Начать осмотр он решил с цокольного этажа, где были лаборатории. Он справедливо полагал, что-то, что охраняется лучше всего, должно быть проверено в первую очередь. Лестница в цокольный этаж вела прямо из вестибюля, всего один пролет. Дверь туда была заперта, но у Минаева были ключи. Он отпер ее, открыл, зашел в коридор цокольного этажа. Там пыли было намного больше, видимость в свете луча фонаря была метров пять. Зато слышимость была хороша, и то, что Николай услышал, больше всего напоминало ему фильм про джунгли. Орали обезьяны.
Обезьян Николай не то, чтобы не любил, но и доверял им не очень. Странный зверь, привезенный непонятно откуда, крикливый и бестолковый. Что мелькнуло у Николая почти под ногами, и он уронил туда луч фонаря. Крыса бежала вдоль коридора, причем ее спинка в свете луча отливала ярко-красным, а за ней оставался кровавый след. Крыс Николай не любил, и его брезгливо передернуло. Но все же он пошел вперед, дальше. Больше всего его беспокоило, не начинается ли где нибудь пожар. Мебель в лабораториях была деревянной, да и кто знает, какой химией товарищи ученые пользовались? И у генератора есть запас солярки. И сам генератор запустить неплохо было бы, хоть он должен был включиться сам. А животными пусть занимаются те, кому положено ими заниматься.
Ущерб на этом этаже был немал. Пара дверей были выбиты взрывной волной и лежали в коридоре, под ногами хрустело стекло с потолочных плафонов. Однако металлические двери справа были целы, и даже печати на них уцелели. Там хранились в герметичных специальных шкафах "культуры", и именно это помещение следовало охранять с особым тщанием. Николай вздохнул с облегчением, комнаты с "культурами" уцелели. Снова в свете фонаря пробежала крыса, затем за ней еще одна, в пятнах побуревшей крови, и двигалась она медленно и как-то странно, неуклюже, раненая, наверное. Обе не обратили на Николая ни малейшего внимания.
В комнате слева от коридора визг обезьян неожиданно усилился и превратился в настоящую истерику.
– Чего разорались? - рявкнул Николай скорее для того, чтобы подбодрить самого себя, чем заставить обезьян замолчать. Они и не замолчали. На поясе у охранника висела телескопическая дубинка, и он вытащил ее из чехла. Минаеву не нравилось, как орали обезьяны, и он решил, что если что, то разгонит их дубинкой. Он толчком раскрыл до конца приотворенную дверь и вошел в темный зал лаборатории. Повел фонарем слева направо и обратно. Обезьян в комнате было много. Почему-то были открыты все автоматические двери в виварий, и насколько Минаев помнил, они должны были блокироваться в случае каких то проблем. Уже нехорошо, что-то пошло не так, как следовало. Обезьяны сидели на столах, шкафах, смотрели куда то вниз и орали как резаные. Внизу, на полу, были еще обезьяны, некоторые из них явно выглядели тяжело ранеными, хотя при этом, на первый взгляд, их это не слишком заботило.
– И чего? - спросил Николай сам себя, и вдруг почувствовал, как в правую его руку, в которой была зажата дубинка, вцепилось что-то острое. Он посмотрел вниз, и увидел буквально повисшую у него на руке обезьяну, вцепившуюся зубами в его плоть. Кровь текла по ладони, стекая прямо на ее оскаленные зубы.
– Ах ты, сука!
Удар тяжелого фонаря проломил обезьяне череп, и ее труп свалился на пол. Крик в лаборатории усилился, так, что у Николая уши заложило. Он глянул на руку - не слабый укус, кровь изрядно течет, хотя могло быть и хуже. Все же это не горилла, маленькая мартышка и клыки у нее мелкие. А в зале лаборатории вдруг началась суета. Две из сидевших на полу обезьян бросились на своих товарок. Те заорали, заметались по столам и шкафам. Одна из обезьян, которые атаковали своих товарок, сумела вцепиться одной из них в шерсть, и она начала яростно кусать свою визжащую и вырывающуюся жертву.
– Да провалитесь вы! - заорал Николай, выскочил за дверь, захлопнув ее за собой. Не хватало еще, чтобы еще какая нибудь из этих рехнувшихся от взрыва обезьян в него вцепилась. И вообще, ему была нужна аптечка из караульного помещения. Следовало продезинфицировать рану и перевязать. А вообще, по хорошему, попозже надо бы и врачу показаться. Если только тот не пропишет курс уколов от бешенства, этого для полного счастья не хватало.
Дегтярев Владимир Сергеевич.
Владимир Сергеевич пил чай у себя на кухне, читая материалы по последним наблюдениям, когда зазвонил телефон. Звонил Оверчук, которому позвонил, в свою очередь, Николай Минаев. Владимир Сергеевич выслушал "безопасника", мрачнея лицом с каждым его следующим словом.
– Черт, черт, черт!
С этими словами Дегтярев бросился одеваться. Он толком не понял со слов Оверчука, что случилось, но точно знал, что ничего хорошего случиться не могло. Эта жуткая зараза внутри превращала здание института в угрозу всему живому, и любое происшествие могло лишь ухудшить положение. Надо было уже сегодня бить тревогу, когда стало ясно, что новый штамм "Шестерки" - это воплотившийся в реальность кошмар.
– Володя, куда ты? - остановила его, судорожно впрыгивающего в штанину, жена.
– Алина, кое-что случилось, меня вызвали. Мне надо на работу.
– Когда вернешься?
– Не знаю. Я позвоню.
Владимир Сергеевич несколько раз набрал телефон поста охраны со своего мобильного телефона, но там никто не отвечал.
– Володя, что случилось?
– Алечка, не знаю. Что-то взорвалось в здании института.
– Это может быть опасным?
– Не думаю.
В кухню зашла Ксения и как-то странно посмотрела на отца. Владимир Сергеевич перехватил ее взгляд, спросил:
– Что случилось, милая?
– Ничего, все нормально.
Ксения подошла к окну, встала у него, глядя на здание МГУ. Дегтярев же, уже одетый, выбежал из квартиры, вызвал лифт, и через минуту уже бежал по темной улице к подъехавшему черному "Геландевагену" Оверчука. "Безопасник" сам заехал за директором института. А еще через двадцать минут они подъехали к воротам НИИ. Обычно Оверчук въезжал во двор, равно как и остальные сотрудники, но ворота были с электрическим приводом, а электричества у института не было. Пришлось оставить машину у ворот. Возле них стояли уже несколько милицейских машин с включенными проблесковыми маячками, было людно. Но на территорию института милиция пока не заходила.
Слева от ворот, в круге света от уличного фонаря, питающегося не от институтской сети, мелькнула какая то быстрая тень. Дегтярев остановился и почувствовал, как сердце оборвалось и провалилось куда-то в желудок. Спутать пробежавшее животное с чем-то другим было невозможно. Это была обезьяна из институтского вивария. Дегтярев бросился в ту сторону, но животного уже и след простыл. А на асфальте остались капельки крови.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
