— Нет, нет, что ты, добрый человек, — поспешно отозвался купец — мальчуган немного прихворнул. Я отправил его подышать степным воздухом к отцу госпожи, к его родному деду. Я конечно, отпущу его к твоей благородной госпоже!
Никий первым обнял брата, встретив его еще на улице. За Никием, забыв накинуть покрывало, как пристойно благородной эллинке, выбежала Клеомена.
— Ненаглядный мой! — закричала она. — Мать вспомнила о тебе, но ты не забывай и обо мне: я всегда, всегда тебя любила!..
Глава вторая
Аридем
I
Спальня рабов — низкая, с двойными нарами. В закопченных каменных корытцах — языки пламени, желтые, окруженные кольцами, поминутно вздрагивают, мечутся от людского дыхания и испарений.
На верхних нарах, пристроившись у самого светильника, молодой пергамец, осторожно расправляя рваные края папируса, с трудом разбирает какие-то стертые письмена.
А внизу, у каменного столба, врытого в землю, рабы играют в кости.
Весельчак Ир, уютно расположившись у очага, пищит на маленькой глиняной свирели.
Никто не заметил, как в спальню вошел Кадм. Он степенно шагал между нарами и бормотал:
— Кир и Адис — вчера чистили, Абель и Балдар позавчера чистили… — Его взгляд остановился на читающем: — Аридем! Эй, Аридем!
Раб, склоненный над клочками папируса, не шелохнулся.
— Эй, пергамец! Ты оглох, что ли? Твоя очередь чистить колодцы!
— Сейчас, — оторвался юноша от папируса.
Он снял со стены веревки с нанизанными на них железными когтями, не спеша смотал вокруг кисти и кивнул:
— Пошли, Ир!
Ночь, звездная и прохладная, обдала их свежестью. Было тихо и ясно. Каменистая сирийская земля звенела под ногами. Во тьме чуть слышно журчали невидимые оросительные каналы. Аридем шел широко, размашисто, длинный, тонкий Ир торопливо семенил за ним короткими шагами.
Вот и колодец у перекрестка. Ир зябко повел плечами.
— Ладно, — Аридем обмотал себя веревкой и кинул свободный конец Иру, — я полезу…
— Ты в тот раз чистил, — запротестовал Ир, — теперь моя очередь!
— Держи крепче, — отозвался Аридем, укрепив на ногах железные когти и ныряя в темноту.
Ир вытягивал бадью за бадьей, полные ила и гниющей грязи, отворачивался, чтоб не — задохнуться от зловония. Наконец показалась полупустая бадья. Выплеснув ее, Ир уперся пятками в землю и стал тянуть веревку.
Через несколько мгновений показался Аридем. Его голова, одежда — все было покрыто скользкой зловонной жижей.
Выбравшись из колодца, Аридем, пошатываясь, сделал несколько шагов и упал. Ир схватил кувшин и метнулся к соседнему каналу, принес свежей воды и вылил на товарища. Аридем очнулся и с трудом приподнялся на локте:
— Еще три колодца на нашей шее!
— Теперь спущусь я, — робко предложил Ир.
— Чтоб я тебя дохлого вытянул?! Ты же не выдержишь, — Аридем встал. — Пошли!
Ир поспешно затрусил за другом.
— Не обижайся, что я твой подарок не передал. Наверное, скучаешь об Арсиное?
— Нет! — Аридем провел рукой по влажным волосам. — Не нужна она мне. Не нужна ее любовь за подарки.
— Найди настоящую! — Ир меланхолично свистнул.
— Когда-нибудь найду. — Аридем задумчиво поглядел в темную даль. — Я часто думаю о моей матери… Любила же она моего отца всю жизнь, а видела миг!
— Ты его помнишь?
— Нет. Знаю только, что его звали, как и меня, — Аридем. Мать встретилась с ним случайно. Может быть, он не назвал ей свое истинное имя… Ир, а что если мой отец не Аридем? — Юноша вдруг остановился, закинул голову и, словно пораженный какой-то догадкой, долго смотрел в звездное небо.
Ир настороженно следил за товарищем.
— Если его звали не Аридем, а… как же? — живо переспросил Ир, почему-то оглядываясь.
— Молчи! Молчи! Ведь говорят же, рассказывают те, кто были с ним в последней битве… — Аридем от волнения схватил руку товарища. — Труп Аристоника, последнего царя Пергама, никто не нашел… Не мог же вознестись он на Олимп! Никто не знает о судьбе его сына, о его внуках…
— Ах! — подскочил Ир. — Буду нем как рыба. А если и Нисса не твоя мать? Если тебя подкинули? Если она только кормилица?!
— Не знаю. Пошли! — Аридем ускорил шаг. Потом снова остановился, тихо предупредил: — Только — никому…
— Да что я? Что мне, жить надоело? — Ир осторожно коснулся руки друга. — Я твой раб, Аридем!
Аридем, остановившись, сурово ответил:
— Рабы мне не нужны, нужны друзья.
II
У нее не было имени. В детстве звали Мирем. Хозяин-грек купил девочку у ее родителей за мешок ячменя. Эллин не пожелал запомнить варварское имя и прозвал маленькую рабыню __ Нисса. Хорошеньких девочек учили танцам, игре на лире, декламации. Обучив, увозили в портовые города.
Некрасивых сдавали в ткацкие мастерские. Нити, идущие на изготовление лунных тканей, были так тонки и хрупки, что их ткали в сырых подвалах. Руки взрослых женщин были слишком грубы для нежной пряжи, и знаменитые сирийские покрывала ткали молоденькие девушки. К восемнадцати годам ткачихи гибли от чахотки. Вечный сумрак и сырость подвалов убивали их, но солнечный свет был губителен для дорогих нитей. Они быстро пересыхали и ломались на сухом воздухе. А жизнь ткачих стоила недорого. Бедные родители продавали девочек-подростков за мешок ячменя, за пару баранов.
Ниссу Афродита лишила своих благ. Большой рот, острый подбородок, и лишь тонкие изогнутые брови да глубокие бархатные глаза были красивы. Впрочем, к лицам ткачих никто не приглядывался.
День и ночь девушки ткали. Однако в самый зной даже в глубоких ткацких подвалах воздух становился жарким, и нити начинали ломаться. Ткачих выгоняли отдыхать.
В балаганах, душных и шумных, среди стонов больных трудно было уснуть, и Нисса охотно уходила за водой.
У колодца всегда бывало людно и весело. Подходили воины, просили напиться, рассказывали о дальних странах… Еще не смолк гул римских побед. Битва под Пидной навсегда решила судьбу могущественной Македонии, а вместе с ней и Греции. Вся Эллада была разбита на римские провинции, а последний независимый царь Македонии Персей позорно бежал. Рассказывали, что он вместе с женой и малюткой сыном погрузился на бирему и отплыл на Восток. Потом говорили, что будто бы буря поглотила их, но никто не знал истины[12].
За Македонией последовал Пергам. Умирая, владыка Пергама Аттал предал свой народ — завещал свое государство Риму. Этому завещанию воспротивился его брат Аристоник. Три года он воевал против римлян, но измена и сила победили его. Аристоник замучен римлянами. Так говорили, но народ в это не верил.
Его бывшие воины скитались по всем царствам Востока в надежде, что кто-нибудь из местных царьков наймет их на службу.
Аридема Пелида пощадила смерть, но одолела нищета. Пастух из маленькой пергамской экономии, он ни разу не видел в глаза римлян, не понимал толком, за что должен умирать. В последнем бою с римлянами он бросил оружие и бежал. Нанялся матросом к финикийскому корабельщику, но полная тревог и опасностей жизнь морехода пришлась ему не по вкусу, и он покинул корабль.
С тех пор бродяжничал по Востоку, добывая пропитание где попрошайничеством, а где и воровством.
Опытный глаз пергамца сразу оценил Ниссу. В обмен за рассказы о небывалых подвигах она приносила неудачливому герою пирожки с бараниной, лук, жаренный в масле, орехи в меду. Пергамец клялся любить ее, как Филимон любил Бавкиду. Но через несколько недель сообщил дорогой Ниссе, что нанялся стражником к одному водителю караванов. На прощанье посоветовал не горевать.
— Такова судьба!..
Нисса не плакала. Облизала пересохшие губы и, сразу подурнев, глухо спросила:
— Если будет сын, назову твоим именем. Можно?
— Можно, — великодушно разрешил пергамец.
Надсмотрщица заметила нездоровье Ниссы, отозвала ее в сторону:
— Ты девушка старательная, и я с радостью избавлю тебя от неприятностей.
Нисса отрицательно качнула головой.
— Тебя продадут, — сердито и обиженно крикнула надсмотрщица. — С малышами у нас не держат, а ты смогла бы скоро стать моей помощницей.
Нисса промолчала.
Ее продали в Вавилон. Прекрасный огромный город, где под висячими садами пролегали тенистые улицы. На перекрестках в водоемах, выложенных разноцветными изразцами, плавали золотые рыбки, украшенные драгоценными камнями. Эти камни вращивали им в тело между чешуйками. Рыбки почитались священными, и трижды в день мальчики-жрецы в желтых хитонах подзывали их звоном серебряных колокольчиков и кормили.
Вавилон понравился Ниссе. Среди больших ступенчатых зданий и городской толчеи попадались целые кварталы, полные зелени и тишины. Там, в прохладных массивных храмах, жили ученые жрецы — служители богини звезд Иштар и ее супруга Нина, бога Неба.
