осталось переодеться к ужину.
Глава 3. Женщина
‒ Мадам Альвара.
У служебного входа во дворец меня окликает охранник. Мне его лицо незнакомо, но ему, очевидно, знакомо моё.
‒ Да?
‒ Мадам Альвара, сожалею, но у меня есть приказ регента не пускать вас во дворец.
Признаться, не ожидала. Неужели я неправильно всё поняла и мне не надо было покидать дворец? Неужели принца попытаются убрать сегодня?
‒ Неужели? ‒ выговариваю я, лишь немного подняв брови, и замолкаю. Может быть, он ещё что-то скажет.
‒ Таков приказ, ‒ отвечает охранник кратко и отворачивается от меня, давая понять, что разговор закончен.
Придётся мне спрашивать.
‒ Так долго ограничен мой доступ во дворец?
‒ Этой информации у меня нет, ‒ отвечает охранник.
‒ Если я приду завтра на утренний урок для принца, я смогу пройти во дворец? ‒ переспрашиваю я. Охранник сдвигает брови.
‒ В приказе этого не сказано, ‒ отвечает он после паузы и отворачивается от меня опять.
Приходится мне подбирать парадные юбки ‒ я действительно переоделась к пиру в нарядное платье ‒ и возвращаться домой.
Принц.
