В противоположном углу помещения раздался какой-то треск. Аполлон повернулся и увидел, что Афродита неизвестно откуда раздобыла попкорн и сейчас шарик за шариком доставала его из пакета, оценивающе обнюхивала и клала обратно. Боги не ели пищу смертных, но Афродита, как чрезвычайно чувственная натура, обожала запахи. Заметив, что Аполлон смотрит на нее, она подмигнула. Затем чуть-чуть высунула кончик своего розового языка и облизнула очередной шарик попкорна. Это зрелище породило у Аполлона смутную тревогу: его тетка неспроста была так довольна собой. Она ведь собиралась отомстить ему… Может быть, она что-то затеяла? Но не успел Аполлон задуматься над этой мыслью, как в его наушнике прозвучал голос режиссера: все было готово к съемке.
Из колонок полетели первые аккорды мелодии из фильма «Грек Зорба». Аполлон откинул занавес и вышел на сцену, сопровождаемый двумя сивиллами. Зрители вежливо, но без энтузиазма похлопали. Сделав глубокий вдох, Аполлон в приветственном жесте вытянул правую руку. Его текст был написан на ладони.
— Добро пожаловать в «Оракул Аполлона», — произнес он. — Приготовьтесь стать свидетелями незабываемого, чудесного зрелища…
Эрос сидел в заднем ряду, чувствуя себя глубоко несчастным. В зале было ужасно жарко, и кожа под его усами начала зудеть. В кармане он сжимал мобильный телефон с отключенным звуком, но включенным виброзвонком, а у его ног стояла сумка с луком и стрелами. Совсем, близко от него, на сцене, что-то вещал Аполлон — по мнению Эроса, наименее симпатичный из его родственников. Хвастливая речь Аполлона исполняла роль вступления: само действо еще не началось.
«Может, еще не поздно уйти?» — продолжал сомневаться Эрос.
Но тут в его кармане коротко завибрировал телефон. Пришло сообщение от матери:
«ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ».
На сцене тем временем действо сдвинулось с мертвой точки. Аполлон по-прежнему стоял в самом центре, но сжал пальцами виски и поворачивал голову из стороны в сторону, как будто его охватил прилив вдохновения. Прямо скажем, выглядело все это довольно неестественно. Сивиллы же двинулись в разные стороны — к проходам между сиденьями, и за каждой тащилось по возбужденному оператору. Впрочем, следовало отдать операторам должное — надо было совсем ничего не смыслить в своем ремесле, чтобы не заснять крупным планом это великолепие ног, бедер и грудей.
— Я что-то чувствую… — стонал Аполлон. — Оно приближается…
Когда сивилла, отвечающая за проход, где сидел Эрос, подошла ближе, он попытался спрятаться, прикрыв лицо рукой, Но сивилла даже не взглянула на него: не доходя нескольких шагов, она остановилась и стала внимательно смотреть на женщину за пятьдесят в розовато-лиловом брючном костюме из велюра, с грудью размером с добрые дыни и желтыми волосами.
— Да, да… — тем временем завывал Аполлон. — Оно пришло, и как же оно сильно!
Эрос сидел совсем недалеко от сивиллы, и у него были глаза лучника, поэтому он — вероятно единственный в этом зале, не считая самого Аполлона, — видел, как вздрогнули ее пальцы.
— Я обращаюсь к вам, прекрасная дама в лиловом костюме, — сказал Аполлон. — У меня для вас новости.
Звукооператор поднес микрофон к лицу ошеломленной женщины. Все зрители устремили взгляды на нее, и никто не заметил, что пальцы сивиллы вновь шевельнулись.
— Вы кого-то потеряли, — проговорил Аполлон. — Кого-то дорогого для вас. Крота…
На этот раз движение кисти руки сивиллы более напоминало удар.
— То есть кота, — поправился Аполлон.
Желтоволосая женщина изумленно вытаращила глаза и кивнула.
— Точно, — пробормотала она. — Откуда вы знаете?
— Вам не стоит волноваться, — произнес Аполлон. — Да воцарится спокойствие в вашей измученной душе. Малыш Клифф оказался заперт в гараже соседей и придет домой, как только они вернутся из своей поездки.
— Точно, его зовут Малыш Клифф! — воскликнула женщина. — И мои соседи действительно уехали — решили навестить свою родственницу в Уэльсе. Он никак не мог этого узнать, — сообщила она остальным зрителям. — Это чудо!
Сивилла улыбнулась и сложила руки на груди, а Аполлон тем временем продолжал:
— Малыш Клифф говорит, что вам незачем расстраиваться, что ему не так уж плохо в гараже, но его уже тошнит от мышей, и он просит вас приготовить к его возвращению его любимое лакомство.
— Рыбный пирог? Ну конечно, милый, так и сделаю! Спасибо вам! — всхлипнула женщина. — Большое спасибо!
Сивилла бросила на Аполлона сердитый взгляд, но тот, словно ничего не замечая, медленно отступил на несколько шагов.
— Ну вот и все… — простонал он. — Оно ушло!
Зрители разразились аплодисментами — все, кроме Эроса, который оскорбился за сивилл. Казалось, дни дельфийского оракула вернулись: как обычно, Аполлон был в центре всеобщего внимания, сваливая всю черную работу на других. Когда Аполлон двинулся на другую половину сцены, поближе ко второй сивилле с ее ловкими пальцами, Эрос поймал себя на том, что пальцы его руки сами потянулись к сумке и теперь поглаживали лежащие там лук и стрелы.
Телефон в кармане завибрировал вновь. Конечно же, это была его мать.
«ВСПОМНИ О ДАФНЕ».
А на сцене упивался собой Аполлон. Первое время ему создавал неудобства наушник, из которого непрерывным потоком неслись указания режиссера, как надо стоять, что говорить и куда смотреть, но вскоре Аполлон понял, что лучше просто не обращать на них внимания. Он вообще никогда не слушал чьих-либо указаний.
Сейчас он мог импровизировать как его душе угодно. Да, были репетиции, был сценарий. Да, продюсер, режиссер и какие-то еще люди, слишком мелкие, чтобы замечать их, хмурились и отчаянно жестикулировали за звуконепроницаемым стеклом, отделявшим продюсерскую комнату от зрительного шла. Голоса в его наушнике соответствовали раздраженному виду этих людей:
— Не выставляй свои волосатые ноги, стань на крест на полу и хватит размахивать руками!
Но если сосредоточиться как следует, эти голоса можно было воспринимать как посторонний шум. В конце концов, кто они такие, чтобы так обращаться к нему? Невежественные букашки, называющие себя «продюсерской группой»… Аполлон никогда не был командным игроком — он был артистом. Уже много-много тысячелетий, с тех пор как их островок отделился от большой земли и ушел в море, он только и делал, что играл на публику.
— Надо устроить перерыв! Аполлон, объяви перерыв!
— Клянусь песками Эгейского моря, — вскричал Аполлон, позволяя потоку воображаемых песчинок просыпаться у него между пальцами, — будущее принадлежит мне!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
