Я пытаюсь унять беспокойство, крутя эти мысли в голове целыми днями.
Через неделю капитан стучит в мою дверь.
— Да?
— Сегодня ты должна провести перепись, — говорит он, улыбаясь. — Пойдем со мной.
Я отправляюсь вместе с ним в трюм, где вижу пленников. Они сидят, играют в шахматы, дремлют. Все выглядят хорошо отдохнувшими, сытыми, целыми и невредимыми. Здесь нет неприятных запахов. Все кажется вполне нормальным. Удивительно нормальным. Как и я.
— На каждого из них нужно завести личное дело и записать их данные, — говорит капитан и протягивает мне блокнот и ручку.
Я подвигаю стул поближе к решетке. Провожу руками по лицу так, будто снимаю и надеваю невидимую маску. Так я готовлюсь к тому, что они расскажут. О своем возрасте — им всем примерно от двадцати четырех до пятидесяти восьми. О росте и весе. О размере одежды — от самого маленького до самого большого. О цвете глаз — голубые, ореховые, карие, черные. Какой длины волосы, их цвет, их густота и жесткость. Каким вы видите себя через пять лет? Как засыпаете ночью? Когда просыпаетесь? Каков ваш главный недостаток? Только не говорите, что вы перфекционист! Все ли зубы у вас на месте? Куда вы направлялись?
— У нас было выездное совещание! — отвечает один пленник.
— Тимбилдинг. Я заказала небольшое судно с прозрачным дном, — добавляет какая-то женщина, кажется их босс.
— Мы наблюдали за всякими рыбами. За рыбой вообще.
— Я даже видел акулу! — раздается в толпе.
— Да ладно! Это была не акула. Вы не могли ее увидеть!
— И Джо тут ни при чем! — говорит Джо.
— Еще там были радужные медузы.
— Мы все наблюдали за ними, когда вы на нас напали, — вновь говорит леди-босс.
— Давайте займемся переписью, — предлагаю я, совершенно не представляя, что делать дальше.
Общие характеристики. Образование. Вероисповедание. Опыт работы. Предыдущие похищения. Будущие планы. Жизненные навыки. Кредитная история. Дети и домашние животные. Сыновья, дочери, близнецы, старшие братья и/или сестры. Семейное положение. Находятся ли супруги здесь же, остались дома или их совсем нет. Первая любовь. Последний обед.
— То есть тот, что вы нам только что подавали? — уточняет один пленник.
— Или тот, что мы ели до захвата? — выдавливает из себя Джо со скрипом.
— Я не знаю, — отвечаю я, и это правда.
Самый ужасный поступок в вашей жизни. А самый прекрасный? Донес тяжелые сумки пожилой даме. Сняла собаку с дерева.
— А разве не кота? — спрашиваю я. — Обычно на дереве застревают коты.
— Нет, потому-то мой поступок и самый прекрасный, — отвечает женщина, которая сняла собаку с дерева.
Любая деталь, которая могла бы спасти им жизнь. Любая деталь, которая объяснила бы их жизнь. Их отпуска, свидания, кошмары, скучный выбор, тяжелый год. Которая стала бы сутью всех их ошибок. Показала бы уровень их неопытности. И их работу, работу, работу.
Вдруг кто-то тихо проговорил:
— Когда-то я работала на этом корабле.
Какая-то женщина в разноцветной юбке выходит вперед. Кажется, вокруг нее поднялся вихрь. Несколько секунд она молчит, но потом произносит:
— Меня зовут Перл.
— Разумеется, она лжет, — говорит моя Перл.
Вся команда собирается в трюме, чтобы посмотреть на женщину, которая утверждает, что она и есть настоящая Перл.
— Зачем мне лгать? — спрашивает женщина.
Она абсолютно спокойна. Голос ее звенит, как натянутая струна, но она тщательно контролирует его. Она лет на десять моложе моей Перл и совершенно на нее не похожа. Чисто теоретически, тут даже речи не может быть о том, кто же из них настоящая. Якобы-Перл довольно высокая, тонкая, с прямой спиной и длинными ногами. Моя Перл пониже меня, но даже через длинную разноцветную юбку и мятую блузу видны аппетитные формы.
— Да вы только взгляните на ее юбку, — говорит моя Перл и кладет руку мне на плечо. — Всего лишь жалкое подобие моей.
— Мне кажется, она может быть настоящей Перл, — говорит капитан, глядя в лицо пленнице, — но я сомневаюсь. Настоящая Перл точно не ниже моей зарплаты. А мне платят совсем не за то, чтобы я смотрел вниз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В его взгляде мелькает тень узнавания, и он поворачивается к моей Перл, чтобы она все объяснила сама или хоть как-то его успокоила.
— Она не может быть ею, это просто нелепо, — говорит моя Перл. — Потому что настоящая Перл — я.
По нашей пиратской команде прокатывается ропот сомнения. Я с недоверием наблюдаю, как Перл убеждает всех в том, что она единственная, что до нее не было никаких других Перл и она сама точно незаменима.
— Повороши-ка свою память и вспомни, — обращается она к капитану, — как мы украли этот корабль, увели его из доков совершенно новеньким. Вспомни каждый момент нашей жизни на нем и посмотри на меня. Я занималась всеми документами и квитанциями. Я подбивала тебя на грабежи и грабила вместе с тобой. Мы затеяли столько дел, мы вместе обедали, я часто замещала тебя и предавала тебя, я стригла твои волосы и брила тебя, я натирала твою грудь мазью. Это я разбила бутылку шампанского о борт нашего корабля, чтобы удача сопровождала нас. Это я доставала из моря сети, полные рыбы…
— Но это была я! Это все обо мне! — восклицает пленница. Голос ее звучит резче и взволнованнее. — Я рассказала тебе об этом, когда тебя прислали на замену. Это мои воспоминания.
— Я пишу методички о борьбе с лжецами, предателями и дезертирами.
— Это я их все написала, — с отчаянием говорит то-ли-настоящая, то-ли-ненастоящая Перл.
Она так убедительна, что я уже начинаю сомневаться в той Перл, которую знаю. Это просто сбивает с толку. Никто никогда не бывает тем, кем себя называет, но многие приближаются к себе настоящим больше, чем другие. Не факт, что пленница Перл до сих пор остается собой после стольких лет отсутствия. Да я и за себя-то поручиться не могу! Останусь ли я собой хотя бы через год? А лет двадцать спустя наверняка найдется тот, кто будет похож на меня гораздо больше меня самой.
Пленница-Перл плачет и срывающимся голосом повторяет:
— Мои методички.
— Если это твои методички, — парирует пока-еще-настоящая-Перл, — ты точно знаешь стандартный протокол. И знаешь, что прямо сейчас настало время расчленения.
Наша пиратская команда ликует, моя Перл стоит на табурете.
— Но важно другое, — говорит она чуть мягче. — Давайте представим, что здесь, за решеткой, находится настоящая Перл. Что это действительно она, а не лживая пленница. Давайте представим, что она хотя бы наполовину или пусть на две трети такая же сексуальная, как я. Даже если вы, дорогой капитан, сэр, наняли эту костлявую клячу в цветастой попоне первой. Даже если она и есть настоящая Перл, хотя это, конечно, не так. Тогда скажите мне, кто я? Пусть любой из вас назовет мое имя! Если я — не Перл, то как меня зовут?
Пираты хрипят от возбуждения, потому что при одном только взгляде на мою подругу им на ум приходит всего одно имя, которое они знают, — это имя Перл. Все снова ликуют.
Имеем ли мы, самые жестокие пираты на свете, право судить о том, что было когда-то? Так ли уж важно, кто мешает мясо в кастрюле, если его подает другой? Так ли уж важно, кто чинит платье, если его носит другой? Эта женщина знает свою работу!
— Расчленить! Расчленить самозванку! — кричит кто-то.
— Мы все знаем, кто должен это сделать, — говорит моя лучшая подруга Перл. — Кто должен расчленить.
Все постепенно отступают назад, пока в центре круга не остаюсь я одна. Перл протягивает мне нож. Таких огромных ножей я не видела даже в драгоценной коллекции своего парня-кулинара.
— Да, определенно, это работа Дарлы, — соглашается капитан, — именно она должна это сделать.
— Подойдет любая конечность, — говорит мне Перл. — Можешь отрезать ей что хочешь — это твой выбор.
И команда оставляет меня за работой.
